Тайга
Шрифт:
Вокруг установилась тягостная тишина. Все почему-то поверили его словам. На этот раз безоговорочно. Никто не попытался спорить. Ни Тоха, ни я, ни даже Юрка.
— Идемте спать, — велел Санжай. — Нам завтра рано выходить. И так на сутки от графика отбились. Ребята в лагере волноваться будут…
Тоха поднял всех с рассветом. Долго раскачиваться не дал. Разрешил лишь перекусить холодным кулешом да наскоро ополоснуть посуду. После погнал в тайгу.
Шли по меткам Санжая, отсчитывая одну за другой. Быстро, уверенно.
К пиритовому ручью вышли уже после обеда. Местность узнали, заулыбались. У Юрки вырвался вздох облегчения.
— А говорил, что водит! — сказал он язвительно.
— Дурак ты, — Антон был предельно серьезен, — мы же сейчас не домой идем, а обратно в лагерь, к шаманской могиле.
Это оказалось аргументом.
— Черт, — Юрка моментально расстроился, — я не подумал.
Я хотел было сказать, что он не думает почти никогда, но поймал быстрый взгляд Тохи и промолчал. Не стоит будить лихо. В нашей команде наконец-то установилось хрупкое равновесие. Без скандалов и истерик.
Ночевать остановились на поляне с саранками. Пекли грибы, варили с воблой суп. Я вдруг поймал себя на мысли, что жду не дождусь, когда вернусь обратно в лагерь. К девчонкам, к Эдику, к ледяному озеру. Это меня откровенно удивило. Я так и не понял, когда успел привязаться ко всей компании. Даже к зловредному Юрке.
Когда улеглись, вновь разоралась кукушка. Кричала она долго, старательно, словно спешила объяснить все то, что хотел сказать хозяин. Под крик ее я и уснул.
Во сне мне привиделся Генка. Он стоял почти над самым обрывом. Огромный, раздувшийся, синий, мертвый. Стоял и смотрел на нас бесцветными бельмами глаз. И в голове моей билась мысль: «Его надо похоронить. Его обязательно надо похоронить. Не дело оставлять человека так…»
Наверное, все это я произнес вслух. Колька потряс меня за плечо, шепотом спросил на ухо:
— Миш, ты что? Кого похоронить?
— Генку.
Я сел и открыл глаза. Над оврагом сияла ущербная луна. От воды белой дымкой поднимался туман. Генки не было. Хотя, о чем это я? Его здесь и не могло быть.
— Миш, ты чего? — Санжай нахмурился. — Вспомнил что-то?
Я прислушался к себе, новых воспоминаний не нашел. Поэтому просто покачал головой. Ответил:
— Нет. Сон страшный приснился.
— А…
Он не стал уточнять, что за сон. Улегся обратно в траву.
— Ложись лучше спать, Мих. Сон ничего не значит.
Я почему-то не был в этом так уверен. Но, правда, уснул и больше не видел снов.
Глава 18
Стоит ли описывать следующий переход? Думаю, нет. В этот раз не случилось ничего интересно. Юрка смирился с сапогами, шел, сбивая палкой головки цветов, насвистывал под нос что-то бравурное.
Санжай был невозмутим, как всегда. Подбитый глаз его наконец открылся. Синяк стал линять, из синего и фиолетового перетекая в грязно-желтый. Тоха хмурился, кусал губу. Ближе к обеду не выдержал:
— Коль, — сказал он, — черт меня подери, но я начинаю верить в твоего хозяина. Иначе, как объяснить, что сегодня все идет, как по маслу?
Колька только пожал плечами.
У меня были те же мысли. Слишком гладко складывался путь. Слишком все было просто. Мы нигде ни разу не промахнулись. Не прошли мимо метки. Не свернули с пути. Не затеяли свары. Ближе к вечеру преспокойненько вышли к знакомой излучине.
— Ну вот, почти дома, — Юрка был счастлив. — Сейчас пройдем немного вдоль завала, потом напрямки, к озеру. Я наконец-то скину эти паршивые сапоги…
Он засвистел мелодию с удвоенным энтузиазмом.
— Чему ты радуешься? — поразился Антон.
— Как чему? Мы же вернулись! Представляете? Вернулись!
Он ринулся к Антону, попытался его обнять от избытка чувств, закружить в туре вальса.
Тоха выругался, едва не послал восторженного идиота, сдержался в последний момент.
— Не пойму, — сказал он, — ты здесь до старости что ли собрался жить?
Юрка остановился, словно налетел на стену, наморщил лоб, вздохнул, произнес обижено:
— Умеешь ты успокоить.
— Чего тут успокаивать? — вставил свои пять копеек Санжай. — Онгон искать надо. Пока не найдем…
Он развел руками.
— Тьфу, — Юрка совсем расстроился, — все настроение испортили. Что за люди?
Он обогнал всю компанию, зашагал первым. Тоха пошел следом. Я уже хотел было направиться за ними, но вдруг краем глаза уловил на Колькином лице победный взгляд. Он был таким мимолетным — вспыхнул и погас. Восточная натура взяла верх. Лицо вновь стало непроницаемым.
Весь остаток пути я пытался понять, что значила эта мимолетная перемена? Что скрывает наш премудрый Санжай? Но ответа на этот вопрос у меня пока не было.
К озеру вышли перед самым закатом. Небо над водой было алым, с золотым прожилками. Красивым до нереальности. Мелодично звенели комары. Юрка сразу подбежал к воде, скинул сапоги, носки, встал на влажный песок, замахал руками, закричал:
— Э-ге-гей!
Отсюда было видно, что в лагере горит огонь, что-то варится в котелке. Из-под навеса выскочила Зиночка, приложила ко лбу козырьком ладонь, разглядела, крикнула:
— Наташа! Ребята вернулись!
Ната прибежала откуда-то от палаток, встала рядом, неожиданно вложила в рот два пальца, звонко с переливом свистнула.
Колька аж прицокнул от восторга:
— Ай де Наташка! Во дает!
Юрка замахал ей двумя руками. Заорал во всю мочь, запрыгал на мелководье:
— Ната! Готовь есть!
Обернулся к нам, сказал почти извиняясь:
— Я страсть, как жрать хочу.
В этом с ним были солидарны все. Ребята сразу взбодрились. Тоха усмехнулся: