Тайна королевы Елисаветы
Шрифт:
Они ехали молча, но видно было, что она страшно устала и едва держится на седле, хотя всеми силами старается скрыть свою усталость. Только однажды в этот день ей удалось перекусить на скорую руку в одной из гостиниц, мимо которых они проезжали, и где Гель остановился, чтобы дать немного передохнуть лошадям. Они проехали множество деревень и маленьких городков, и наконец Гель заметил ей мягко, с глубоким состраданием:
— Мы скоро приедем в Окгем, там мы можем пообедать и отдохнуть, нам осталось не больше трех миль.
— Три мили или тридцать, это все равно, — ответила она резко, дрожа от усталости и едва держалась на седле, но все же делая вид, что чувствует себя прекрасно.
Наконец ровно в полдень они приехали в Окгем, часы пробили двенадцать. Это было в четверг, 4 марта 1601 года, в первый день бегства Геля и погони за ним, которые должны были продолжаться еще целых четыре долгих дня.
X. Запертая дверь
Раньше, чем сойти с лошади, Анна посмотрела, что будет делать ее враг. Он поступил в данном случае совершенно так же, как и у первой гостиницы, где они останавливались, т. е. Боттль вызвал хозяина гостиницы, сторговался с ним насчет лошадей, которых сейчас же и вывели на улицу, где и стали их седлать; затем уговорились насчет комнаты и еды, и тут же было все уплачено заранее. Анна во всем в точности последовала этому примеру: заказала обед, приобрела себе и пажу свежих лошадей, чем немало удивила всех обитателей гостиницы, которые не могли понять, как это дама едет вместе с мужчинами, по-видимому, в одном направлении, и между тем заказывает себе все сама по себе. Более догадливые решили, что это, вероятно, брат и сестра, поссорившиеся между собою и все же принужденные почему-либо ехать вместе.
Гель сначала оставался на улице вместе с Антонием, в то время как Боттль пошел в гостиницу подкрепить свои силы. Анна стояла рядом с Гелем, не решаясь оставить его ни на одну минуту. Боттль вскоре вернулся, подкрепив как следует свои силы; он взял лошадей за уздцы и стал водить их по улице, зорко посматривая в то же время на дорогу, ведущую из Лондона. Тогда Анна решилась наконец тоже войти в гостиницу, и так как ее паж не менее ее нуждался в пище и отдыхе, она подозвала одного из слуг гостиницы и приказала ему держать наготове ее лошадей, пока она отдохнет и придет за ними.
Гель издали следил все время за нею, не вполне уверенный в том, что она вдруг не изменит своего решения и позовет, пожалуй, на помощь людей, чтобы захватить его силой. Видя, что он не собирается в настоящую минуту двигаться дальше, Анна со своей стороны тоже успокоилась и направилась в отведенную ей комнату, чтобы подкрепиться пищей и лечь отдохнуть под верной охраной своего пажа, который должен был спать у дверей ее комнаты.
Гель заметил, что, поднимаясь по лестнице, она подозвала к себе одного из слуг и, сунув ему монету в руку, отдала ему какое-то приказание, причем тот кивнул головой и взглянул на него. Гель понял, что она приказала ему следить за ним и сообщить ей, если он вздумает уехать без нее. Минуту спустя Гель в сопровождении Антония пошел в свою комнату, чтобы наконец поесть немного, так как он сильно проголодался.
Проходя по коридору, Гель увидел комнату, где находился его прекрасный враг; перед дверью стояла скамья, очевидно, принесенная сюда для Френсина: с этого места он мог видеть не только комнату Геля напротив, но и лестницу, по которой тот мог бы спуститься вниз, если бы захотел бежать. Гель невольно улыбнулся, видя, какие предосторожности приняты для того, чтобы не упускать его из виду.
Осмотрев хорошенько свою комнату, Гель убедился в том, что окно ее выходило на передний двор и на улицу, как это ему и требовалось; под окном была низкая крыша крылечка, так что в случае нужды он свободно мог выбраться прямо из него на улицу. Осмотрев все это, Гель подошел к столу, на котором слуга уже расставлял принесенные с собою блюда. Как сама комната, так и вся мебель и сервировка стола были не только приличны, но даже роскошны. В те времена гостиницы, особенно в провинции, поражали своими обширными помещениями и удобствами, которых в настоящее время в них совершенно нет. Тогда же они вмещали иногда в себе около трехсот посетителей вместе с их слугами и лошадьми. Дворяне в те времена путешествовали тоже с большим комфортом и многие даже возили с собой собственную мебель. Гостиницы тогда процветали, хотя часто случалось, что слуги в таких гостиницах находились в тесной связи с разбойниками на большой дороге, и всегда сообщали последним о богатстве, о численности и степени вооруженности своих гостей. Гостиница, в которой остановились Гель и его спутники, не отличалась ни известностью, ни особенной величиной. Он нарочно выбирал более скромные и маленькие гостиницы, но во всяком случае обед оказался превосходным, и постель чрезвычайно мягкой, хотя он и лежал на ней одетый, с рукояткой кинжала в руке.
