Тарантул
Шрифт:
бедная оптическая муза, известная как дядя и несущая шмат ветра и деревьев с луга и дядя такого рода, что говорит нежным шепотом «хули мули» при встрече с фермером, который говорит «вот. вот вам немножко голода.» и оттягивает к тошнотворному себе кое–какую прекрасную и тонкую работу/ торговая палата пытается сообщить музе, что миннесотский жир был из Канзаса, да и не таким уж жирным, а просто широко известным своей тяжестью, но они возводят напротив, через луг, супермаркет и это будет заботой о фермере
«кто–нибудь хочет быть чем–нибудь неординарным?» спрашивает преподаватель. самый находчивый пацан в классе, который приходитдадаист–метеоролог выходит из библиотеки после того, как внутри его побила кодла хулиганов/ он открывает почтовый ящик, влезает в него н засыпает/ выходят хулиганы/ они этого не знают, но в их среду проникла кодла религиозных фанатиков… вся группа озирается в поисках какой–нибудь легкой добычи… и решает заняться каким–то безработным билетером из кино одетым в одеяло и лётную пилотку/ без одной секунды четвертое июля и он не отбивается/ дадаиста–метеоролога отправляют по почте в Монако, у грейс келли рождается еще один ребенок и все хулиганы превращаются в пьяных бизнесменов
«кто может назвать мне имя третьего президента соединенных штатов?» девочка со спиной, полной чернил, поднимает руку и говорит «эрнест табб»еще голубых пилюль папа и кулдыкни маленьких замысловатеньких пилюль/ эти фонтанирующие лебеди, ритуалы и цыплята в твоих снах — их одобрили и дали ордер на бешеный обыск да и ты, знаменитый Викинг, выхватывающий мину замедленного действия из наконечника фильтра Софии, а потом вниз по какому–то джеку дэниэлсу и выбираешься там, чтобы встретить Джеймса Кегни… раскачивающийся армадил–броненосец для твоего друга, твоей верной толпы и мона лиза у тебя за спиной… Боже ма, обожатели пекут его и как бы я хотел принести облегчение ему и почтить миром его через вены его. успокоить его. всемогущий и убить ужасного гиппопотама из его кошмара… но я не могу ни принять никакого имени мученика, ни заснуть ни в каком наслаждении застенка и устал от полости… смехотворный, мертвый ангел монополизирует мое право на голосовые связки, собирая ее овцеродителя загодя и в–дом–вводя в поминальный список. она враждебна, она древня… арета — золотая сладкая/ чья нагота — пронизывающая штука — она как лоза/ твой счастливый язык ни за что не сгноит меня
«есть ли кто–нибудь в классе, кто может назвать точное время, когда его или ее отца нет дома?» спрашивает преподаватель, все внезапно роняют карандаши и выбегают за дверь — все, кроме, разумеется, мальчика в последнем ряду, того, что носит очки и таскает яблокособираются сочные розы к кашляющим рукам и срывают национальные гимны! всем привет! футбольное поле объято пламенем, голубиным с аллеями, где автостопщики бродят и поджигают свои карманы, резонируя монахинями и бродягами и отказывая хилому сирийцу, буруны полуразума; неразлучные как джеки и джиллы и восковой Михаил с церковного акра, которые плачут в расцвете себя и кляпа их близнецов… пустые корабли в пустыне и постовые регулировщики на метле и плача и прицепившись к дурацкой кувалде и все тромбоны разваливаются, ксилофоны трескаются а флейтисты теряют своих ближних… пока весь оркестр, стеная, отшвыривает меры и удары сердца, пока знание того, кто на самом деле твои друзья, окупается, но также окупается и знание того, что у тебя нет никаких друзей… как окупается знание того, чего нет у твоих друзей — дружелюбнее иметь то, за что платишь
долой тебя, сэм. долой и твои ответы. гитлер не менял историю, гитлер БЫЛ историей/ конечно ты не можешь учить людей быть прекрасными, но разве ты не знаешь, что есть сила, более могущественная, чем та, которая учит их быть легковерными — да, она называется проблемной силой/ они каждому назна–чают проблему/ твоя проблема в том, что ты хочешь лучшего слова для мира… ты не можешь убить то, что живет, и думаешь, что никто не замечает, история жива/ она дышит/ ну, прекрати эту дребедень/ иди считай своих рыб. пора идти. кто–то пришел укрощать мою мегеру, надеюсь, они из–влекли твое легкое успешно, привет сестре люблю, Рохля, Твой Дружелюбный ПиратМАРИЯ НА ПЛОВУЧЕЙ БАРЖЕ
в выжженной солнцем земле зима спит снежной головой на запад от кровати/ Мадонна. Мария–Храмовница. Джейн Расселл. Ангелина–Шлюха, все эти женщины, их слезы могли бы наполнить океаны. в выброшенном картонном ящике из–под холодильника дети в Пепельную Среду, день покаяния, готовятся к войне и к гению… а в это время измотанная архаичная цыганка — зевая — заливается в отрыжке, и, засекая котов и противоборствуя с тараканом размером с крысу, она едва выглядит и опускает взгляд на свою чувственную арену
дорогой клык, как оно, старина?
давно, не виделись, думаешь, чё?
