Таро Бафомета
Шрифт:
Корсаков осторожно отполз назад. Что, собственно, он теряет? Мужики должны знать дорогу до деревни, а больше ему ничего не нужно. Даже на тушку неизвестного зверя он претендовать не будет - доберется до Воскобойникова, а уж там с голоду помереть не дадут. Да, пожалуй, этих опасаться не стоит. Он поднялся на ноги и уже собрался выйти к костру, когда услышал приближающиеся голоса.
На поляну вышли еще двое бомжей. Один из них явно был женщиной длинная обтрепанная юбка открывала грязные босые ноги, на плечах, поверх серой безразмерной блузы, висел обтрепанный платок. Волосы, кое-как подвязанные в пучок, были черные, блестящие,
Женщина что-то сказала высоким визгливым голосом и вывалила из мешка две краюхи хлеба. На промысел ходили, понял Корсаков. Понятно: двое разводят огонь, ловят живность, а другие побираются по деревням, а если не удается выпросить что-нибудь - просто крадут.
Женщина ткнула пальцем тушку зверька над костром, седой прикрикнул на нее и она опустилась на землю, кутаясь в платок. Все понятно - знай свое место, шалава. Обычно таким вот побирушкам остаются объедки, и то, если жратвы много, а уж отрабатывать приходиться на совесть: пользуют их по старшинству, или в очередь - это уж как заведено в обществе.
Старик пробормотал что-то, обращаясь к седому, тот пожал плечами. Корсаков навострил уши, все еще пытаясь понять, о чем разговор. Что знакомое послышалось ему: кажется, упоминали церковь, но на каком языке, оставалось загадкой. Ответ вертелся где-то рядом, ускользая, как обмылок из мокрых рук. Кроме реставрируемой церкви, Корсаков в округе не приметил ни одной, стало быть мужики говорили именно о ней.
"Чего гадать, - подумал Корсаков, - сейчас все разъясним". Он поднялся с земли, отряхнулся, стараясь придать себе более приличный вид, хотя встречали здесь явно не по одежке.
Седой снял с костра ветку со зверьком и принялся быстрыми движениями рвать тушку, бросая куски на расстеленный мешок из-под хлеба. Заросший до глаз мужик разломал краюху, взялся за бурдюк и тут Корсаков шагнул на поляну, придал лицу озабоченное выражение и сделал пару шагов к костру.
– - Вечер добрый, мужики. Хлеб да соль. Вот, заблудился в ваших местах, дорогу не покажете?
Сидевшие вокруг костра замерли, будто он застал их не за едой, а за дележом награбленного. Немая сцена длилась недолго.
Женщина вытянула в направлении Корсакова руку и, тыча в него пальцем, закричала, срываясь на визг. Мужики проворно вскочили на ноги, седой метнулся за костер, подхватил что-то с земли и стал заходить сбоку. В руках у него было нечто вроде пики, но вместо острия на древко была насажена зазубренная коса. Заросший мужик подхватил с земли узловатую дубину, старик ловко вырвал из-за спины топор. Таких топоров Корсакову видеть еще не доводилось: лезвие было полукруглое, на обухе торчал толстый, немного изогнутый шип.
Женщина опять закричала, подхватила с земли посох и швырнула его в Корсакова, как копье. Игорь подставил руку. Посох ударил его в предплечье, он автоматически перехватил его, ощутив под пальцами гладкую, словно отполированную поверхность. Он вдруг понял, на каком языке кричала женщина и похолодел: сказка
– - Le Templier!
– - ...твою в три господа бога, в душу мать, - только и смог пробормотать Корсаков.
Мужчины обходили его с трех сторон, женщина выхватила из костра головню и, приплясывая за их спинами, вопила, брызгая слюной:
– - Le sorcier! Tuer le sorcier!
– - Мужики, - Корсаков перехватил посох в обе руки и понемногу стал отступать к лесу, - разойдемся красиво: я вас не видал, вы - меня.
Седой, приближаясь мелкими шажками, держал свое самодельное копье в согнутых руках, поводя острием из стороны в сторону, как бы предупреждая возможные движения Корсакова. Старик заходил сбоку, поплевывая на ладони и перебрасывая топор из руки в руку.
– - Ребята, давайте жить дружно, - как молитву, бормотал Корсаков.
– - Il fait de la sorcellerie!
– завизжала женщина
– - Il prie. Correctement, le Templier. Prie pour la derniere fois, скривившись в ухмылке, сказал старик.
– - Какой я тамплиер, - отчаявшись, закричал Корсаков, - с ума вы посходили? Отвалите, уроды...
Старик что-то гортанно крикнул. Мужик с дубиной прыгнул вперед, занося ее над головой Корсакова. "Попадет - вобьет в землю, как гвоздь в доску, по самую шляпку", - успел подумать Игорь и выбросил вперед руки с посохом, со всей силы ткнув мужика в живот. Мужик охнул, дубина выпала ему за спину, он согнулся и упал на колени, хватая воздух пастью, заросшей черным волосом.
Тут же седой сделал длинный выпад пикой, Корсаков выгнулся, как матадор, уходящий от рогов быка. Коса чиркнула по куртке вдоль поясницы, Игорь с размаху хлестнул седого по лицу посохом. Голова седого мотнулась в сторону, изо рта полетели темные брызги. Глухо охнув, он ничком рухнул на землю.
– - А-а, не любите!
– заорал Корсаков, оборачиваясь к старику.
Последний из оставшихся на ногах, он не спешил с ударом. Зорко вглядываясь в противника, он перемещался мелкими шагами, то сближаясь с Корсаковым, то вновь отступая. Игорь почувствовал движение сзади. Заросший мужик, которому досталось посохом в брюхо, подобрал дубину и, оскалившись, подбирался со спины, отсекая Игоря от леса.
Женщина выхватила из огня еще одну головню и металась, размахивая ими, как матрос сигнальными флажками. Юбка ее развивалась, волосы растрепались и висели сальными прядями. Выкрикивая проклятья, она плевала в сторону Корсакова и тогда он видел ее щербатый оскал. На мгновение ему стало смешно - зубы будто росли у нее через один и рот напоминал шахматную доску: белая клетка - черная клетка.
Старик стремительно, словно подкатившись на роликах, подскочил к нему и без замаха ткнул топором в лицо. Корсаков отпрянул, машинально выставляя вперед зажатый в руках посох. Хрустнуло дерево и в руках его остались две половинки. Старик, радостно крякнув, присел и повел топором параллельно земле, подсекая Игорю ноги. Каким образом Корсаков ухитрился перепрыгнуть через топор, он и сам не понял. Тяжелое оружие повело старика в сторону, а Игорь, в руках которого остались две палки, чуть длиннее метра каждая, врезал ему по затылку сначала одной, а потом и другой. Старик ничком сунулся в землю.