Гель лег сейчас же, кончив свой обед и даже не дождавшись, пока уберут посуду со стола. Антоний, который все время ел молча и угрюмо, хотя и с большим аппетитом, немедленно последовал его примеру. Несколько минут спустя в комнате раздался его густой громкий храп. Гель тоже мало-помалу забылся и наконец крепко уснул.
Гель приказал Киту Боттлю по истечении четырех часов, если в это время не будет никакой тревоги, разбудить его с тем, чтобы он мог занять его место и остаться сторожить на большой дороге, но он проснулся вдруг сам по себе, как будто кто-нибудь подтолкнул его, и хотя он не слышал никакого особенного шума, ему все же почудилось, что Боттль постучал в окно; он бросился к окну, но там никого не было, тогда он обратился к Антонию, который тоже проснулся и сидел на своей постели, и спросил его:
— Слышал ли ты что-нибудь?
— Я слышал во сне, как будто кто-то ломился в нашу дверь с шумом и треском.
— Во сне обыкновенно всякий шум кажется гораздо сильнее, чем он есть, — сказал Гель, — но во всяком случае мы очевидно оба проснулись от одного и того же шороха, или, вернее, мне показалось, как будто царапают обо что-то.
В эту минуту глаза юноши нечаянно остановились на двери, которую он закрыл, но не запер, ложась спать. Он прекрасно помнил, что в дверях был огромный заржавленный ключ, который именно бросился в глаза по своей величине; теперь ключа этого в дверях не было; он подошел к двери и попробовал открыть ее, она оказалась запертой снаружи.
— Вот так-так! — воскликнул он. — Кто-то похитил наш ключ и запер нас с той стороны.
— Мне кажется, виновников нам недалеко искать, — угрюмо заметил Антоний.
— Да, это так похоже на то, только женщина могла вообразить, что этим путем она сумеет задержать нас. Ну, Антоний, нам придется теперь прыгать, вон, кажется, Боттль показался там на улице, вероятно, уже прошло четыре часа, и самое лучшее теперь же тронуться в путь.
Говоря это, Гель быстро выскочил из окна на крылечко и оттуда соскочил на землю. Лошади Анны и ее пажа стояли тут же на улице. Как только Антоний очутился тоже на свободе, а Гель хотел вскочить в седло, — в дверях вдруг показалась Анна, она стояла спиной к Гелю, и отдавала какое-то спешное приказание своему пажу, по-видимому собиравшемуся куда-то ехать. При звуке шагов она обернулась и увидела Геля, с насмешливой улыбкой смотревшего на нее; она переменилась в лице от досады, что хитрость ее не удалась, и враг ее смеется над ней.
— Не видели ли вы ключа от моей комнаты? — спросил Гель, совершенно неожиданно для самого себя, — я забыл что-то у себя в комнате, а проще вернуться туда через дверь, чем через окно.
При этой насмешке Анна покраснела до ушей, она закусила губы и, не глядя на него, быстро вышла на улицу. Гель по лицу ее увидел, что теперь она решилась на все, только бы задержать его на пути и выдать в руки правосудия.
«Я уверен, что теперь она будет решительнее действовать, — подумал про себя Гель, — надо быть настороже».
Вскоре вслед за тем Гель и Антоний сели на лошадей, подведенных им Боттлем. Анна и ее паж последовали их примеру. Гель вежливо поклонился и пропустил их вперед.
Анна успела немного выспаться и подкрепить свои силы пищей, но все же она имела усталый и изнуренный вид, так как непривычная езда и холодный мартовский ветер не могли не действовать на нее; она сидела неподвижно, не говоря ни слова. Гель смотрел на нее с глубоким сожалением, страдая от души, что ничем не может помочь ей; она видела его сострадательные взгляды, и они еще больше волновали и сердили ее.