Тайга шумит
Шрифт:
— Я, папа.
— Вот что: сейчас же зайди ко мне и поедем в район. Быстрее!
— А в чем дело?
— Не зна-аешь?
— Не знаю, папа, ты поясни…
— Будет наивничать! — оборвал отец. — Наябедничала на отца, а теперь строишь из себя паиньку?
«Ах, вот оно что! — догадалась Верочка, и сердце часто-часто застучало в груди. — Это насчет постройки новой больницы!»
— Папа, как тебе не стыдно! — возмутилась она.
— Ладно, потом разберемся. Собирайся, я жду.
В ординаторскую заглянула
— Вера Михайловна, тут приехал верхом лесник. Говорит, что был на лесоучастке Зябликова, и тот просил передать, что следом отправляет подводу с больным…
— Папа, одну минутку, — сказала Верочка в трубку, и к медсестре: — А что за больной?
— С травмой ноги.
— Поблагодари лесника. Иди, — кивнула Верочка медсестре. — Папа, к сожалению, я не могу поехать с тобой. Скоро привезут больного с травмой.
— Что-о? — удивился Заневский. — Ты соображаешь, что говоришь? Тебя вызывают в исполком, понимаешь? Ис-пол-ком!
— Но ведь больной…
— Аа-а, подождет!
— Папа! — рассердилась Верочка. — В твоем леспромхозе травма за травмой, а ты…
— Ты мне мораль не читай, — разозлился Заневский.
«Хорошо, об этом мы еще поговорим!» — решила Верочка.
— В исполком я не могу поехать — жду больного, и это там поймут. Тем более, что вопрос о больнице может быть решен и без меня. Я могу лишь повторить то, что писала в заявлении.
— Значит, отказываешься ехать?
— Да.
— Так и передать?
— Так и передай: везут лесоруба с травмой, кроме того, на прием записалось двадцать три человека.
— Ишь какая ха-арактерная! — язвительно произнес Заневский.
— В тебя уродилась, — овладев собой, насмешливо ответила Верочка и услышала в трубке щелчок.
«Не понравилось, — усмехнулась она, — бросил трубку…»
Верочка убрала в стол истории болезней и пошла на прием. Через час привезли лесоруба с переломом ноги. Верочка наложила ему гипсовую повязку, решив завтра же отправить больного в райбольницу, чтобы сделали контрольный рентгеновский снимок.
Был уже восьмой час, а больных оставалось еще несколько человек. Старушка жаловалась на одышку и частые головные боли. Выслушав внимательно пациентку, Верочка осмотрела ее, стала писать рецепт. Старушка потихоньку одевалась.
Вдруг дверь распахнулась, и в кабинет вошел Заневский. Широкое лицо его было сердито, из-под кепки выбивалась прядь густых, отливающих синевой, черных волос и закрывала правую бровь, белки глаз покраснели.
«Запретили строить, — подумала Верочка, — и со злости, видно, напился».
— Папа, ты почему вошел без разрешений? — спокойно сказала она, поднимаясь со стула.
— Это у тебя-то разрешения спрашивать? — блеснув зрачками, ядовито усмехнулся Заневский.
— Ты мне мешаешь работать, у меня больная раздета!..
— Ну, радуйся, докторша,
— Папа, выйди сейчас же из кабинета! — бледнея, крикнула Верочка.
— А если не выйду? — вызывающе произнес Заневский.
— Я вас последний раз прошу, немедленно оставьте кабинет! — наступая на отца, предостерегающе сказала Верочка и так посмотрела на него, что он вмиг отрезвел, попятился, махнув рукой, вышел.
11
Некоторое время Верочка сидела сосредоточенно сдвинув тонкие брови, потом облокотилась на подушку дивана и прикрыла глаза.
«Умаялась за день дочка, — решила Любовь Петровна, тихо проходя от буфета к кухне, — спит».
Но Верочка не спала. Мысль ее работала лихорадочно: вспомнились встречи, разговоры, но, то ли от усталости, то ли от рассеянности она не могла сосредоточиться на главном.
Она открыла глаза, ласково посмотрела на мать, хлопотливую, домовитую, поколебалась, не скрыть ли свои тревоги от нее, но потом подумала, что все равно все узнает.
— Знаешь, мама, — помедлив, решилась она, — я часто думаю о папе и, признаться, не могу его понять…
— А что такое, доченька? Подожди, я только взгляну на керосинку — не коптит ли, — Любовь Петровна быстро вернулась и села рядом.
— Вначале, мама, мне казалось, что все несправедливо ополчились на папу, тем более, что он с радостью принял предложение Леснова, — Верочка покраснела, — сквозной метод, предложение Тани Русаковой, организовал бюро рационализации и изобретательства. Но вот я ведь бываю на участках и вижу, что папу лесорубы не любят, не уважают. Я думала, все дело в его резкости, в его непокладистом характере…. Я не могла понять, почему папа отказался от трелевочных тракторов, и согласна была оправдать его, думая, что люди ошибаются. Теперь же… я поняла, что папа просто запутался… У него очень неблагополучно на работе.
Любовь Петровна смотрела на расстроенную дочь: «Как она повзрослела!»
— Не знаю, Верочка, что тебе и сказать, — развела она руками и удрученно вздохнула. — Может быть, ты и права. Беда в том, что отец никого не хочет слушать, все делает по-своему и к тому же пьет… — Она опустила голову, но Верочка заметила, как дрогнули у матери губы. — Что делать, дочка? Чует мое сердце, бедой все это кончится!
Она вскинула на дочь наполненные слезами глаза, и столько было в них страдания, столько горя и обиды, что Верочка впервые по-настоящему поняла, как тяжело было матери одной.