Тайга шумит
Шрифт:
— Жалко, мам, одно оно у меня. Да и не по одежке о человеке судят.
— Ничего, что одно, еще купим, — возразила мать. — Не все же время так туго с материалом будет. Война кончилась, и жизнь наладится. Говорят, скоро карточную систему отменят…
Верочка не возражала, но переодеваться не захотела. Умылась, причесалась. Садясь завтракать, зацепила под столом ногой бутылку и опрокинула ее.
«Опять папа опохмелялся, — досадливо поморщилась она, — сам жалуется на отрыжку и изжогу, а меня не слушает. Не верит, что вредно.
— Ты чего не ешь, доченька, остынет завтрак, — глядя на задумавшуюся дочь, проговорила Любовь Петровна и подсела к столу.
— Мама, давно папа пить стал? — спросила Верочка. Любовь Петровна тяжело вздохнула.
— Давно… Сначала говорил — для аппетита, потом больше, больше, а теперь редкий день проходит, чтобы не выпил…
— А ты что же?!
И хотя Верочка сказала это ласково, но упрек больно кольнул материнское сердце. Любовь Петровна обиженно поджала губы, опустила голову. На глазах появились слезы.
— А разве он меня слушает? По всякому пробовала: и упрашивала, и ругалась, и рассказывала, что люди о нем говорят… Хоть бы что!.. «Плевать я на всех хотел!» — говорит… измучилась я уже, Веруська, — призналась она и расплакалась, закрыла лицо руками.
— Мама, мамочка, не надо, прошу тебя… — умоляюще прошептала Верочка и, подойдя к матери, обняла ее.
— А однажды я спрятала бутылку самогонки — он к брату двоюродному ездил и привез из деревни — думала с трезвым в гости пойти. Приглашали, — уже не могла сдерживать наболевшее Любовь Петровна. — А он явился пьяный и давай искать… Где, говорит, самогон? Я сказала, что не дам, а он… он обозвал меня и… и ударил…
— Обозвал?.. Уда-арил?
— Ты только не говори ему, — с мольбой посмотрела на дочь Любовь Петровна, — а то… не надо говорить… Не хотела я тебе рассказывать, да ты сама…
Прижимая к груди голову матери, Верочка тяжело задумалась то гладила ее пышные светлые волосы, то вытирала руками мокрое от слез лицо матери. Потом вдруг наклонилась, всматриваясь в едва заметный над переносицей рубец.
— Это он?
Любовь Петровна удрученно вздохнула.
— Доченька, без четверти девять, — проговорила она, — на работу тебе пора, а ты не ела…
— Не хочу, мам… я пойду!
— Куда же, обожди! Хоть чаю с медом попей!
Но Верочка отрицательно замотала головой и вышла из комнаты.
«Зря я разоткровенничалась», — уже сожалела Любовь Петровна.
24
Закончив обход больных, Верочка пришла в ординаторскую и остановилась у окна, наматывая на палец резинки фонендоскопа. Из головы не выходил разговор с матерью.
«Сказала, что один раз ударил, — думала она, — а может быть, и не раз? Мама скрытная…»
«…больницу начали строить, фундамент заложили», — вдруг услышала Заневская конец фразы, сказанной кем-то в коридоре.
— Давно пора бы, —
«Скоро ли выстроят? — подумала Верочка, — надо поинтересоваться».
Вышла на крыльцо и увидела прораба.
— Вы на строительство? — окликнула она.
— Интересуетесь новой больницей? — охотно вступил в разговор прораб. — Не беспокойтесь, здание хорошее будет: светлое, просторное, сухое. Покрасим, побелим — ахнете!
— Посмотрим, — неопределенно ответила Верочка, шагая рядом.
— Вот здесь будет больница, — начал прораб, останавливаясь и показывая на огороженную горбылем площадку. — На днях закончим с фундаментом и примемся за стены…
— Ага, — кивает головой Верочка.
«Надо маме больше времени уделять, — думает она, не слушая прораба, — а с папой серьезно поговорить».
— …Тут будет вестибюль, здесь коридор, там палаты, — показывая на окаймленные бетоном и траншеями прямоугольники и квадраты, рассказывает прораб. — В конце правого крыла здания разместится кухня, в левом конце — прачечная… Вам понятно, Вера Михайловна?
— Да, да, — машинально отвечает Верочка.
«Сегодня же поговорю с папой», — решает она.
— Вы приходите, когда будут возведены стены — понятнее станет… Ну, извините, я пойду. Надо застать в конторе Скупищева и цемент выписать. До свидания!
— До свидания… — Верочка вдруг с недоумением посмотрела на уходящего прораба. — Куда вы? Что же вы меня бросили?
— То есть… я же… показал уже все! — пожал плечами прораб..
— У вас что-нибудь есть, ну-у… план, проект, что ли? — сказала Верочка. — Покажите, пожалуйста!
Прораб кривит толстые губы, морщит короткий нос. Вытащив из папки чертежи, объясняет вновь.
— Постойте, постойте, что-то не понимаю, — останавливает его Верочка. — С одного крыла кухня, с другого прачечная?
— Правильно!
— Что правильно? — вскидывает вверх свои тонкие темные брови Заневская. — Они должны быть отдельно от больницы или, по крайней мере, изолированы капитальной стеной. А у вас?
Прораб задумчиво пожевал губами.
— Вестибюль… коридор… так, так. А где будет изолятор? Ну, инфекционная палата?
— А это уже по вашему усмотрению, — ответил прораб.
— Изолятор должен иметь отдельный вход и выход. Так же и родильное отделение, и приемный покой. А у вас один вход на всю больницу, если не считать сквозные через кухню и прачечную!
Прораб молчал и почесывал за ухом.
— А как планировка сделана? — наседала Верочка. — Окна палат должны быть обращены на юг или юго-восток. А у вас?
— На север! — вставил один из рабочих, прислушиваясь к разговору.
— Да, на север, — подтвердила Верочка. — И потом: здесь вообще не место для больницы. Почему бы не построить ее вон на том бугорке? — показала она рукой за поселок. — И речка под боком, и место сухое и, главное, отдельно от жилых построек!