Тайга – мой дом
Шрифт:
— Как порыбачил, сынок? Как поуточил? — спрашивает мать.
— Спасибо, мама, не жалуюсь.
— А ты чем эти дни занимался? — спрашиваю Федю.
— Ондатру ловил.
Федя старается держаться солидно. За пять лет он вытянулся, повзрослел.
— Вчера глухаря принес, — говорит мать. Она рада, что внук уже стал охотником. — Такого матерого никогда не видела.
— Лиственничный, — смущенный похвалой, уточняет Федя.
Лиственничными здесь называют глухарей, которые достигают особенно крупных размеров.
— Где ты такого отыскал? — спрашиваю Федю.
— За озером, в наволоке. Минутка облаяла. Я этого глухаря еле приволок.
С Валентином топим баню. Валентин только что вернулся из больницы после операции, в тайгу не пойдет. Очень жалею об этом. Охотник он добрый.
— Пропала осень ни за понюх табаку, — грустно говорит Валентин.
Испокон веков таежники ждут осени с большим нетерпением. К ней готовятся с такой же тщательностью, как пахари к уборке хлеба, потому что охота кормит этих людей. А еще она приносит большое моральное удовлетворение. Если тебе удастся спромышлять медведя или особенно ценного соболя, об этом будут говорить годами и относиться к тебе с уважением. А своим достоинством охотники дорожат.
Приходят Андрей с Михаилом. Андрей в белоснежной рубашке, брюки отутюжены. Он сграбастал меня в объятия.
— Да ты мне все кости переломаешь, медведь эдакий, — говорю я.
— Да и тебя тоже бог силенкой не обидел, — смеется Андрей.
Мне протягивает руку Михаил. У него, как и пять лет назад, пышные усы и курчавая рыжая бородка. Защитного цвета рубаха с большими карманами расстегнута, ношеные брюки небрежно заправлены в сапоги.
Мужики рассаживаются вокруг стола.
На этот раз в тайгу я иду с Андреем и Михаилом. Это меня волнует. Они всю жизнь провели на охоте, и осрамиться перед ними недолго. Правда, я теперь числюсь в охотниках-любителях, то есть считаюсь чем-то средним между горожанином и таежником. Вот это среднее-то меня больше всего и угнетает. Уж лучше быть ничем, чем оказаться в положении «ни в городе Богдан, ни в селе Селифан». Придется не жалеть силенок. Надеюсь только на одно — что прежний опыт, сноровка помогут мне встать вровень с охотниками.
— Где это тебя не видно было? — спросил Валентин Андрея.
— Сохатить ходил. Да ружье подвело. Патроны отсырели.
— А я рыбачил, — говорит Михаил. — Две бочки сигов наловил. Пришел за вами, на жареху пойдемте.
— А таймень будет? — спросил я.
— Ты погромче говори, я на уши туговат. В лесу в прошлом году были, приболел немного, так, самый пустяк, всего два дня пролежал, и, на тебе, с ушами что-то сделалось.
— Грипп, — проговорил Андрей. — Врачей-то с нами нет. Да и порошки забыли с собой взять. Вот и дало осложнение…
— А как же ты охотишься? — невольно вырвалось у меня. — Без хорошего слуха в тайге не обойтись.
— Всяко приходится выкручиваться.
— А он нюхом берет, — посмеивается Андрей, — не хуже любой собаки. Соболя за версту чует.
— Не морочь голову человеку, Андрей, — добродушно останавливает его Михаил. — Три собаки с собой беру. Две белку ищут, а одна на поводке. Залают собаки, та, что на поводке, дернет, отпускаю ее и иду следом.
— А если соболя угонят собаки да еще где-нибудь в стороне перехватят след?
— Ищу собак. Сделаю по лесу круга два-три и найду след. Приходится и терять собак. Думал плюнуть на все, но подойдет осень, места себе не нахожу, в тайгу охота.
От порога, махнув рукой, меня позвал Федя. Я вышел из дома. Мы с Федей обошли амбар, возле стены в капкане крутился колонок. Когда мы подошли ближе, он зло оскалил зубы и затрещал.
— Зачем ты его поймал? Рано ведь еще, невыходной, — упрекнул я Федю.
— Замаялся я с ним. Повадился цыплят таскать. Трех уволок. Колонок разбойничает, а бабушка меня ругает. Я везде поставил капканы. Приманку разную клал. Мышь попадет, а колонок прибежит да ее съест. А бабушка одно: «Какой ты мужик, колонка изловить не можешь. Он же разорит нас».
Тогда я капкан возле курятника поставил, в корытце: будет вокруг бегать и попадет. А попал петух. И что ему ночью не спалось? Просунул голову сквозь решетку и клюнул в язычок капкана. А колонок ему шею перегрыз. Что потом было! Хоть из дому убегай.
Унес я петуха за амбар и вокруг капканы поставил.
Вот он и попал.
— Отпустить надо, — советую Феде. — Теперь он больше не пойдет, а лапка заживет.
— А как отпустить? Он же кусается.
— Неси-ка полено.
Мы поленом нажали на пружину, скобки капкана разошлись. Колонок отскочил и замер, грозно глядя на нас. А потом юркнул под амбар.
— Надо было бабушке показать, — сожалел Федя. — Она теперь ни за что не поверит. Скажет, что я всю эту историю выдумал. Эх, дядя, поспешили мы его выпустить. Теперь ищи свищи. Он к жилью больше в жизни не подойдет.
— Ничего, так поверит. А где ты ондатру ловишь?
— На Темном озере. Пойдем завтра вместе?
— Пойдем.
Глава 5
Светает. Мы с Федей идем на озеро, где у него стоят капканы на ондатру. На Феде телогрейка, резиновые сапоги, из-под сбитой на затылок кепки вылезли и топорщатся на лбу белесые волосы. На плече его покачивается ружье «белка».
— Крякаш на озере живет, — рассказывает Федя. — Такой хитрющий. Я еще лугом иду, а он «кря-кря» — и деру.