Тарантул (Тарантул 3)
Шрифт:
Открытие так обрадовало Ивана Васильевича, что он выскочил с пластинкой в коридор и почти бегом направился к своим помощникам.
…Маслюков не слышал обстрела и крепко спал.
– Сергей Кузьмич! Сергей… Да проснись ты, голова!
– А? Я уже… Все в порядке, товарищ подполковник… Можно ехать.
– Куда ехать? Проснись, Сергей Кузьмич!
– Уже проснулся, – с трудом проговорил Маслюков, садясь на кровати.
– Знаешь, какая штука… Собака, оказывается, была зарыта под собакой!
– Собака
– Сергей Кузьмич, полюбуйся, – сказал Иван Васильевич, поднося пластинку к самому носу помощника и приподнимая краешек этикетки. – Видишь? Там что-то еще записано.
Только сейчас Маслюков понял, что перед ним стоит настоящий, живой начальник, взволнованный неожиданным открытием.
– Вот оно что!.. Это здорово, товарищ подполковник!.. А что вы насчет собаки говорили?
– Смотри сюда. Фабричная марка: собака перед граммофоном. Видишь? Она-то меня и навела на эту догадку.
В лаборатории сняли этикетку, промыли пластинку и установили, что запись произведена на тридцати оборотах. Новинка техники – долгоиграющая пластинка – не была уже секретом.
Вместе с пластинкой в кабинет принесли специальную радиолу*.
– Ну, что тут за музыка? – спросил Иван Васильевич инженера, когда они остались вдвоем.
– Речь Гиммлера*.
– Ого! Даже Гиммлера! – с удивлением сказал Иван Васильевич. – Перевод сделали?
– Нет. Вот послушайте, товарищ подполковник, – сказал инженер, опуская иглу.
В репродукторе возникло легкое шипение, и вдруг раздался гортанный мужской голос. Вначале Гиммлер говорил спокойно, почти дружеским тоном. Обращение его ко всем резидентам немецкой разведки походило на отеческую беседу с сыновьями. Постепенно в голосе появились каркающие нотки приказа, а закончил он почти криком.
Иван Васильевич плохо знал немецкий язык, но главные мысли он понял. Гиммлер говорил, что отступление немецкой армии имеет стратегический характер. Цель отступления – измотать и обескровить Красную Армию. Говорил, что немецкая армия отступает в полном порядке, по заранее разработанному плану, сохраняя технику и людей, в то время как Красная Армия несет громадные потери.
– Это нам известно со времен царя Гороха! – с усмешкой проговорил Иван Васильевич. – Паническое бегство как удачный стратегический маневр.
Инженер засмеялся, но сейчас же поднял палец. Насторожился и подполковник.
Гиммлер сообщал, что второго фронта не будет. В Женеве идут переговоры с Америкой и Англией о заключении мира, и близок час, когда эти страны выйдут из войны.
– Вот как! Что это, провокация или действительно так? – спросил вполголоса Иван Васильевич, следя за выражением лица инженера, который лучше его понимал язык.
– Все может быть, – сказал тот, разводя руками. – Второго-то фронта до сих пор нет…
Дальше Гиммлер говорил о том, что в эти решающие дни немецкие патриоты должны умножить свои усилия для ускорения победы над коммунизмом. Россия истекает кровью. Это последнее ее сопротивление. В заключение он приказывал распространять эти сведения и действовать, действовать… Подрывать мосты, уничтожать заводы, отравлять продовольствие, водоемы.
Закончил свою речь Гиммлер обычными хвастливыми лозунгами Третьей империи*, ну и, конечно, – «Хайль Гитлер!»*.
– Всё! – сказал инженер.
– Пустой номер. Вторую этикетку вы тоже сняли?
Иван Васильевич надеялся услышать что-нибудь о конкретных заданиях, с названием мест, с фамилиями людей, но их не было. Это был призыв вообще.
– Вторую этикетку мы сняли с очень большим трудом, – сказал инженер, показывая обратную сторону пластинки. – Такой клей… Надо отдать им справедливость, товарищ подполковник, химики они замечательные.
– Не только химики… И как это все случилось? – задумчиво проговорил Иван Васильевич. – Трудолюбивый народ, и вот попал в фашистскую кабалу.
– Школы у них, товарищ подполковник, особые. С детства думать самостоятельно не учат. Такая педагогика. А это отражается на всем народе.
– Конечно, школа играет огромную роль. А вы откуда знаете, что у немцев думать не учат?
– Когда-то изучал историю педагогики. Собирался стать учителем.
Иван Васильевич взглянул на очень высокую, худую фигуру инженера и улыбнулся.
– Вас бы, наверно, ребята звали «дядя Степа».
– Совершенно верно. Меня и сейчас знакомые мальчишки так зовут, а некоторые еще и «дядя, достань воробышка».
Позвонили из лаборатории и сообщили, что в ампулах, найденных в несгораемом шкафу аптеки, оказался препарат цианистого калия. Яд очень сильный и быстродействующий.
Предположение Ивана Васильевича подтвердилось. Шарковский отравился в машине, когда окончательно убедился, что разоблачен как немецкий шпион-разведчик. Теперь можно было со спокойной совестью идти с докладом к генералу и приступать к ликвидации всей банды.
31. НЕОЖИДАННОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
Миша и Лена ничего не знали о происходящих событиях и, конечно, не понимали, что тревожит их гостя, почему он озабочен и с каждым новым днем становится все мрачней. Фамилию Казанкова, передавшего им письмо, они даже не слышали.
– Папа был на заводе, а письмо принес какой-то мужчина. Коля открывал ему дверь.
– Он не говорил, что зайдет за ответом? – спросил Григорий Петрович.
Лена повернулась к Мальцеву, и в ее детском, чистом взгляде можно было прочесть искреннее удивление.