Шрифт:
Глава 1
«Запаска»
Воспоминания… Они хранятся в темном чулане памяти. Каждое на своей полке. Четко отделены приятные от горестных. Почему-то плохое помнится дольше. И острее. Старые колючки-обиды больно липнут, словно репейник, доставляя не столько боль, сколько дискомфорт и раздражение. Почему мы не можем хранить в памяти события избирательно? Как в компьютере – нужное бережешь, чуждое – в утиль!
Ксения сидела на диване, поджав ноги. Она снова и снова возвращалась мыслями в далекие школьные годы. Скрип крутящейся карусели и звонкий смех четырех девчонок, которые, весело хохоча,
– Запаска, – выдохнула Ксения и горько улыбнулась. Один добрый мужчина объяснил ей значение этого слова. Девочка любила с ним болтать, потому что его всегда можно было найти во дворе – он ковырялся в своем стареньком москвиче, который его супруга – крупная и властная женщина – прозвала как в известной сказке и, завидев издали дребезжащую груду железа, громко объявляла подружкам, грызущим семечки у подъезда:
– Вон моя лягушонка в коробчонке едет!
Все начинали хихикать, глядя на смешной тарахтящий автомобиль. Ксюша жалела и саму машину, и хозяина, они ей казались грустной парой. Этот немолодой мужчина со щелками вместо глаз был из далекой страны, название которой она все время забывала.
– А зачем в машине лишние колеса? – удивленно поинтересовалась маленькая девочка.
– Как зачем?! Вот поеду я по дороге, и отвалиться одно. Как быть?
Ксюша пожала плечами в ответ, не зная, что шоферу не обязательно искать ремонтников, потому что он может самостоятельно установить на свое авто «запаску». Именно так она себя и называла, когда ее временно впускали в свою жизнь четыре сплоченные между собой подруги. Это было болезненно и неуклюже, но пятая девочка в компании выносила их отчуждение с достоинством, потому что надеялась, что рано или поздно она станет частью этой группы.
Хотелось плакать, но давно повзрослевшая Ксения не могла выдавить и слезинку. Что это? Злорадство? Зависть? Ни то, ни другое. Те самые колючки-обиды из детства – они не дают покоя. Именно поэтому она снова и снова оглядывается назад. Как легко врачевать чужие души, но как сложно разобраться в своих собственных проблемах.
С раннего детства она чувствовала себя обделенной. В семье она была единственным ребенком, но ее особо не баловали. Родители были заняты своей карьерой, а о ней часто забывали. Маленькая Ксюша писала письма Деду Морозу, умоляя подарить брата или сестру. Каждый раз под елкой мечтающая о родственной душе девочка находила лишь глупые игрушки, но не теряла надежды достучаться до белобородого старичка, который получал горы писем от детишек и мог что-нибудь напутать.
– Запомни, дочь, несмотря на то, что родственники – это родная кровь, со временем ты поймешь, что ближе друзей никого нет. Все хорошее и плохое они будут делить с тобой, – твердила ее мама, не желая исполнить мечту своего ребенка. Это позже Ксения узнала, что виной всему неприятная болезнь, которая лишила ее возможности стать матерью еще раз. Понимая, что от старика, разносящего подарки, проку не будет, она твердо решила найти близких людей среди своих сверстников. В школе девочка часто наблюдала за веселыми одноклассницами, которые по стечению обстоятельств оказались все с одинаковыми именами, и это нисколько им не мешало. Четыре Тани иногда звали ее с собой, а точнее – она просилась с ними и не получала отказа. Ей казалось, что она могла стать им лучшей в мире подругой и
– Ради друзей не надо ничего менять! Они должны тебя принимать такой, какая ты есть! – слова взрослой женщины звучали убедительно, и маленькая Ксения даже представить себе не могла, как переубедить свою мать, чтобы она назвала ее Татьяной.
Заскрипел замок, и входная дверь торопливо открылась. В комнату вихрем влетел Михаил. Он был взъерошен и вращал глазами так, словно ему поставили клизму, а уборную при этом не открыли.
– Слава Богу, ты дома! – выдохнул он, крепко прижав Ксюшу к себе. Она поморщилась от запаха алкоголя, но не оттолкнула мужчину, лишь плотнее прижалась к теплому телу любимого, почувствовав, как сильно бьется его сердце.
– Почему ты сидишь в темноте? Ты встретилась с подругами? Зачем ты выключила телефон? Я чуть с ума не сошел! Ты смотрела новости? – с его уст сыпались вопросы, на которые он не получал ответа. Молодая женщина молчала и думала о вращающейся скрипучей карусели, которая теперь была в ее воображении пуста.
Михаил отстранился и внимательно посмотрел на Ксюшу. Она была бледна и сосредоточена. Его пугал ее отсутствующий взгляд. Он встал с дивана, который недовольно заворчал и включил ночник. Комнату озарил тусклый желтоватый свет. Внимание его привлек лист бумаги, лежащий на полу – рисунок, выполненный угольным карандашом: на нем были изображены четыре женщины в полупрозрачных белых одеждах, они изящно изгибались под медленно падающим снегом, их красивые лица светились счастьем. Михаилу показалось, что он знал когда-то героинь этой художественной композиции.
– Что это? – спросил он осторожно.
Ксения вздрогнула, как от укола, через силу улыбнулась и произнесла:
– Это картина.
– Я понимаю, что картина. Красиво. Не знал, что ты рисуешь.
– В школьные годы ходила в художку… Натюрмортики, пейзажики, портретики… И… сексуально неудовлетворенная учительница живописи…
– Почему сексуально неудовлетворенная?
– Она же учительница! Все учителя не удовлетворены сексуально!
– Правда? – удивленно вскинув брови, произнес Михаил.
– Истина!
Мужчина приблизил лист ближе к свету желая внимательней рассмотреть странный эскиз.
– Тут что-то у них на платьях – рисунки.
– Да, это орнаменты – четыре стихии: Вода, Огонь, Земля и Воздух. Четыре элемента – четыре разных характера… Они мне казались совершенными когда-то, – выдохнула Ксюша. – Я так мечтала быть частью их жизни!..
Михаила смущала странная задумчивость любимой женщины. Он напряженно смотрел на Ксению и ждал объяснений, ее состояние тревожило влюбленного мужчину, поэтому в общении с ней он был деликатен, будто боясь повредить ее, как дорогую фарфоровую куклу. В комнате было тихо, ни одного постороннего звука. Казалось, даже улица задремала в ожидании чего-то.
– Картина называется «СОТА», – холодно произнесла женщина, нарушив молчание, взгляд ее снова остановился, будто в это мгновение она находилась где-то далеко, в недоступном ему месте. Михаил выждал несколько минут, а затем, рассмеявшись, произнес, желая разрядить нагнетенную обстановку:
– Сота? Странное название… Я не вижу тут пчел!
Ксения строго взглянула на смущенного собственной шуткой Мишу и, ничего не произнеся, взяла пульт, торопливо включила телевизор. В программе новостей снова говорили о теракте, сообщая о жертвах. «И я могла стать частью этой трагедии, – думала Ксюша, представляя себя растворившейся во всеобщем горе. – С Татьянином днем меня!».