Тартарары для венценосной особы
Шрифт:
Убьют! Убьют, как убили Алевтину и Матвея Белявских!
Женька замахнулся молотком. Марфа Кузьминична вооружилась деревянной ножкой от сломанного стула.
Убьют! Черт, как глупо убьют! Всеволод Илларионович, где же вы?!
Женька напал первым. Андрей рухнул на пол, пропуская врага над собой, сделал подсечку, роняя его, и со всей силы (вот какую только в себе нашел), двинул монстру в пах. Марфа Кузьминична не растерялась, огрела мальчишку по голове. Андрей выставил вперед руку, немного смягчая удар. Искры посыпались из глаз. Попробовал встать. Организм подвел. Не выдержал резких смен плоскостей и потерял ориентацию в пространстве. Пол, стены и потолок заходили ходуном.
***
Анечка сидела около кровати и разглядывала бледное лицо друга: кожа на лбу рассечена в двух местах, ссадина около виска, из-за чего образовался огромный синяк. Голова перебинтована. В том месте, где разбиты затылок и темя, одно большое бурое пятно, кровь просочилась даже на наволочку. Опухшая, посиневшая рука лежит поверх одеяла. Он дышал неглубоко, урывками. Нормально дышать не позволяла тугая повязка на груди — сломаны ребра. Врачи боялись, что отбиты внутренние органы, но хоть тут обошлось…
— Ну как? — спросила вошедшая в палату Лана. — Как он?
Анечка расстроено покачала головой. За Ланой потихонечку втягивались одноклассники.
— Он спит? — сунулся к Андрею Валдай, прислушиваясь к дыханию.
— Да. Его обезболивающим обкололи.
— Что произошло? — обеспокоено поинтересовался Седой.
— Он попал в автокатастрофу, — принялась объяснять Анечка, немного корректируя действительные события. — Родители погибли. Мы решили расследовать это дело. А вчера он вышел на тех, кто помог родичам отправится к праотцам. Чуть самого не убили. Хорошо дядя Сева, папин начальник службы безопасности, догадался не класть трубку, когда Андрей позвонил во второй раз. Он тут же связался с кем надо. Мобильный запеленговали и по нужному адресу полетели «маски-шоу». Там времени-то прошло минут десять-пятнадцать с момента его звонка, а ОМОН еле успел. Они его оглушили и начали ногами избивать. Судя по всему, Андрюшка сопротивлялся до последнего. Говорят, вся квартира в кровищи была. Он вообще потерял много крови. Его еле откачали. Да еще новое сотрясение…
— Михельсон орал на все отделение, — влезла Ланка. — Сказал, что его не надо было спасать с самого начала, если мозгов нет, то лично он ничем помочь не может.
— Бедненький! — вздохнула Катюша Уфимцева. — А убийц поймали?
— Конечно. Это была бабулька — божий одуванчик и ее родственничек.
Лана, которая была в курсе всех событий, нахмурилась. Она знала только одну старушку, которую можно было назвать божьим одуванчиком. От мысли, что они пили чай у убийцы, ей стало дурно.
— Хотите, я поговорю с отцом, и они понесут самое серьезное наказание? — предложил Валдай.
— Можно подумать, Володарский, только у твоих родственников есть связи! — фыркнула Лана.
— Бузыкина, ну уж у тебя никаких связей нет вообще! — насмешливо отозвался Валдай.
— Ага, а сюда тебя пропустили просто так, да? — подпрыгнула от негодования Ланка.
— Заткнитесь оба, — слабым голосом попросил Андрей. Он обвел присутствующих мутноватым сонным взглядом и улыбнулся. Улыбка вышла кривой и скорее походила на гримасу. — Где я?
— В больнице, — расцвела Анечка. — Ты не переживай, как только тебе получше станет, сразу же поедем домой.
— Как я сюда попал?
— Крестный тебя спас.
— Успел-таки… — Андрей скривился и закусил губу, пережидая приступ пронзительной боли. На лбу выступил бисер пота.
