Тарра. Граница бури
Шрифт:
Странные тревожные аккорды рвали сердце, уводили, уносили вдаль, завораживая и подчиняя рваному, пульсирующему ритму. Музыка билась, как бьется на земле подстреленная птица. А потом Рамиэрль запел на чужом языке, гортанном и звонком. В этой песне не ощущалось гармонии, это были скорее крики, так кричат вьющиеся над вечерней степью ястребы, так ревет пламя пожара, так шумит ночами в кронах промокших деревьев ветер. Голос и руки, казалось, существовали сами по себе, вели свои мелодии, которые и мелодиями-то назвать было трудно, но сумасшедший бой гитары и протяжные горловые крики странным образом дополняли друг друга и околдовывали. Я поймала себя на том, что, подчиняясь немыслимому ритму, бью в ладоши. И не только я, но и Рене, Феликс, Рыгор, даже Шандер…
Роман требовательно тряхнул золотой головой, и Криза вскочила с места, отбросив свою шаль. Такой я ее еще никогда не видела. Нет, она оставалась оркой, но все присущее ей, и только ей, было подчеркнуто с эльфийской утонченностью. Девушка рывком распустила иссиня-черные волосы, окутавшие ее грозовым облаком, и, заломив точеные руки, вышла на середину зала. На мгновение ее глаза встретились с глазами Романа, в глубине которых вспыхнули сапфировые молнии, и орка начала танец.
Это было непостижимо! Она почти стояла на месте, только метались, как тени от костра, руки и распущенные волосы, дрожали на груди и у пояса багряные цветы каделы, которые должны были увянуть в тот же миг, как расстались с корнями, а ноги, обутые в сапожки на высоких каблуках, отбивали тот же неистовый ритм, что и гитара. Танец был продолжением музыки, а музыка — тенью танца. Девушка то отступала назад, гордо вскинув голову, и вороные пряди окутывали ее не хуже отброшенной шали, то бросалась к нам, чтобы замереть, на миг склонив голову, после чего резко отвернуться. Это было как пожар в лесу, как удар молнии, как звездный дождь в месяц Дракона…
Когда отзвучал последний аккорд, Криза замерла, бессильно опустив руки, и наступила невероятная тишина. Все смотрели только на нее, а вот я, я успела заметить два взгляда: восхищенный, горящий взгляд Уррика и отрешенный — Романа, Рамиэрля, ставшего в этот миг страшно, пугающе похожим на Астени, которого я, не успев полюбить, не забыла и не забуду никогда…
Глава 6
2230 год от В. И. 16–18-й день месяца Волка
Арция. Мунт
— Не знаю, Шани… — Император совсем не царственно примостился на подоконнике, оглядывая огромный город. — Наверное, для кого-то это предел мечтаний, а для меня пожизненное заключение.
— Ты мог отказаться…
— Сам знаешь, что не мог.
— Люди делятся на две категории, — вмешался Жан-Флорентин, — те, которых заставляют что-то делать другие, и те, которые заставляют себя сами. Император, — жаб с видимым удовольствием произнес титул своего сюзерена, — принадлежит ко вторым. Из таких получаются достойные правители, хотя они редко умирают своей смертью. Правда, все они были одиноки в том смысле, что не имели вассалов среди моего народа.
— Слышал? — невесело рассмеялся Рене. — Он прав, я себя приговорил к этой короне, к городу, из которого не видно моря, к людям, в сравнении с которыми даже покойный Годой — находка. Тарскиец был настоящим врагом, а эти… клопы в постели. Таяна, Тарска, Эланд, с этим я смирился, но Арция… Правильно сделал мой предок, когда отсюда удрал.
— Не хочешь перенести столицу в Идакону?
— Хотел, — Рене привычно отбросил со лба прядь волос, — но мне жаль Эланд, куда ринется вся эта свора, а потом, стоит мне уехать из Мунта, и клопы попробуют стать скорпионами… Нет, раз уж я впрягся, придется везти до конца.
