Тарантул (Тарантул 3)

Матвеев Герман Иванович

– Ты что нахмурился, Ваня? – спросил Каратыгин и тем отвлек Ивана Васильевича от мрачных мыслей.

– Да так… Сомнения мучают. Хочется скорей покончить с этой операцией. Забрать Тарантула и всех, кого уже знаем… А если кто и останется на свободе… черт с ними! В другой раз попадутся. Все равно всех не переловить.

– Нервишки пошаливают, – с улыбкой сказал Каратыгин. – А горячку пороть не стоит. Это на тебя вид покойника так подействовал. Не надо было перед обедом смотреть. Аппетит испортил…

После обеда

Иван Васильевич поднялся в кабинет, вызвал Маслюкова и приказал немедленно отправиться на квартиру Шарковского и вместе с сотрудниками ОБХС произвести самый тщательный обыск. Сам он решил поехать в аптеку.

* * *

Евгения Васильевна до позднего вечера надеялась, что Шарковский вернется на работу.

– Неужели он не придет и не скажет, что у него там случилось? – с возмущением говорила она с ассистенткой. – Неужели не понимает, что здесь люди волнуются?

– А я считаю, что из милиции он просто ушел домой и спит. Наплевать ему на нас, – сказала одна из фасовщиц.

– Нет, нет… Роман Борисович – человек педантичный. Он мне сказал, что вернется сразу, как только его отпустят.

– Ну, значит, его не отпустили.

– И не отпустят! – уверенно заявила Аннушка. – Вот помяните мое слово!

– Не надо так говорить раньше времени, – с досадой остановила ее Евгения Васильевна. – Я знаю, что вы его не любите… Но чужой беде радоваться нехорошо.

Сотрудники аптеки понимали, почему волнуется Евгения Васильевна. Если Шарковский «засыпался» и попадет под суд за хищения, то управляющую в покое не оставят. Правда, она приняла аптеку недавно и не знает всех махинаций позапрошлого года, но к Шарковскому и до сих пор приходят какие-то подозрительные знакомые и он их снабжает то порошками, то какими-то каплями или патентованными средствами.

– Евгения Васильевна, вас спрашивают! – крикнула рецептар, приоткрывая стеклянную дверь в ассистентскую.

Иван Васильевич стоял возле кассы и, как показалось управляющей, о чем-то расспрашивал Валю. Второй человек разглядывал выставленные под стеклами никому не нужные сейчас предметы ухода за новорожденными. Взглянув на пришедших, Евгения Васильевна сразу поняла, что пришли по поводу Шарковского.

– Вы меня звали? – спросила она, обращаясь к пожилому посетителю.

– Да, да… Извините, что потревожили, но у нас серьезное дело, – сказал Иван Васильевич.

– Пройдемте ко мне, – предложила управляющая и двинулась вперед, показывая дорогу в свой кабинет. – Аннушка, займитесь в торговом зале. Там грязи нанесли…

Выпроводив санитарку, Евгения Васильевна, с трудом сдерживая волнение, снова обратилась к пожилому:

– С кем имею честь говорить?

Вместо ответа Иван Васильевич передал красную книжку. Прочитав служебное удостоверение, Евгения Васильевна побледнела. Раньше ей казалось, что Шарковским интересуются органы милиции, и ничего удивительного не было в том, что они пришли в аптеку спрашивать о задержанном дефектаре. Но при чем здесь органы госбезопасности?

– Не волнуйтесь, – мягко сказал Иван Васильевич, – и выслушайте меня внимательно. Мы вам вполне доверяем, поэтому я буду с вами откровенен, хотя и предупреждаю: наш разговор – государственная тайна. До поры до времени, конечно. На вопросы работников аптеки можете сказать, что был следователь ОБХС по делу Шарковского.

– Его арестовали?

– Да.

– За что?

– Пока идет следствие, я не имею права говорить ничего плохого и ничего хорошего. Работать в аптеке он больше не будет. В этом я уверен. Можете искать другого дефектара. Вот ключи, – сказал Иван Васильевич, передавая управляющей связку ключей, отобранных у Шарковского при обыске.

– Так неожиданно… Правда, я здесь человек новый… Но все равно… Никогда бы не подумала, что Роман Борисович так провинился, – пробормотала Евгения Васильевна.

– Да, да, – с иронической улыбкой согласился подполковник. – Это бывает… Бдительность в речах, подозрительность там, где не надо, а на деле полная беспечность. Есть у вас такой грешок.

При этих словах на щеках управляющей выступил густой румянец, но оправдываться и возражать она не решилась, молча проглотив эту «пилюлю».

– Простите. Вот вы сказали, что я могу искать другого дефектара. Но у меня нет оснований. Надо думать, что нам сообщат об этом официально.

– Сообщим в свое время.

– А пока придется его заменить. У вас есть еще вопросы?

– Вопросов нет, но нам нужно посмотреть, не хранил ли он здесь что-нибудь такое… постороннее.

– Обыск?

– Нет, нет… Не надо так ставить вопрос. Мы хотели бы при вас посмотреть в шкафах.

– Хорошо. Идемте в дефектарную.

Посреди большой комнаты стоял длинный, покрытый линолеумом стол, а вдоль стен – высокие шкафы.

– Что значат эти буквы? – спросил Иван Васильевич, осматриваясь.

На дверце одного шкафа был нарисован крупный белый квадрат и красная буква «В». Несгораемый шкаф, стоящий у входа, имел зловещий черный квадрат, а на его фоне белую букву «А».

– В несгораемом шкафу яды, – пояснила Евгения Васильевна, плотно закрывая дверь в дефектарную. – Под литерой «В» – сильнодействующие, а в этих шкафах все остальное.

Иван Васильевич и Трифонов начали осмотр с лежащих на столе и на подоконниках ворохов бумаги, кульков, бутылок, коробок. Затем приступили к исследованию шкафов, где стояли банки, бутылки, лежали нераспакованные и наполовину пустые пакеты. Переставляя и перекладывая с места на место, поворачивая и переворачивая медикаменты, они заглядывали всюду, где можно было что-нибудь спрятать, но ничего интересного не находилось.