Татьянин день
Шрифт:
– А не сопрут? Вешалка далеко от стола.
– Да кому нужны наши лохмотья?
Расстегнув пальто, Дунаева не спешила с ним расстаться. Она ужасно стеснялась представить публике связанный много лет назад темно-коричневый костюм. Наконец, оставив серое демисезонное облачение на вешалке, Таня одернула прилипшую к филейной части наэлектризованную юбку и медленно направилась к столику, где ее с волнением ожидала Карасева. Они, молча, обнялись, застыв у пустого стола.
– Хорошая моя! – выдохнула Дунаева, ощущая, как горячие струйки слез обжигают лицо, – она была так рада увидеть свою давнюю подругу!..
– Дуня, родная! Совсем потерялись мы с тобой!
– И не говори!
– Ага. Каждая в своем болоте увязла, – задумчиво произнесла Карасева.
– Ну, как ты живешь? Рассказывай! Все рассказывай! – в голосе Дунаевой были нежность, беспокойство, неподдельный интерес. Ее холодные руки крепко сжимали локти подруги, она торопливо моргала и повернула голову чуть боком, будто боялась не расслышать ответ на свой вопрос.
– Что мы как… солдаты на вокзале?! – отшутилась Карасева и усадила Дуню на стул рядом с собой. Давние подруги несколько минут рассматривали друг друга, выискивая среди поблекших черт портретное сходство с фотографиями школьных времен. Ни та, ни другая не решались начать рассказ о своей нескладной жизни. Дунаева немного успокоилась, трепет от встречи чуть утих, и на ее лице появилась умиротворенная улыбка. Две женщины будто восстановили энергетическую связь, они завороженно смотрели друг на друга, боясь спугнуть теплую волну, нахлынувшую на выпотрошенную душу. Глядя на них со стороны, можно было бы предположить, что они ведут неслышимый окружающим диалог посредством телекинеза. Застольную идиллию нарушила официантка, наконец-то принесшая стакан воды.
– Вот бесплатная вода. Что-нибудь еще? – язвительно произнесла девушка и уставилась на вновь прибывшую гостью.
– Что-нибудь закажем? – спросила Карасева, с умилением глядя на Дунаеву.
– Нет. Я не буду ничего. Я сыта. Когда из дома выходила – покушала.
– Мы остальных подождем, – голос Карасевой звучал холодно, она не смотрела на девушку, мнущую в руках блокнот и ручку.
Татьяна поправила шляпу и деловито придвинула стакан с водой, после чего взяла со стола несколько пачек лекарств, с таким трудом найденных в бесформенной сумке.
– Пить хочется. Будешь воду?
– Нет, – выдохнула Дунаева с интересом, наблюдая за процессом высвобождения капсул из блестящих упаковок и пластиковых баночек. Она напоминала маленького смешного ребенка, увидевшего мага-фокусника в цирке.
Карасева сосредоточенно поглощала лекарственные препараты, делая вид, что не замечает пристального внимания подружки.
– Цветные, – улыбаясь, протянула Дуня.
– Ага.
– Болеешь?
– Ага.
На мгновенье Карасева приостановила привычный неспешный ритуал заглатывания пилюль, обратив внимание на кисти рук школьной подруги:
– Что у тебя с руками?
– Так… производственная травма, – поспешно ответила Дунаева и, вытянув рукава старой вязаной кофты, спрятала обожженные руки.
– Что за травма?
– Работа такая… опасно.
Дуня разволновалась, потому что не любила говорить об истории многолетней давности – о маленьком происшествии на рабочем месте. Она немного злилась, когда любопытствующие окружающие обращали внимание на ее дефект. Дунаева почти смирилась с тем, что ее кисти изуродованы, но частые вопросы снова вынуждали ее вытягивать рукава одежды и поспешно прятать пострадавшие от кипятка конечности.
– Где ты работаешь? – как бы, между прочим, вопрошала Карасева, заглатывая очередную порцию таблеток.
– Я машинист.
