Тайна «Красной Москвы»

За неделю до описываемых современных событий

Ее лицо везде, в каждом глянцевом журнале, во всех ток-шоу, на многочисленных билбордах и даже бегущих по городу троллейбусах. Всем знакомы эти платиновые локоны, голубые глаза-льдинки и чуть отстраненная улыбка накрашенных красной помадой губ.

Популярность Екатерины Савицкой кажется мне вполне заслуженной. Она талантливая актриса, оригинальный сценарист, хороший

режиссер. Екатерина не боится пробовать новое, ей интересно развиваться и идти вперед. Нет, это не девочка-однодневка, это — личность, характер, натура творческая и цельная. Думаю, именно поэтому Катя так красива. Я знаю каждую черточку, любую деталь ее внешности. Нет, по отдельности все небезупречно: нос с горбинкой, рот маловат с учетом пропорций лица, есть легкая асимметрия бровей. Но все это частицы пазла, из которых составляется редкая, дивная, яркая красота. Лицо этого настоящего воплощения любви забыть невозможно. Тело, впрочем, тоже. Рост моей болезни — 172 сантиметра, она весит 55 килограммов, и она прекрасна. У Кати фигура настоящей женщины, соблазнительной и желанной. Мне хочется ласкать ее нежно, неторопливо, до сладкого изнеможения и стонов.

Честно говоря, я даже не помню, какой была моя жизнь до того, как в ней появилась любовь к Кате. Все прошлое словно растворилось в ослепительной вспышке — восхищении настоящей невероятной фантастической звездой.

Я плохо помню, как началась эта любовь.

Но теперь вся моя жизнь — это только Катя.

Я знаю наизусть ее подробнейшую биографию.

Я слежу за любыми публикациями, где упоминается ее имя.

Я знаю домашний адрес Екатерины Савицкой, телефоны, расписание репетиций в театре и тренировок в фитнес-центре.

Никак не могу понять, почему другие особи женского пола не учатся у Кати искусству одеваться.

Вы посмотрите, как сегодня выглядят девушки и женщины! Разве они действительно похожи на девушек?! В этих толстовках и кедах?! С этими коротко остриженными волосами?! Я вообще не понимаю, как нормальная женщина может согласиться напялить на себя эти шмотки, уродующие и оскорбляющие женскую привлекательность.

Катя совсем другая. Она сама женственность, сама элегантность.

Я в восторге от ее белых брючных костюмов и широкополых шляп, от ее полупрозрачных платьев из органзы, от ярко-красного корсета и широкой темно-синей бархатной юбки в пол. Она может быть величественной королевой, или строгой леди, или шаловливой девчушкой, но при этом остается истинной женщиной, очаровательной и сексуальной.

У Кати всегда идеально подобраны украшения и аксессуары. Макияж ее, как правило, очень ярок, но в этой броскости нет ни тени вульгарности, как не были вульгарны Мэрилин Монро или Марлен Дитрих.

В интервью Катю часто спрашивают о духах, поэтому на моем столике собралась уже практически полная коллекция аналогичных ароматов. Конечно, Катя обожает «Шанель номер пять» и «Мицуко», да и вообще ей нравятся яркие громкие запахи. «Лучше быть, чем казаться» — это все про нее, мою любовь и затяжную болезнь, от которой я вовсе не хочу поправляться.

В какой-то степени меня удивила и заинтриговала Катина любовь к духам «Красная Москва». Мне казалось, что это аромат из прошлой эпохи, немодный, непопулярный. Если бы не Катя, у меня никогда не возникло бы интереса к подобному запаху. Но в своих интервью моя любимая женщина говорила, что этот аромат она любит надевать перед сном. Искушение узнать, как пахнет ночью Екатерина Савицкая, было слишком велико. И вот заветный флакончик у меня.

Снимаю крышечку, вдыхаю и… и замираю от восхищения… Аромат терпкий, яркий, обращающий на себя внимание, но вместе с тем не вульгарный, не дешевый… как он подходит Кате!

Конечно, мне очень хотелось сделать ради моей любви что-нибудь значительное.

