Тайна дела No 963
Шрифт:
– Поздравляю вас, - солидно пробасил Саня Лапченко.
– Познакомьтесь, мой товарищ, блестящий репортер, а это - Хоакин Веласкес, тоже блестящий репортер, а еще и отважный покоритель океанских глубин.
Когда объявился Серж Казанкини, мы уже успели всласть наговориться.
– Я тебя разыскиваю с утра, - недовольно, пожалуй, даже с обидой, сказал Серж.
Мне пришлось на скорую руку объяснить, в чем дело, и Казанкини сменил гнев на милость. Потом Хоакин, извинившись, сослался на неотложное дело нужно выбрать подарок жене и сыну, ушел. Саня, человек деликатный и понятливый, поднялся, сказав, что будет на трибуне, хочет увидеть, как станет тренироваться Федор - наша сборная появилась в Вене вчера вечером.
– Рассказывай, звонил?
– спросил Серж.
–
Я вытащил из сумки диктофон и включил:
"Вена считается идеальным в Европе городом спортивного отдыха..."
– Извини, это проба. Сейчас...
– Ты думаешь, вас не подслушивали?
– обеспокоенно спросил Серж.
– Майкл заверил, что принял меры. Слушай...
Когда запись закончилась, Серж откликнулся не сразу. Я видел: в нем шла какая-то внутренняя борьба, он не мог придти к согласию с самим собой, и это раздражало его. Но я не стал подталкивать Казанкини, ибо решение, которое ему предстояло принять, должно быть однозначно свободным, лишенным какого бы то ни было давления с моей стороны. Игра снова становилась опасной, и, как поведет себя в этой ситуации Серж, столкнувшись с Питером Скарлборо и Келли вплотную, мне осталось лишь гадать. Ясное дело, я был кровно заинтересован в участии Казанкини, ибо два всегда лучше одного, даже если второй - Серж, никогда в своей жизни не взявший в руки гантели, не говоря уже о том, чтобы походить в спортзал или пробежать марафон. Но голова у него, отдам ему должное, светлая, ум быстрый и прагматичный.
– Сегодня - пятница, я как раз собирался кое-что отстучать в контору...
– неуверенно начал Серж, и я понял, что он сдался, и мне стало не то грустно, не то горько, но, видно, все это проявилось на моем лице, и Серж взвился.
– Ты что - решил, Серж, - в кусты?
– заорал он.
– Серж, заруби это у себя на носу, никогда не трусил, и плевал я на твоего Питера с его грязной компанией!
– Тише, на нас оглядываются, - остудил я пыл Казанкини, едва сдерживая рвавшуюся из сердца радость: Серж оставался со мной.
– Плевать! По этому случаю нужно выпить и... успокоиться, - предложил Серж уже нормальным голосом.
– А как же контора?
– не удержался я.
– Завтра. Никуда Франс Пресс не денется, тем паче материал о вашем спринтере, о Федоре Нестеренко, прошел с красным грифом. Итак, как мы будем действовать? Да, чуть было не забыл: наш уговор - мы с тобой не конкуренты!
– остается в силе?
– Без сомнений!
– И ты выложишь мне новости целиком?
– Да.
– Тогда так: мы поедем на моей машине прямо отсюда...
Федор Нестеренко сдержанно поздоровался со мной, не прерывая методическое складывание вещей во вместительный адидасовский баул с буквами "СССР" на боках. С тех пор как эта известная западногерманская фирма заключила контракт с Госкомспортом, сборные страны экипируются "Адидасом".
Я видел, что Федора мое появление не обрадовало. Чует кошка, чье сало съела, не слишком добро подумал я о парне и решил его не жалеть - мне, признаться, было до слез обидно за Ивана Кравца. В конце концов, рассуждал я, многим доводится уходить от своих тренеров, но это не повод для того, чтобы бить горшки. В любой ситуации должно оставаться человеком!
– Тебе, Федя, привет от Ивана. Желал удачи.
– Благодарю вас, Олег Иванович. Со мной полный порядок, - с каменным лицом отвечал Федор, пряча глаза. (И за то спасибо, значит, совесть не потеряна окончательно).
– Тебя тут прочат в конкуренты Джону. Как считаешь, не преувеличивают?
– Не вам бы задавать такие вопросы, Олег Иванович, небось, и сами спортивного хлеба с солью вкусили. Поживем увидим, пока тренируюсь нормально, Вадим Гаврилович доволен.
