Таня Гроттер и ботинки кентавра
Шрифт:
Когда несколько минут спустя в Бухте Птицы появились солдаты личной гвардии Гуссина, там никого уже не было, только отпечатки копыт виднелись на песке.
– Мы их упустили. Мальчишку, укравшего дракона, кентавра-заговорщика – всех, – сказал высокий магфицер с золотой цепью на бедре гвардейскому магжанту.
– Зато теперь мы знаем, что им помогают маги Борея. Все видели пикирующую крепость, – отозвался магжант.
– Уверен, Гуссин использует это как повод, чтобы в зародыше подавить восстание этих негодяев-кентавров. Они должны запомнить свое место. Раз и навсегда. Точку в этой истории нужно поставить вот так, – магфицер с золотой цепью занес копье Найди-Меня-Смерть и с ненавистью
Воздушные течения медленно несли пикирующую крепость на запад, туда, где на холме у сломанной сосны у Шурасино была назначена встреча. Земля внизу едва была видна. Ее скрывали облака. Те же облака прятали от любопытных глаз и пикирующую крепость. Теперь, когда они летели над Царством Воды, а затем и над землями соседствующего с ним Царства Огня, следовало быть осторожными.
На запястье Шурасино, закрывая браслет, была намотана тряпка, он то и дело окунал руку в воду, налитую в медный кувшин с широким горлом. Он делал это по совету Мардония, убежденного, что магия браслета скорее всего является огненной, а раз так, то вода может нарушить связь браслета с тем, кто стоит за ним.
– По-моему, ерунда все это. Не поможет, – ворчал Шурасино, каждую секунду ожидавший новой боли в запястье и нового ожога.
– Все равно попытаться стоит. Иначе такой браслет был бы и у И-Вана. Но у И-Вана его нет, потому что И-Ван попал в От-И-Тиду, город, где царствует магия воды. Ты понимаешь? – убеждал его кентавр.
– Нет.
– Но ведь ты ослушался приказа браслета и не убил И-Вана? И хозяин браслета не узнал об этом и не наказал тебя, потому что следующие несколько часов ты провел в океане, на драконьей спине, где совсем непросто было сохранить браслет сухим. Сдается мне, что этот браслет – всего лишь магический предмет, завязанный на одну стихию, на огонь… А тот, кто стоит за ним, очень интересуется теми, кто обладает магией всех стихий, как вы с И-Ваном, – сказал Мардоний, вспоминая о чем-то своем неприятном, что заставляло его хмуриться.
– Мы владеем магией всех стихий? – недоверчиво переспросил Шурасино.
– А кто сжег копья? – в тон ему ответил кентавр. – И вообще никогда бы тебе не стать главным магом Борея за какой-то год, если бы было иначе. Наверняка ты к воздушной магии примешивал немало посторонней, не так ли?
– Э-э, нет… Я как-то не задумывался об этом, – не очень уверенно ответил Шурасино. – Ну разве что иногда. Смотрю, древние заклинания срабатывают, ну и стал экспериментировать. Мой учитель заметил это и стал использовать мой дар. А потом, когда он по рассеянности разбился, меня первым магом сделали. А чтобы огонь там или вода… Может, думаю, у меня магия воздуха такая сильная, что все подпитывает?
Мардоний провел рукой по покрытым изморозью камням пикирующей крепости. Здесь, высоко над землей, было очень холодно. Не окажись в кладовых пикирующей крепости запаса теплой одежды, у И-Вана и Шурасино были бы все шансы обледенеть. Когда кентавр говорил, из его рта вырывалось облачко пара.
– Три последних дня я скакал вдоль берега, ускользая от солдат, и все время думал, от кого наши беды. Почему кентавры стали рабами? Почему рухнула единая империя, маги которой владели всеми видами волшебства? Отчего каждому из новых царств досталась в наследство одна какая-то стихия? По какой причине так расплодилась нежить в Варварских Лесах и Диких Землях? Где ключ ко всем несчастьям этого мира? И только вчера вечером, вспомнив об ауре И-Вана, я кое в чем разобрался… А теперь и твоя аура, Шурасино. Она тоже многоцветна, и ты тоже не помнишь своего прошлого. И вот ваши пути пересеклись.