— Ты чего никому ничего не сказал? — недовольно заговорил Седой. — Мы бы с тобой поехали. Ничего бы не случилось.
— Отомстить за родичей — святое дело! — добавил Бек.
— Или я бы договорился
— Я же не знал, что так все выйдет… — Андрей побледнел, едва сдерживаясь, чтобы не застонать. Что же так больно? — Как контрольная?
И друзья стали наперебой рассказывать, как математичка ругалась на них за списывание и обещала поставить Белявскому «пару» за четверть и полугодие за снижение интереса класса к алгебре и геометрии. Катюша Уфимцева поведала, что вчера на родительском собрании были подведены предварительные итоги успеваемости и фамилия Белявский звучала чаще всего: по всем показателям он был лучшим, обогнав отличницу Ирку Тараторкину. Андрей слушал их и, несмотря на страшную боль и общую разбитость, чувствовал себя совершенно счастливым. У него есть друзья, которым не безразлична его жизнь. Они, пусть только на словах, готовы прийти на помощь, вытащить из передряги, защитить. Как же ему было тоскливо в то время, когда он лежал в больнице, слонялся из угла в угол и даже не знал, с кем можно поговорить. А сейчас так хорошо и весело. Рядом на краю постели сидела Анечка и держала его за правую руку. С другой стороны сидела Лана и держала его за левую руку. Ребята принесли фруктов и сладостей, сок, печенье, булочки, паштет, сыры. Он смотрел на тумбочку, заваленную едой, и не знал, что делать с таким количеством продуктов. Охранники Валдая привезли небольшой телевизор и музыкальный центр. Когда в палате стало слишком шумно, пришла медсестра и выгнала разошедшуюся молодежь.
На следующий день начался разбор полетов. С утра Михельсон битый час рассказывал Андрею, что он думает о его выходке с новым сотрясением мозга, переломанными ребрами и отбитой рукой. Сердитый голос завотделом отлично прослушивался в самой дальней палате на этаже. Андрей виновато молчал. Хирург во всем прав, и спорить или что-то объяснять было глупо.
Сразу же за Яковом Иосифовичем пришла Оксана. В отличие от своего босса, девушка не проронила ни слова. Молча сделала нужные процедуры и гордо удалилась. Все попытки Андрея хоть как-то разговорить медсестру натыкались на стойкое презрение. Уж лучше бы кричала…
Ближе к обеду появился Сергей Александрович и Всеволод Илларионович.
— У тебя совесть есть? — с порога спросил Мальцев.
— Ага, есть — недовольно пробасил полковник следом. — Складная, облегченная, походного типа.
Андрей виновато закатил глаза и тяжко вздохнул.
И началось…
Сергей Александрович метал гром, Всеволод Илларионович — молнии. Больница стояла на ушах. В два голоса мужчины орали на него так, что стекла звенели, а в палату периодически заглядывала нянечка, чтобы проверить, жив ли мальчик. И если Якова Иосифовича полностью удовлетворяло виноватое безмолвие Андрея, то этих визитеров молчание не устраивало по определению. Они требовали ответов. Андрей был слишком слаб, чтобы отвечать громко, внятно и вразумительно, что принималось посетителями как полное признание своей вины, и они начинали наседать еще сильнее. Больше всего Андрей хотел провалиться сквозь землю.
После обеда пришла Татьяна Ивановна. Она покормила его и как-то очень виновато начала говорить, что в связи со сложившимися обстоятельствами, они с Сереженькой решили кое-что ему предложить, но не знают, как это озвучить. Андрей, уставший за день от всеобщего негодования, воспринял слова женщины по-своему:
— Татьяна Ивановна, я понимаю, что доставил вам и вашей семье много хлопот. Вы вынуждены кормить меня, одевать и при этом я еще создаю массу проблем. Приношу свои извинения. Обещаю, что больше не потревожу вас. Простите меня. После больницы я уеду из Москвы.