Выглядел Федор прекрасно, что и говорить: широко развернутые плечи, мощные, накачанные, как у штангиста, руки с красивыми длинными пальцами, бедра, буквально налитые силой. Только вот в лице его, нет - в выражении лица - в плохо скрываемой нервозности, что ли, в этих глазах, так упорно не желающих сталкиваться прямо - зрачок в зрачок с моими, в жестких складках в уголках крупного, с рельефно очерченными пухлыми губами рта крылось что-то неприятное, непривычное,
"С чего бы это ему на мир зверем глядеть?
– удивился я.
– Слава богу, жаловаться грех: квартира в Москве, на улице Горького, рядышком с представительством Украинской ССР, в старом доме с четырехметровыми потолками, жена - не то солистка, не то восходящая "звезда" Большого, чемпион СССР, заслуженный мастер спорта, в славе купается, но держится достойно - без разных там мелких шалостей на таможне с компьютерами да "видиками", и в перспективе - медаль в Сеуле".
– Федя, извини за навязчивость и пойми - я не держу на тебя обиды за Ивана. Ты - мастер, ты сам должен выбирать, какой тренер тебе нужен и нужен ли вообще. Просто ты не вправе забывать, дружище, что ты для Ивана как сын... наладь с ним отношения, он многого не потребует, ведь знаешь его - чистая душа... позвони, спроси, как живет, о себе пару слов добавь. Поверь мне, он искренне желает тебе добра!
– У нас нормальные отношения, Олег Иванович, - отрезал Федор и с внезапно прорвавшейся злостью добавил, как пощечину отвесил: - И вообще не лезьте вы куда вам не следует! Надоели мне... доброжелатели...
Нам больше не о чем было разговаривать. Я повернулся, чтобы уйти, но тут к нам подоспел Вадим Крюков, наставник Федора. Мы с ним выступали в Мехико, на Играх, почти двадцать лет назад. Дружить не дружили, но, встречаясь, разговаривали как старые товарищи, коим есть что вспомнить да и заодно обменяться мнениями о сегодняшней жизни. Крюков, оставив спорт, быстро прогрессировал по административной линии, организатор он был дельный, его пригласили в Госкомспорт, в управление легкой атлетики, где он отвечал за беговые дисциплины. Но когда несколько лет назад Вадим Крюков, сколотив группку из трех спринтеров-мужчин и двух девушек, бегавших короткие дистанции, переметнулся на тренерскую работу, его шаг многих озадачил - начинать новую карьеру, когда тебе под сорок, согласитесь, не каждый способен. Ведь и место он занимал твердое, хорошо обеспеченное, три-четыре раза в год за кордон с командами или делегациями. Но скептики быстро умолкли, когда его ребята "побежали". Правда, с девчатами Крюкову не пофартило - обе его кандидатки в сборную перестали улучшать результаты, сникли и потом вообще исчезли со спортивного горизонта. Для самого Крюкова, вернее, для его тренерской карьеры это обернулось выигрышем, потому что он смог расширить группу мужчин. А когда к нему переехал из Киева Нестеренко и спустя год улучшил рекорд страны многолетней давности, авторитет Вадима рвануло вверх. Злые языки, правда, поговаривали, что он дружен с кем-то из руководителей Комитета и потому ему повсюду во всех его делах - режим наибольшего благоприятствования. Но я с этими утверждениями не был согласен: Крюков делом доказал, что тренер он стоящий.
– Привет, Олег Иванович!
– еще издали, явно желая задержать меня, громко воскликнул Крюков.
Мы поздоровались.
– Ну что, поговорили?
– Он быстро, оценивающе взглянул на Федора без улыбки, строго, пытливо, потом - улыбаясь, впился в мои глаза, в его взоре я увидел немой вопрос-обеспокоенность.
– О чем вы тут?
– Нормально, - как ни в чем не бывало, пожалуй, даже с облегчением ответил Нестеренко.
– Ведь Олег Иванович меня, можно сказать, с пеленок знает, а с Кравцом вообще друзья.
– Как там Иван?
– поинтересовался Крюков.
– Камень за пазухой на меня не держит? Чудак-человек, ведь всегда нужно знать свой предел в спорте. А Федя... Федя уже был ему не по зубам.
– Ну, зачем же так!
– Федор смолчал, проглотив эту подлянку, а я не стерпел.
– Еще неизвестно, как пошли бы дела у Федора - планы у них с Иваном Дмитриевичем были большие и, кстати, стали воплощаться в жизнь...
– Олег, - Крюков перешел на ты - явный признак попытки расположить к себе, расслабить собеседника, - это мираж. Повторяю, у каждого есть свой предел. Вот ты, скажем, Юлианом Семеновым не станешь же, хотя знаю, пишешь бойко, читал, нравится. Так и в спорте, в тренерской работе! У каждого свой круг.