Обрадовать Катю, удивить ее, заинтриговать, вызвать улыбку.

И вскоре выяснилось, что у меня есть возможность все это устроить.

Причем сюрприз будет связан именно с «Красной Москвой», теми самыми невероятными духами, которые восхищают женщин вот уже более ста лет…

Мне кажется, духи — это мой шанс получить ее любовь.

Катя замужем. Она живет с мужчиной и никогда не проявляла к девушкам никакого интереса.

Может показаться, что мне, женщине, никогда не удастся завоевать Катино сердце. Но дело в том, что до того, как влюбиться в Катю, я тоже никогда не испытывала лесбийских наклонностей. Собственно говоря, я не очень хорошо помню, что из себя представляла моя жизнь до того, как в ней появилась Катя. Но то, что в ней никогда не было женщин — это совершенно точно. Помню, годика в четыре в меня влюбились два мальчика — Миша и Славик. И я понимала, что надо выбрать кого-то одного, но кого именно — так и не могла решить. Славик поражал детское воображение огромными, как у настоящего принца, глазищами на пол-лица и копной светлых вьющихся волос. Миша всегда припрятывал для меня подарочек: конфету, пирожок, яблоко или просто ромашку с клумбы. Красота или забота? Дилемма не для детского мозга. Кстати, до сих пор не могу однозначно ответить, как лучше поступить в такой ситуации. В школе я тоже пользовалась успехом. Один парень учил меня целоваться, второй делал физику, в которой я мало что соображала… Помню парней, мужчин. Помню свою практичность… Кстати, из-за нее я и стала массажисткой. Какие бы времена ни наступали, у людей всегда будет остеохондроз, отложение солей или межпозвонковые грыжи. И хороший лечебный массажист без работы не останется… Впрочем, отвлекаюсь.

Катя — первая женщина в моей жизни.

Шансов на взаимность у меня немного. Но если вдруг со мной случилось это безумие, внезапно нахлынувшая любовь к женщине — то почему с Катей не может произойти чего-то подобного?

Я верю в это всеми фибрами своей души.

Я живу только ради этого…

Москва, 1862–1864, Анри Брокар

Россия пахла отвратительно. От трактиров несло тошнотворной кислятиной щей и горькой ядреной водкой, все рынки заволокло туманом из преющих овчинных тулупов, забористой махорки, густого лукового духа. И даже состоятельные дамы, приезжавшие в лавку Гика на экипажах, явно очень экономно расходовали приобретаемое тут мыло: нет-нет, да и тянуло от шерстяных платьев сладким запахом женского пота, иногда маскируемого плохими французскими духами.

Анри Брокару очень хотелось обратно в Париж. По ночам ему снилась плывущая вдоль Сены сладость ванильных булочек, оттененная горечью жареных каштанов и свежей зеленью умытых садов. А какие невероятные ароматы кружились в парфюмерной лавке отца! Сразу, как войдешь в пронизанную солнечными лучами комнату, в объятия заключают нежное масло нероли, и терпкие землистые пачули, и страстный мускус. Потом же хоровод ароматов отступает, чтобы мощным неукротимым потоком разлился запах абсолю красной розы, бархатной и величественной. Но самым замечательным веществом была для Анри эссенция фрезии. Казалось, к тонкому цветочному запаху добавили осколков сияющих звезд и еще чего-то такого хрустально-манящего, что очень хочется узнать, понять и постичь — только оно всенепременно ускользает, как лукавый взгляд красивой дамы, брошенный из проносящейся мимо кареты. «Одна беда во Франции — парфюмеров тут больше, чем деревьев в лесу», — вздыхал отец, подсчитывая скудную дневную выручку. Потом пропала и она, лавку пришлось закрыть и отправиться в долгое путешествие за океан, в Америку. Оказалось, парфюмеров там нет — как и не имеется и привычек у местных людей пользоваться духами да одеколонами. Троим работникам — отцу, Анри и старшему брату Жерому — с утра до вечера просто нечем было заняться, так как все полки небольшой лавки были заставлены духами, а покупатели не шли, поэтому смешивать новые составы не имело решительно никакого смысла.