собирался голосовать за голдуотера, потому что,
знаешь сам,
он пал жертвой несправедливости, но потом
я узнал об этой штуке с дженкинсом
и думаю, это немного, но оно
единственное, что срабатывает
на него, поэтому я передумал и буду голосовать
за джонсона. получил ли ты одежду, что я
послал тебе? рубашка раньше принадлежала
сэмми рукоятке, поэтому хорошенько займись
ею
до встречи
Мыш
ПЕСОК ВО РТУ КИНОЗВЕЗДЫ
странный человек, которого мы называем Просто Это просыпается и находит «что» накарябанным в своем саду. он омывается омлетом, засовывает очки в трусы и натягивает штаны, в его дверь стучится счетчик населения и его распоряжения на день приколочены к почтовому ящику и гласят, что маршрут по балдежному понедельнику, значитца, таков: две пинты безалкогольной свободы. книга зулусских поговорок, гражданин кейн в переводе на грязный французский. оранжевая телестудия. три библии с автографами хиллбиллиста, который может петь соленого пса быстрее всех. последняя страница дейли уоркер за 1941 год. соленый пес. любая дочь любого окружного судьи. столовая ложка коки с сахаром, нагретая до 300 градусов. левое ухо джека лондона. семь частей смертельного паспорта. зерна кукурузы на початке. пять деревянных подушек. один бойскаут, похожий на чарли чана и по–ворованному–канату–ходца/ «что» в моем саду, говорит он в телефон своему другу, альфонсу–пожарнику/ альфонс отвечает «я не знаю. я правда не могу ничего сказать, меня там нет.» а тот говорит «то есть как не знаешь! что написано у меня в саду» альфонс говорит «что?» и тот говорит «вот именно»… альфонс отвечает, что уже спускается с шеста и спрашивает человека, видит ли тот какую–нибудь связь между дорис дэй н тарзаном? тот отвечает «нет, но у меня есть кое–какне книжки джеймса болдуина и хемингуэя» «это недостаточно хорошо» говорит альфонс, который снова спрашивает «как насчет козявки и американского флага? ты видишь какую–нибудь связь между этими двумя вещами?» человек говорит «нет, но я смотрю кино бергмана и мне очень нравится стравинский» альфонс делает еще одну попытку и говорит «можешь ты мне выразить в миллионе слов, что общего у билля о правах с перышком?» человек на минуту задумывается и говорит «нет, этого я сделать не могу, но я большой поклонник генри миллера» альфонс швыряет трубку и человек, Просто Это, он снова укладывается в постель н начинает читать «Смысл Апельсина» на немецком… но под вечер ему надоедает, он откладывает книгу и идет бриться, смотрясь в фотографию томаса эдисона/ за чашкой молока он решил выйти и повеселиться и он открывает дверь и кто же там стоит как не счетчик населения «я всего лишь приятель того человека, который здесь живет» говорит он н опять заходит в дом п выходит через черный ход и вниз но улице и в бар с головой лося… бармен дает ему двойной бренди, дает ему по паху и заталкивает в телефонную будку — очевидно, что все преступление человека состоит в том, что он видит, как ничто ни на что похоже — носовым платком он стирает кровь с паха и решает ждать звонка/ «что» по–прежнему написано в его саду. клиники объединены. солнце по–прежнему желтое. некоторые, возможно, скажут, что это цыпленок… альфонс спускается с шеста, счетчик населения прибывает, чтобы позвонить по телефону, а в телефонных будках нет черного хода/ едет балдежный понедельник, спускается по улице с односторонним движением, превращаясь в пятницу, 13–е… Ах девственная пустошь! темень! и Просто Это
прошел пять часов без глотка
воды. думаю, что готов к
пустыне, хочешь со мной? я
возьму своего пса. с ним
всегда весело, заскочу за тобой
в семь
твой верный
Свин
ОТГОРОДИВ ВЕРЕВКОЙ УГОЛ ПСИХА
зеленая мэгги из богохульственного фарса и ее труппа из семи польт сияют и сражаются с доярками и высокая скрипучая дверь сарая — трах! захлопывается — о небо! и праведный хрупкий 38--20 в узах и держа на привязи законникова голубя пока рок–н-ролльный лидер–гитарист делает фиалки своей мамы и его штука на середине верстака бейлифа и зеленая мэгги толкает тебя в глаза водителя старой, но мощной колымаги и он шепелявит и у него нет денег, чтобы заплатить за свой язык и мэгги вовсе не зеленая и не смешная и жизнь становится невыносимой, но оратель не репортер и шарахается но комнате прессы и выбивает дневному экипажу и венецианским купцам и к чему беспокоиться о выправке других людей? это приводит только к мукам/ о, но это невероятно! мир одержим правосудием
дорогой мэр вагнер. говорил ли вам
кто–нибудь когда–нибудь, что вы похожи
на джеймса арнесса? я пишу вам, чтобы
сказать, что вы — идол моего сына.
не могли бы вы выслать ему свое
расписание и репертуар, а также
фотографию с автографом при первом же
удобном вам случае. он будет
вам очень благодарен, так как он
только и делает, что крутит ваши пластинки
и защищает вас перед своими друзьями.
я очень надеюсь, что это прочтете вы
а не какой–нибудь секретарь
спасибо вам
заранее
Вилли Пурпур