Тараканы
Шрифт:
— Интересно, но я…
— Мне надо бежать, Харри, договорим после.
Положив трубку, Харри подумал, что идиотизма на свете вообще-то хватает. Так что выбор счастливого числа не такой уж и абсурд.
Он позвонил в Управление полиции и взял у Рангсана домашний телефон профессора из музея Бенчамабопхит.
Глава 37
Два человека в хаки продирались сквозь заросли; один из них, согнувшись, нес на спине раненого товарища. Его положили в укрытие, за упавшим деревом, а сами вскинули
Человек на трибуне нервно шелестел бумажками. Он изъездил много мест с докладами о своей стране, и сегодняшний вечер был особенным. В зале клуба иностранных корреспондентов в Таиланде собралось не так много народу, человек сорок-пятьдесят, но все они были важными персонами и могли донести его слова до миллионов своих читателей. Он показывал им фильм, который видел уже сотню раз, и знал по минутам.
Ивар Лёкен невольно вздрогнул, почувствовав на своем плече чью-то руку и услышав шепот: «Нам надо поговорить. Сейчас же».
В темноте он разглядел лицо Холе. Он вышел вслед за ним из зала, в то время как на экране боевик с наполовину обожженным лицом, превратившимся в застывшую маску, объяснял, почему он провел последние восемь лет своей жизни в индонезийских джунглях.
— Как вы меня нашли? — спросил он, когда они покинули клуб.
— Я разговаривал с Тонье Виг. Вам нравится бывать в этом клубе?
— Нравится не нравится… Мне нравится быть в курсе дела. Кроме того, я встречаюсь здесь с полезными людьми.
— Вроде тех, из шведского и датского посольства?
Он улыбнулся, сверкнув золотым зубом:
— Я уже сказал, что хочу быть в курсе. Что у вас?
— Все.
— Неужели?
— Я знаю, за кем вы охотитесь. И я знаю также, что наши расследования связаны друг с другом.
Улыбка исчезла с лица Лёкена.
— И самое удивительное, что я, только приехав сюда, находился буквально в двух шагах от него, когда вы за ним следили.
— Да что вы! — Трудно было понять, иронизирует Лёкен или нет.
— Инспектор Крамли решила взять меня на экскурсию по реке. Она показала мне жилище норвежца, который перевез целый храм из Бирмы в Бангкок. Вы ведь знаете, кто такой Уве Клипра?
Лёкен ничего не ответил.
— Ладно. Мне и в голову не пришло бы их связать, пока я не посмотрел вчера вечером футбольный матч.
— Футбольный матч?
— Самый известный в мире норвежец играет в любимом клубе Клипры.
— Как это?
— Знаешь, под каким номером играет Уле Гуннар Сульшер?
— Нет, зачем мне это?
— Фанаты во всем мире знают об этом, и ты тоже мог купить его футболку в любом магазине спорттоваров от Кейптауна до Ванкувера. Иногда и взрослые покупают себе футболки.
Лёкен кивнул, не сводя глаз с Харри.
— Номер двадцать, — произнес он.
— В точности как на снимке. Потом я понял еще кое-что. Рукоятка ножа, который воткнули в спину Мольнесу, украшена замысловатой стеклянной мозаикой, и профессор-искусствовед поведал нам, что это очень старинный нож из Северного Таиланда, возможно, народа шан. Сегодня вечером я снова переговорил с ним. И он рассказал, что этот народ владел обширными территориями, в том числе и частью Бирмы, где он строил храмы. Особенность этих храмов заключается в том, что их окна и двери украшала такая же мозаика, что и нож. По дороге сюда я встретился с профессором и показал ему один из ваших снимков. Лёкен! Он не сомневается, что на нем изображено окно шанского храма.
Они умолкли, слышался только голос оратора на трибуне. Резкий, металлический, усиленный микрофонами.
— Отличная работа, Холе. Что теперь?
— Теперь вы расскажете мне все, что творится за кулисами, и я займусь дальнейшим расследованием.
Лёкен расхохотался:
— Шутите?
Но Харри не шутил.
— Забавное предложение, Холе, но не думаю, что оно осуществимо. Мое начальство…
— А я думаю, что слово «предложение» действительно не подходит, Лёкен. Правильнее сказать — «ультиматум».
Лёкен захохотал еще громче:
— Счет в вашу пользу, Холе, признаю это. Но что заставляет вас думать, будто вы можете выдвигать тут ультиматумы?
— То, что у вас будут большие проблемы, когда я объясню начальнику полиции Таиланда, что здесь происходит.
— Вас уволят, Холе.
— За что? Я здесь для того, чтобы расследовать убийство, а не спасать задницы каких-то там бюрократов из Осло. Лично я не против, что вы пытаетесь заарканить педераста, — это не моя сфера ответственности. Но когда в стортинге узнают, что их не проинформировали о неофициальном расследовании, тогда, осмелюсь предположить, попрут с работы кого-то другого, а не меня. А шансов остаться не у дел у меня будет больше, если я умолчу о том, что знаю. Сигарету?
И Харри протянул Лёкену только что открытую пачку «Кэмела». Тот сперва отказался, но потом все же взял одну. Харри зажег и свою, и Лёкена, и они сели на стулья, стоявшие вдоль стены. Из кафе донеслись громкие аплодисменты.
— Почему вы никак не угомонитесь, Холе? Вы ведь давно уже поняли, что ваша работа здесь — вовсе не расследовать это дело, так отчего же вы не желаете плыть по течению и избавить нас и себя от кучи неприятностей?
Харри глубоко затянулся и медленно выпустил дым. Но большая часть дыма все равно осталась внутри.
— Я снова начал курить «Кэмел» этой осенью, — сказал Харри, похлопав себя по карману. — Однажды у меня была возлюбленная, которая курила именно эти сигареты. Мне не разрешалось стрельнуть у нее курево, так как она считала, что это дурная привычка. Мы путешествовали «интеррейлом» и вот в поезде между Памплоной и Каннами я обнаружил, что у меня кончились сигареты. Она решила, что это послужит мне хорошим уроком. Ехали мы почти десять часов, и в конце концов я пошел в другое купе стрельнуть сигаретку, в то время как она сидела и дымила своим «Кэмелом». Забавно, правда?