Татьяна Тарханова
Шрифт:
И дома и в театре она не скрывала своего восхищения Сергеем. Дома это требовалось для того, чтобы не беспокоились, почему они медлят со свадьбой, а в театре — чтобы Дроботов наконец признал, что он напрасно отзывался о Сергее как об избалованном судьбой человеке. Но где-то рядом жило другое чувство к Сергею, он как бы раздвоился в ее представлении, и, восхищаясь им, она в то же время настороженно прислушивалась к каждому его слову, как будто в чем-то уже не верила ему.
Он жил в центре города, в небольшом деревянном доме, где снимал маленькую комнату, отгороженную от хозяйской половины легкой фанерной перегородкой. Эта комната к тому же была очень
— А знаешь, давай сделаем небольшую пристройку в нашем доме. Деда предлагает...
Они вышли на улицу и не спеша направились к Раздолью. Сергей был задумчив, несловоохотлив и, казалось, не замечал, что рядом с ним, держа его под руку, идет Татьяна. Но когда они вышли за Глинск, он неожиданно спросил с удивлением и как бы проверяя себя:
— Ты никогда не задумывалась, как все-таки странно устроена жизнь царя природы? Ты себе представляешь птицу, которая нуждалась бы в гнезде? А есть ли медведь без берлоги, волк без логова, крот без норы? А вот мы с тобой два человека, и мы не можем быть вместе потому, что не можем найти жилья.
— Так ведь нам не нора и не берлога нужна.
— В принципе это не важно.
— У тебя настроение говорить оригинальные глупости.
— Я просто склонен сегодня к философским размышлениям. Ведь, если вдуматься, человек весьма несовершенное существо. Ты знаешь, еще миллионы лет назад летучая мышь получила от природы подарок — радар, который мы изобрели каких-нибудь десять лет назад. Собака различает запахи в тысячу раз лучше нас с тобой. А сколько, по твоему, есть чувств у животных? Более пятидесяти! А у человека всего пять. И за миллион лет не прибавилось ни одного.
— Что с тобой? Ты еще никогда не сравнивал себя с перепончатыми...
— Слишком мало знал о них.
— У тебя неприятности на работе?
— Наоборот. Химическая лаборатория выделяется из общекомбинатской, и мне сказали, что я буду руководить ею.
— Тогда вообще непонятно, почему у тебя сегодня такое зоологическое направление мыслей.
— Человек не должен забывать, кем он был в прошлом.
— А может быть, он лучше должен думать о том, кем он станет в будущем?
— Ты умница, Танюха. Будем думать о будущем. И добиваться своего.
В тот день они больше не возвращались к разговору о человеческом несовершенстве. И все же этот разговор оставил в душе Татьяны ощущение какой-то тревоги. Как будто ничего плохого Сергей не говорил, да и, в конце концов, мало ли какие мысли могут внезапно прийти в голову и так же бесследно исчезнуть. И все же Татьяна не могла отделаться от чувства, что с Сергеем происходит что-то неладное.
Но однажды, когда вечером они бродили по набережной Мсты, Сергей, словно продолжая свои сокровенные мысли, неожиданно спросил ее:
— А что такое, в сущности говоря, жизнь? Бесконечная смертная череда. Мы ходим по трупам. Людей, животных, растений. Мы жжем их остатки в виде нефти, угля и сланцев. Все, что требует жизнь, дает нам смерть. Да и это не вечно. Когда-нибудь наша Земля сорвется со своей оси и, как колесо телеги, полетит со своей космической дороги в пропасть Галактики.
Татьяна не перебивала. Все, что Сергей говорил, представлялось ей приступом какой-то душевной лихорадки. И его продолжало знобить.
— А ты когда-нибудь задумывалась
— Ну и что же? — резко спросила Татьяна.
— Так почему судьба покровительствует ему, а не мне? Может, быть умным — не гнаться за чем-то, что создано мечтой и воображением?
— Ты завидуешь бездарности?
— Я не хочу быть перед ним в дураках. Он достиг своего, а я?
— Сережа, перестань болтать глупости...
— Хорошо, но сначала объясни мне, почему, когда я работал в агрохимлаборатории и был полон творческих замыслов, мне закрыли путь в науку, а вот сейчас я имею свою лабораторию и могу осенью поступить в аспирантуру, но никаких творческих замыслов у меня нет, и аспирантура меня уже к себе не тянет... Да, я говорю глупости, ты права. Но знаешь, в чем моя глупость? В том, что я еще наивно цепляюсь за аспирантуру, за какую-то научную перспективу, которая мне неясна.
— Но чего ты хочешь?
— Почем я знаю. У меня все есть, что я хотел вчера, но все это мне не нужно сегодня. Не нужно...
— Может быть, тебе лучше вернуться в агрохимлабораторию?
— Никогда!
— Мне казалось, что ты сильный.
— Тебя смутили мои разговоры?
— Но твои мысли...
— Неужели ты думаешь, что у сильного нет сомнений? Или, может быть, ты мне чужая и я не должен был перед тобой высказывать эти сомнения вслух? Так вот: знай, больше никаких сомнений нет. Есть такая капитанская команда: полный вперед! Такую команду я даю себе: полный вперед! Ты довольна? Смотри на меня! Я снова веселый, бодрый. И в доказательство знаешь что я сделаю? Поступлю в аспирантуру. Уж наш керамический институт не посмеет мне отказать. В моих руках лаборатория, контроль за научными опытами в цехах комбината.
Никогда раньше он не был таким: то сомневающимся, то вдруг снова необыкновенно решительным. И в этом было что-то чужое в Сергее, вызывающее сомнения — да знает ли она его, да такой ли он, каким ей кажется? Татьяна присматривалась к нему и терялась в догадках: был ли Сергей и раньше таким, только она не замечала, или это новое пришло после неудачи с институтом? А может быть, всему виной было то, что она раньше слишком восхищалась им, слепо, не задумываясь, любила его, и изменился не он, а изменилась она? Все ее существо было полно каких-то смутных ощущений, неясных чувств, и именно это вызывало настороженность, какое-то недоверие к Сергею. Как не могла бы Татьяна ответить, за что она полюбила его, так ничего определенного не было в том, что подтачивало и разрушало ее любовь.
Ранним утром Татьяна вместе с дедом Игнатом шла на работу. Они не успели еще миновать Раздолье, как увидели идущего им навстречу Сергея. Он был оживлен, весел и, взяв Татьяну под руку, без всякого объяснения сказал ей:
— Идем со мной!
— Куда?
— Там увидишь.
— Ступай, — сказал дед. — Иль не видишь, человеку и рассказать, и в секреты поиграть охота.
— Но мне на работу...
— Опоздание согласовано с начальством.
Они оставили Игната за мостом и свернули к видневшемуся на горе новому пятиэтажному дому. Татьяна остановилась.