– То есть во всех бедах этого мира виноваты мы? – осторожно спросил И-Ван.
– Нет. Все началось еще до вас. Вы лишь эхо тех событий, что случились задолго до вашего появления здесь. К тому же я уверен: нити ваших жизней ведут не в этот мир. В этом тайна вашей многоцветной ауры.
– А откуда мы тогда взялись?
– Я могу только предположить. Мы, кентавры, из поколения в поколение бережно храним предания кентавра Хирона, который мудрее всех нас, несмотря на свои пять букв…
«Я так и думал, что он скажет про пять букв. Они без этого подсчета не могут…» – с улыбкой подумал И-Ван и внезапно перестал улыбаться. Он сообразил, что у него самого в имени всего четыре буквы. А раз так, то какого мнения о нем Мардоний на самом деле?
– Кентавр Хирон пришел откуда-то извне, из мира, куда, как он говорил, ведет лишь одна дорога – узкая, как сердцевина песочных часов. Он называл наш мир – миром-отражением. А иногда миром-двойником. Но он же признавал, что он не менее реален, чем его собственный. А раз так, то оба мира возникли в одно вселенское мгновение и исчезнут, когда пробьет час, тоже в одно вселенское мгновение.
– Выходит, существуют два мира – наш и Параллельный? – спросил И-Ван.
– А почему нет? Парадокс Хирона, как мы, кентавры, его называем. Представь себе два громадных зеркала, повернутых друг к другу. И вот между ними пролетает ласточка, пролетает очень быстро, потому что удирает от коршуна. Ласточка мелькает так быстро, что отражается только в одном зеркале. Второе почему-то опаздывает с отражением. Воможно, оно чуть отклонилось или причина в другом. Но самое интересное происходит потом, говорил Хирон. Отражение ласточки в зеркале пытается исчезнуть, но прежде чем это происходит – второе зеркало ловит отражение первого зеркала. И начинается бесконечная игра – отражение отражения первого отражения…
– Угу… Буддийский монах спит, и ему снится, что он бабочка. Он просыпается и думает: теперь я всегда буду сомневаться, кто я на самом деле. Возможно, я бабочка, которой снится, что она буддийский монах, – со знанием дела сказал Шурасино, толком не понимая, почему он это вспомнил. В мире Четырех Стихий явно не было буддийских монахов.
Мардоний серьезно и без удивления кивнул:
– Теперь перехожу к главному. К тому, что открыло мне глаза на вашу истинную сущность. Как случилось, что вы были здесь признаны, получили имена и сумели быстро приспособиться? Да очень просто. В Параллельном мире все имеют своих двойников. Их место вы и заняли.
– А они-то сами куда подевались? Почему мы с ними не встретились? – спросил И-Ван.
– Перетекая в другой мир, ты замещаешь своего двойника. Понимаешь? Нельзя оказаться в ином мире и не слиться с ним. Именно поэтому встретить своего двойника невозможно, потому что он и есть ты, а ты он.
– То есть, переместившись сюда, мы их убили? – поежившись, уточнил И-Ван.
Мардоний покачал головой:
– Сомневаюсь. Скорее, вы вытеснили их в свой мир. Между мирами должен быть баланс. В тот миг, когда что-то перешло из мира I в мир II, – что-то равноценное и идентичное должно было обязательно перейти из мира II в мир I.
И-Ван с Шурасино переглянулись.
– Вообрази, как там в мире I тоскливо бедному Шурасино. И какое у него там имя! Какой-нибудь Шура-сикс, – фыркнул И-Ван.
– То же самое можно сказать и про тебя. Ты там какой-нибудь Иванлякин в майке с дырами, – обиделся Шурасино.
И-Ван вздрогнул. Ему почудилось вдруг, что Шурасино случайно потянул за какую-то нить в его памяти. Но за какую?
– Теперь самый важный вопрос: почему мы сюда переместились? Что открыло нам дорогу в этот мир? – продолжал Шурасино.