Таня-революционерка(Рассказы)
Шрифт:
Мама встала, тряпкой стол вытерла. Сел пристав протокол писать.
«Ой, — думаю, — что же он такое пишет?..»
А дальше я не помню: не то заснула, не то в забытьи лежала. Очнулась, как от толчка. Открыла глаза, гляжу — за окном светает. Мама у лампы сидит, шьет. А посреди комнаты стоит папа.
Вспомнила я все, чуть не закричала от радости. Цел мой папа! Дома!
Мама говорит:
— Да что я, с ума, что ли, сошла? Как же это не помнить? Говорю — своими руками Танюшке под подушку сунула.
Пожал папа плечами.
— Чудн'o, —
Не выдержала я, как расхохочусь да как закричу:
— Не в воду, папа! В молоко!
Вздрогнули оба. Посмотрел на меня папа:
— Что она? Бредит?
А я одеяло сбросила, села на кровати, сама от радости и заговорить не могу. И пришло мне вдруг на память:
— Слушай, папа, — говорю я, а сама смеюсь, — я недавно такую сказку читала: жили старички, муж да жена, а у них кувшин волшебный был. Они молоко пьют, а он все полный… Так и у вас с мамой!
Смекнул папа, оглядел комнату. Бросился к окну, взял кувшин в руки.
— Танюшка, — говорит, — это ты его сюда?…
Я только головой кивнула.
Мама всплеснула руками да как заплачет:
— Умница ты наша, папу своего спасла!..
А папа поставил кувшин обратно на окно, подошел ко мне, взял меня молча на руки, поднял, прижал к себе и понес по комнате. Сам молчит, только меня все крепче к сердцу прижимает.
Остановился да и говорит тихо так:
— Ну и дочка у меня! Настоящая из тебя революционерка выйдет. Не растерялась!
— Как это так, — говорю, — «выйдет»?! Разве я уже не революционерка?!
Засмеялся папа.
— Верно, — говорит, — и твоя капля уже в общем деле есть.
И болел же у меня живот наутро! Еще бы — больная, да столько молока залпом выпила!
Это ничего. А вот одно досадно мне было: нельзя подругам в школе рассказать. Хорошо знала — конспирация. Значит, тайна, секрет.
В сумерки папа рассыпал шрифт понемногу по всем карманам и — как будто с пустыми руками — ушел из дому.
Ждали мы его с мамой ни живы ни мертвы… У меня из головы не выходили Сима и ее отец… А ну как и папа…
Вернулся папа поздно вечером. Мы обе так и бросились к нему.
— Чего вы, глупые? — засмеялся он и обнял нас. — Все в порядке!
Через несколько дней в городе началось вооруженное восстание.
ЛАСТОЧКА [1]
1
Рассказ
Усадьба помещика и фабриканта Рыжова отстояла от его фабрики всего на полтора километра, но хозяин не привык ходить пешком. Утром кучер Григорий отвозил его на фабрику в удобной коляске, а к вечеру приезжал за ним.
Лошадей у Рыжова было много, но ездил он только на своей любимице — вороной, тонконогой и горячей Ласточке.
Однажды — это было летом 1907 года — кучер Григорий чистил в дверях конюшни Ласточку. Кобылица нетерпеливо перебирала ногами, но два ремня, протянутые с двух сторон от недоуздка к притолокам двери, держали ее на месте.
Сынишка Григория, восьмилетний Гришутка, бегал во дворе и вдруг увидел возле конюшни дядю Сережу — старого дружка отца, рабочего с фабрики Рыжова.
Из разговоров старших Гришутка знал, что на фабрике забастовка и полиция уже арестовала «зачинщиков». Он подбежал поближе, чтобы послушать, о чем будет говорить отец с дядей Сережей.
— Какие новости? — тихо спросил отец, продолжая водить скребком по лоснящейся спине Ласточки.
Дядя Сережа огляделся, зашел в конюшню и стал за дверью, чтоб его не видели со двора.
— Бастуем, — сказал он так же тихо, — человеческой жизни добиваемся! Управляющего и мастеров — тех, что не с нами, на тачке с фабрики вывезли. Сами — ворота на запор! — Дядя Сережа засмеялся. — На свою голову обнес хозяин фабрику заборищем! Да еще гвоздей сверху понатыкал! Поди достань нас теперь!
— Та-ак, — еще тише произнес отец и, помолчав, сказал: — Слышал я, хозяин грозил: если не прекратите забастовку, завтра к вечеру казаков на фабрику пригонят.
— Того и ждем, — прошептал Сергей, — и ружей на такой случай запасли, да только…
Но тут Григорий вдруг увидел сынишку.
— А ну-ко, Григорий Григорьевич, нечего тебе тут делать, ступай-ко, ступай!
Гришутка нехотя отошел, но, только отец отвернулся, снова на цыпочках подкрался к двери.
— Хозяин сам их вам привезет. Сам! Понятно? — говорил отец.
— Как так? — удивленно спросил Сергей.
— Увидишь. Чуть стемнеет, неси сюда весь запас.
Они еще пошептались недолго.
— Ну, — весело сказал дядя Сережа, — если выйдет дело, зададим же мы перцу и хозяину и полиции!
Гришутка из всего этого разговора понял только одно: рабочие зададут перцу полиции! Забыв об отце, он на радостях сунул два пальца в рот и свистнул. Только на днях научили его деревенские ребята так лихо свистеть.
И тут как взовьется на дыбы испуганная свистом Ласточка! Один из ремней оборвался, Ласточка бросилась боком из конюшни, Григорий едва успел ее схватить под уздцы и всей тяжестью тела повис на недоуздке. Ласточка храпела, била ногами, косилась горящим черным глазом на остолбеневшего от испуга Гришутку.