— Феликс поможет, и я, конечно…
— Ладно уж, монсигнор, — Аррой еще раз улыбнулся, на этот раз удивительно светло и открыто, отчего его лицо стало совсем молодым, — когда мне будет невмоготу, я буду удирать к тебе в гости, а что до Феликса… Мне не нравится, что мы стали врать во славу Церкви. И больше всего меня бесит, что я плачу им за помощь с Ольвией…
— Но…
— Они прекрасно знают, что я не возьму больше, чем смогу отдать. Я не мог потерять Герику, не мог мучить ее сплетнями и пересудами. И я не мог бросить все и увезти ее за море, как мне хотелось больше всего на свете. Я должен оставаться здесь, потому что я нужен. Максимилиан нашел выход, я в него вцепился, а в итоге император по уши в долгу у Архипастыря… И вот уже император врет насчет помощи святого Эрасти и Вестников…
— Ты защищал Герику.
— И защитил. Теперь ее никто не посмеет назвать ведьмой…
— Она больше ничего не может?
— Похоже, да. И мы об этом не жалеем… Конечно, некоторые эльфийские штучки у нее получаются, — Рене неожиданно хитро взглянул на Шандера, — да и у меня тоже! Но она больше не Эстель Оскора.
— Что же теперь будет?
— Политика, Шани, политика. Сколько раз бывало, что кто-то выигрывал войну и напрочь проигрывал мир. Нужно договориться с атэвами, нужно раз и навсегда решить с гоблинами, чтобы никому и в голову не пришло потом, что это враги. Да и Арция — одно слово, что империя, а одна провинция другую сожрать готова.
— Может, мне с «Серебряными» лучше остаться здесь?
— Нет, Шани. Ты великий герцог Таянский, и ты должен сделать так, чтобы Таяна и Тарска не стали придатком к Арции и Церкви, а в любой момент смогли отгородиться от них. И, если нужно, вызвать подмогу.
— Из Эланда?
— Из Эланда и… из Корбута.
— Чего ты боишься? — прямо спросил Гардани. — Скажи, не закричу.
— Да, ты не закричишь, но я не вижу скал, только туман. Люди склонны забывать и путать, а империя слишком велика, чтобы долго прожить. Если же Церковь вообразит, что она может вертеть императором… Мы сделали страшную ошибку, когда скрыли, что нам помогли эльфы и Ушедшие. Представляю, что об этом станут говорить, когда ни тебя, ни меня не будет, а Церковь останется… Великий Орел, никогда не думал о смерти, а теперь из головы не идет… Старость, наверное.
— Скорее, корона. Так ты действительно не хочешь, чтобы я остался?
— Очень хочу, но ты долженехать, и как можно скорее. За Эланд я не боюсь, Тарска — отрезанный ломоть, да и гоблины с нее глаз не спустят, а вот Таяну Максимилиан попробует перевернуть по-своему. Ты решил с Белкой?
— Да, я согласен, хотя она — единственное, что у меня есть… И поэтому пусть остается! — Гардани гордо вскинул голову. — Не хочу превращаться в сумасшедшего отца, бросающегося на любого, кто может увести его дочь. Белка свободна, и… Незачем ей видеть, к чему может привести любовь.
— Шандер!
— Прости… Я рад за вас с Геро. Честное слово, рад. И за Кризу с Урриком тоже, но я все еще живой. Иногда это очень больно. Не отвечай ничего.
— Не отвечаю. Тебе налить?
— Налей…
— Царки или вина?
— Царки.
— Правильно. Твое здоровье, Шани. Я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо, и отчего-то я уверен, что так и будет. А вот теперь ты не отвечай.
— Не отвечаю. — Шани улыбнулся и приподнял стопку. — Обещай, что последнее слово останется за Белкой. Если она и твой сын… Если она выберет кого-то другого.