– На паровозе? – округлила глаза подруга и даже слегка приподняла поля своей шляпы. Фантазия нарисовала ей престранную картину, на которой ее давняя знакомая мужественно управляла громоздким транспортом.
– Нет, ну, конечно, нет! Скажешь тоже! На паровозе! Прачка я, другими словами. Работаю на машинах здоровенных. Загружаю белье, выгружаю… Вот такая не хитрая работа. А ты все на своем заводе лакокрасочных? – поинтересовалась Таня, переводя тему.
– Да, только я сейчас на больничном.
– Понятно…
Карасева не торопясь убрала все упаковки лекарств обратно в сумку и, сложив руки на стол, как прилежная послушная школьница, погрузилась в раздумья. Она отчаянно старалась придумать новую тему для непринужденной беседы. Возникшая неловкая пауза заметно затянулась, и подруги смущенно переглянулись. Взвизгнул колокольчик, женщины обернулись к двери, ожидая увидеть еще кого-нибудь из Тань, но в зал вошел угрюмый посетитель и быстрыми шагами направился к барной стойке. Он говорил отрывисто, и издали казалось, что он гавкает на бармена. Дунаева и Карасева снова переглянулись и тихо рассмеялись.
– А семья? – вдруг спохватилась Дуня и, широко распахнув глаза, замерла в ожидании ответа. Она заметно оживилась, потому что разговоры о личной жизни, как правило, дают повод для бурной дискуссии. Это самый беспроигрышный вариант: спросить про детей и их успехи. Или про мужа-алкоголика. Стандартная, непринужденная беседа на все случаи жизни.
– Да, как-то не случилось, – тихо поделилась Карасева и попыталась улыбнуться, но подбородок предательски дрогнул.
– А у меня трое…
– Ну, ты мать-героиня прямо! – восхищенно и немного с завистью воскликнула женщина, одобрительно качнув огромной шляпой.
– Мужей было трое, а детей завести не удалось.
– Почему?
– Работа тяжелая, а матка слабая. Постоянно выкидыши были.
Женщины снова замолчали. Огромный ров времени разделял двух подруг. Каждая из них будто находилась за толстым стеклом, которое мешало им общаться как раньше. Они виновато улыбнулись и замолчали. Каждая грустила на своем берегу.
Глава 4
Баля
В кафе вошла Таня Баль. Она активно вертела по сторонам головой, тихо насвистывая дурацкую песню, мотив которой прилип еще с утра. Ее движения были резки и угловаты, а мальчишеская стрижка в сочетании с джинсами и кожаной курткой давала возможность предположить, что она – мужчина. «А вдруг они меня не узнают», – обеспокоенно подумала Таня, проводя по коротким волосам дрожащей от волнения рукой. Баль ответственно отнеслась к предстоящей встрече: надела новую футболку, которую получила в супермаркете за участие в какой-то акции; погладила постиранные джинсы и даже украсила их аксессуаром – черным блестящим ремнем, оставленным в ее доме каким-то ухажером много лет назад; подреставрировала штрихом белые кроссовки, чтобы они выглядели новее; сходила в парикмахерскую, где ее отросшие косматые волосы превратили в аккуратную стрижку. Таня была на взводе, словно перед первым свиданием в далекой юности. «С чего начать? Что спрашивать? Обрадуются ли они встрече?» – с невероятной скоростью кружились вопросы в ее голове.
– Мужчина, я вам могу помочь? – голос официантки заставил вновь пришедшую посетительницу кафе выплыть из водоворота мыслей.
– Сама ты… – огрызнулась было Баль, но вдруг замерла, она заметила бывших одноклассниц сидящих за столиком в центре.
– Это же Танька! – выдохнула Карасева, глядя на невысокую крепкую женщину, стоящую неподалеку и, активно замахав рукой, громко добавила: – Баля, иди к нам!
– О, привет!.. Карасик и… Дуня? Две подружки – не разлей вода! – грубоватым голосом воскликнула Таня Баль, приближаясь к столику.