Таня Гроттер и пенсне Ноя
Шрифт:
– Я пошутил. Овсянку любят лишь англичане. Вся прочая любовь к овсянке – чистейшей воды плагиат! – сказал Дурнев. – К тому же ты наверняка не мыл кастрюлю! Максимум ты ее вылизал, не правда ли?
Щечки у оборотня порозовели.
– Вечно ты придираешься, братик! Я хотел, то ись, как лучше!
– Знаю я, чего ты хотел! Так и быть: можешь сходить сегодня к манекенщицам, только не притаскивай их сюда. Нинель будет сильно не в духе. А когда она не в духе, у этих куколок запросто могут оторваться ножки.
Халявий завыл от восторга. Он подпрыгнул, прищелкнул ножками и кинулся
– Убери кастрюлю, осел! Ты соображаешь, что делаешь? – завопил бывший депутат.
Оскорбленный внук бабы Рюхи с грохотом швырнул кастрюлю прямо на биржевые котировки.
– Я не осел, Германчик! Я мог бы потребовать с тебя миллион жабьих бородавок за моральный ущерб! Нынче такие процессы в моде.
– У тебя слишком много морали! – огрызнулся Дурнев.
– Во-во! – охотно согласился Халявий. – Вагоны! Мне бы хоть по дырке от бублика за каждый раз, что меня назвали «ослом» и по полмозоли за «дурака»! Я давно бы стал миллионером.
Неожиданно из кухни донесся панический визг тети Нинель. Дядя Герман извлек из шкафа шпагу своего пращура и помчался на подмогу. За ним в некотором отдалении следовал Халявий, не отличавшийся героическим нравом.
То, что они увидели на кухне, могло потрясти любого непривычного лопухоида. Рядом со столом на полу сиял средних размеров круг, в котором кость за костью и сухожилие за сухожилием материализовались Бум и Малюта Скуратофф. Появлялись они очень постепенно – вероятно, на этот раз вампиры применили какой-то новый способ перемещения в пространстве.
Наконец, после недолгой заминки, вызванной тем, что головы появились в последнюю очередь, Малюта Скуратофф шагнул из круга, прижимая руку к сердцу.
– Рад приветствовать величайшего из великих и славнейшего из славных! Малюта Скуратофф бьет челом Отцу Всех Вампиров господину Герману Дурневу и его почтенным домочадцам!
Дядя Герман неохотно спрятал шпагу.
– Взаимно рад видеть! – сказал он и брезгливо, точно холодную котлету, потрогал ладонь Малюты.
Бум с сопением вышел из круга и остановился рядом с шефом, обозревая кухню. По каким-то смутным причинам это не понравилось Халявию.
– Эге! Тиха украинская ночь, но сало лучше перепрятать! – сказал он сам себе и умчался.
Некоторое время Дурнев и Малюта Скуратофф обменивались неумеренными комплиментами, после чего дядя Герман сформулировал свою мысль более определенно:
– Чем обязан такому безмерному счастью? За тибидохской вещицей? Память предков и все такое?
Малюта Скуратофф развел руками. Его маленький нос залоснился.
– Какая там теперь вещица, – сказал он с грустью. – Ванька-то уж сами знаете где. Докатился. Пупперов стал грохать ну и пропал. Самим нам в Тибидохс не сунуться, а от вашей дочурки, извиняюсь, никакого толку.
Дядя Герман слегка удивился такой осведомленности вампиров, однако не подал виду. В конце концов, вампиры тоже могли слушать зудильник. Да и с нежитью они в союзе.
– У нас дельце другого рода, – продолжал Малюта. – Мы, ежели совсем в лоб сказать, за сапожками пришли. Вашего-с пращура-с. Одолжить… Украсть никак нельзя. Пращур ваш был мужчина нравный, такой и из Потустороннего Мира
– И зачем же вам мои сапожки? – поинтересовался Дурнев, вспоминая высокие сапоги графа Дракулы, которые он раз в неделю собственноручно смазывал смягчающим кремом. Сапогам это нравилось – они подпрыгивали и позванивали шпорами.
Бум и Малюта Скуратофф переглянулись.
– Сказать? – спросил Бум.
– Ну скажи, – пожал плечами Малюта.
– Это… летает там, дурында, скрипит, народец простой убаюкивает… Оно вроде бы и ничего, охотиться просто. Вышел – и раз тебе, грызи кого хочешь – на осиновый кол по-любому не нарвешься. Да только уж больно кровь невкусная становится. Ни пожрать прилично, ниче! – буркнул Бум.
– Гемоглобин от страха теряют. Засыпать засыпают, а после уж не просыпаются. Такой народец несознательный, – пояснил Скуратофф. – Вот мы и решили сапожки, значит, одолжить. Иначе без сапожек ваших никак за ней не угнаться. Шустрая больно.
– Кто шустрая? – спросил окончательно запутанный Дурнев.
– Да галера! И откуда взялась, непонятно – кружит над Трансильванией, даже невидимой не становится. То низко совсем опустится, то зависнет, а то вдруг взлетит под самое небо да начнет кружить – глазом тогда не уследишь! Я пару раз, признаться, посылал ее перехватить, да без толку. Двух лучших слуг потерял, – поведал Скуратофф.
– А что за галера? – спросила тетя Нинель.
Она уже пришла в себя настолько, что открыла холодильник и начала уминать куриный рулет. Бум со скрытой страстностью смотрел на ее полнокровные артерии, однако пока был вполне предсказуем. Держать себя в руках ему помогали шпага графа Дракулы и увесистый кулак самой тети Нинель.
– Да есть там одна такая… – неопределенно ответил Малюта. – Только непонятно, чего она к Трансильвании привязалась. Вроде как держит ее что у нас, а что – поди смекни. Так как же, Отец Всех Вампиров? Дадите сапожки?
Дурнев задумался. Он был тертый малый, и опыт подсказывал ему, что дать что-то в долг – хуже, чем выбросить. Особенно такому скользкому типчику, как Малюта. К тому же, избавив Трансильванию от галеры самостоятельно, он сильно поднял бы свой авторитет среди местных и стал бы уже не только номинальным председателем, но и действующим. Вот, правда, ехать ему в Трансильванию ох-ох-ох как не хотелось. Но преуспевающий человек тем и отличается от дурака, что делает то, что ему не хочется самостоятельно. Дурак же терпеливо дожидается, пока его заставят.
– Нет, сапог я не дам, – твердо заявил Дурнев. – Я полечу сам и разберусь, что удерживает там галеру. Я, как человек… хм… любознательных взглядов и отчасти официальное лицо, не могу остаться в стороне, когда родина страждет.
– Вы человек любознательных взглядов? – уточнил Малюта, умевший ценить деловое косноязычие.
– А то кто же? Но ближе к делу. Когда это лучше сделать?
– Вечером. Часа за два до полуночи. Тогда она опускается низко и зависает. Над лесочком над самым. Так мы очень на вас надеемся! А как добраться – вы не беспокойтесь. Мы поможем, – сказал Скуратофф. – Пошли, Бум! До встречи, Отец Всех Вампиров!