Тайга шумит

Ярочкин Борис Петрович

Николай отвернулся.

Веселов встал, прошелся по комнате, сосредоточенно сдвинув брови, что никак не вязалось с его веселой, добродушной физиономией.

«Значит, я зря на Таню обиделся, — вздохнул Николай, злясь на свою доверчивость. — Зина наговорила из-за ревности, чтобы нас поссорить, а я поверил, обидел Таню… Эх, дурак я, набитый!»

— Что тебе ответить, Костя? — тихо проронил Николай. — Пожалуй, ничего не скажу… дай руку!

— Понял?

— Давно, в больнице еще… даже начал понимать, когда работал один у оврага… а окончательно —

теперь.

— Тогда рад за тебя.

4

Солнце сползало к тайге.

Приближаясь к верхушкам деревьев, оно с каждой минутой все больше и больше окрашивалось в багровые краски.

Николай не спешил. Пробираясь по едва заметной тропке сквозь заросли шиповника, он придерживал на сворке лайку, которой не терпелось ринуться в кусты.

Справа блеснуло отраженным закатом почти круглое полувысохшее озерко. Николай спустил с поводка Полкана и свернул к излюбленному месту, мельком взглянув на стайку чирков, уплывающих от травянистых берегов.

«Мелюзга, — махнул рукой охотник, — заряд жаль тратить!»

Второе озеро было невдалеке. Николай прошел к нему и устроился среди высокой осоки на небольшом мыске, откуда, мог свободно достать выстрелом любой конец продолговатого водоема, и замер. Несколько минут сидел неподвижно, внимательно оглядывая зеркальную гладь, кое-где прорезанную пучками болотной травы. Уток не было.

«Скоро прилетят, — успокоил себя он, — только солнце сядет». Прибежал Полкан, вильнул хвостом и, принюхиваясь, направился берегом. Через несколько минут послышался его лай, и тотчас из осоки выплыла утка, а за ней потянулся взматеревший выводок. Николай вскинул двустволку и дал по стайке дуплет. Три утки взмыли в воздух, четыре, окрашивая кровью воду, барахтались на месте.

— Возьми, Полкан, возьми! — закричал Николай, и лайка поплыла к птицам…

Теперь не стыдно было возвращаться домой, но охотничий азарт не отпускал. Донеслось несколько выстрелов с соседнего озера. Уральцев убил еще пару крякуш влет и, когда стало темнеть, довольный охотой, повернул к дому.

На дороге повстречался Заневский.

— Ого, у вас не меньше моего! — указывая на убитых Заневским уток, улыбнулся Николай. — Домой, Михаил Александрович?

— А что?

— Да так… — замялся Николай и смущенно заговорил. — Как вы думаете, примут меня обратно в звено?.. Тогда я ушел от них, ну… не верил, что звеном можно работать не хуже, чем в одиночку… Вы бы сказали Верхутину, а?

— А ты скажи сам. Или совестно?

«А замполит прав был, говоря, пусть, мол, один поработает, сам попросится в звено».

— Я-то скажу, — ответил Николай, — да боюсь, откажут, а вы… как начальник лесоучастка нашего…

— Я в отпуске, понимаешь? Ты к Владимиру Владимировичу Леснову обратись, он сейчас командует — в замешательстве сказал Заневский.

«А ведь они не знают, что я подавал заявление об увольнении, и мне отказали, значит, Леснов

никому ничего не говорил», — облегченно подумал Заневский.

Как-то приятно, легче стало на душе.

— Ладно, я скажу Верхутину, — пообещал он, — только чтобы старое не повторилось…

— Михаил Александрович! — с благодарностью воскликнул Николай. — Не повторится, вот увидите!.. Спасибо вам!

«А я, не наберусь смелости извиниться перед Любой, — вздохнул Заневский. — Письмо, что ли, написать? Смешно! Живем в одном доме и писать письмо…»

И словно поняв мысли Заневского, Николай сказал просто, как о чем-то прошлом, давно забытом:

— Я ведь был не прав, Михаил Александрович, ой, как не прав!. И даже понимать стал потом, когда ушел из звена, а стыдился почему-то сказать… Наверно, думал, что для моей гордости это большое унижение и… получил по заслугам. Теперь душой маюсь…

— Ничего, на ошибках учатся.

5

На крыльце, словно ожидая Николая, стояла Русакова.

— Здравствуй, Таня… — смущенно проговорил он и остановился, переминаясь с ноги на ногу: во рту вдруг пересохло.

«Что она сейчас обо мне думает?» — Николай не смел взглянуть на девушку.

— Ой, мамочка! — на крыльцо вдруг вышла Зина и всплеснула руками. — Сколько настрелял!.. Продай парочку, Коля, — попросила она, хотя знала, что тот никогда ничего не продавал.

— А ты опять будешь сплетничать про соседей? — язвительно усмехнулся Николай, чувствуя глухое раздражение.

Зина вспыхнула, что-то фыркнула и поспешила удалиться. Николай заметил на губах Татьяны улыбку, повеселел.

— На кого же она насплетничала? — с наивным удивлением спросила Таня, хотя все знала из разговора с Константином.

— На добрых людей, — увильнул от ответа Николай и, поднявшись на крыльцо, приблизился к девушке. — Таня, — нерешительно сказал он и виновато посмотрел ей в глаза, — не поможешь ли ощипать уток?

— А ты меня потом поблагодаришь, как вчера, да? — усмехнулась девушка.

Николай не знал, что ответить, покраснел.

— Не знаю, Таня, как и получилось вчера, — чуть слышно сказал он, опустив глаза. — Знаешь, такая у меня сейчас на душе оскомина… Стыдно… что раньше ничего не понимал… Теперь я… я… — голос сорвался, и он, не находя слов, вздохнул.

Татьяна улыбнулась той особенной улыбкой, какой улыбаются женщины, когда прощают, и Николай, поняв ее, невольно рванулся к девушке, обнял и, на мгновение прижав к себе, поцеловал.

— Ма-амочка!.. — вышла Зина с кастрюлей из кухни. — Целуются!..

Николай и Таня отпрянули друг от друга, но через секунду Русакова овладела собой и насмешливо посмотрела на Воложину. Потом шагнула к растерявшемуся Николаю и сама поцеловала его.

— Видела? — сказала она Зине. — Пойдем, Коля.

Зина вернулась к себе, поставила на стол кастрюлю с ужином и взволнованно заходила по комнате.