Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
— И это тем более ужасно, что настоящий автор — не вы…
Маркомир опустил глаза:
— Мне предложили сделку, и я честно выполнил то, что от меня требовалось. Я хорошо сыграл пророка. Этот апокалипсис принес мне миллионы…
«Журналистка» печально усмехнулась:
— Ну а что тот человек? Настоящий автор?
Маркомир с разочарованным видом пожал плечами:
— Исчез, как испарился! Я его ни разу больше не видел.
— Вы не могли бы его описать?
«Пророк» беспомощно
— На нем были темные очки и плотная шапочка, под ней не было видно волос… И говорил он тихо, почти шепотом — чтобы нельзя было определить возраст, наверно… То есть это мог быть кто угодно. Вы это хотели знать? Вам нужна информация об этом типе?
Женщина ничего не ответила.
— Вас прислали спецслужбы? — настаивал гуру. — Они его разыскивают?
— Нет, спецслужбы здесь ни при чем.
— Тогда кто вы?
— Это вас не касается, — ответила женщина и быстро вышла из комнаты.
После некоторого раздумья Маркомир нажал кнопку интерфона:
— Жиль, проследи за женщиной, которая отсюда вышла. Я хочу знать о ней все. Только не засветись.
В этот момент Жервеза Массон вышла из резиденции гуру — того самого «Цветочного города».
Любен ждал ее на углу улицы Глициний.
— Ну что? — спросил он, приблизившись.
— Почти ничего, — ответила Жервеза с раздражением.
— Кто его информатор?
— Судя по всему, наблюдатель.
— А кто написал книгу?
— Маркомир ничего не знает, говорю вам!
— И вы ему верите?
— Когда этот проходимец говорит правду, это сразу видно!
— В таком случае… что нам остается делать?
Над Парижем мрачно гудели колокола — словно город поминал самого себя.
Жервеза устало взглянула в небо и тихо произнесла:
— Уезжать отсюда как можно дальше…
— Ты слышишь колокола?
В каждом квартале, во всех церквях, Парижа звонили колокола, и этот звук сливался с воем пожарных и полицейских сирен.
— Это означает, что Сена уже вышла из берегов, — объяснил Сильвен, глядя из окна на стаи чаек, усеявших окрестные крыши.
«И это все, что я могу ей сказать? — спросил он себя раздраженно. — С самого начала разговора мы избегаем говорить о главном, ходим вокруг да около!»
Габриэлла, в свою очередь, таким же нейтральным тоном сообщила:
— Если верить новостям, в Сене появились акулы, в Булонском лесу — доисторические животные… а по кварталам, где отключили электричество, рыщут стаи волков… Сообщают также, что в предместьях собираются шайки грабителей, которые хотят добраться на моторных лодках до богатых кварталов и разорить их, как пираты…
— Париж погружается в кошмар, — мрачным тоном заключил Сильвен.
— Боишься, ангел мой? — спросила Габриэлла, и на этот раз в ее голосе послышалась теплая нотка.
Сильвен крепче сжал в руке телефон. Удастся ли им наконец поговорить друг о друге?
— Не знаю… Я в основном беспокоюсь о тебе…
Ему хотелось рассказать ей обо всем — о своих тревогах, о своих подозрениях… О том, что он увидел в подземелье. Хотелось предостеречь ее, защитить. Сказать, что он снова смотрел на картины. Ведь разве не о ней шла речь прошлой ночью, в подземной лаборатории? Разве Любен и Жервеза не собирались принести ее, Габриэллу, в жертву?
С трудом поборов волнение, он почти шепотом спросил:
— Ты… случайно не виделась с Любеном в последнее время?
Но, услышав этот вопрос, Габриэлла мгновенно замкнулась, как моллюск в своей раковине, ответив:
— Ты прекрасно знаешь, что мы не видимся вот уже двенадцать лет…
«Лжет?» — спросил себя Сильвен. Затем вновь подумал о картинах и обратился к главному:
— Он не заставлял тебя проходить… тесты?
— О чем ты говоришь, Сильвен?
— Я… — Он запнулся. Слова снова застряли в горле.
Габриэлла первой нарушила молчание:
— Сильвен… мне нужно кое-что тебе сказать…
— Скажи…
— Я живу в самом высоком районе Парижа, ты знаешь…
— Предлагаешь мне убежище? — спросил он с недоброй иронией. — А как же твой муж?
— Он сейчас в отъезде. Уехал в Лион. А теперь из-за наводнения все въезды в Париж заблокированы… может быть, надолго.
Сильвен почувствовал, как при этих словах его сердце застучало быстрее. Значит, он сможет вновь обрести свою Габриэллу?.. Может быть, этот всеобщий апокалипсис станет для него одним из самых прекрасных воспоминаний в жизни?..
Но, увы…
— Нет.
Этот ответ вырвался непроизвольно — Сильвен вновь позволил своему инстинкту решать за себя, как много раз за последние дни.
— Ты уверен?
Голос Габриэллы звучал, как у раненого ангела.
Поздно…
Сильвен с трудом успокоился. Но глаза его все еще оставались влажными, и голос дрожал, когда он проговорил:
— Тем вечером мы доиграли последнюю фугу…
— Я знаю, Сильвен… Но я думала… Я говорила себе…
Бедная Габриэлла — теперь и она пребывает в таком же смятении, как и он сам…
— Ну что ж, — прибавила она сквозь сдавленные рыдания, — тогда я и в самом деле спущусь…
— О чем ты говоришь? Куда ты спустишься?
— Неважно, ангел мой… Ты ведь сумеешь позаботиться о себе, правда?
— Конечно.
— Обещаешь?
— Я тебе никогда не лгал, Габриэлла…
При этих словах Габриэлла зарыдала, уже не сдерживаясь. Сильвен прижимал телефон к уху до тех пор, пока она не прервала соединение, не сказав больше ни слова.
Сильвен, отложив телефон, еще долго неподвижно сидел на подоконнике, словно паря в невесомости: он не чувствовал своего тела, но тщетно пытался успокоить душу.