Тайна моего отражения
Шрифт:
– Сегодня что у нас? Четвертое января? Тогда уже три месяца назад получается.
Три месяца назад! Начало октября! Через какую-то неделю после акушерки Куркиной!
– А число не помнишь?
– Ой, число… Восьмого, кажись. Октября.
Две смерти, разделенные девятью днями, двух женщин, работавших в одном роддоме. И знавших, судя по всему, одну и ту же тайну.
– Ты говоришь, что и муж с ней вместе умер… – подбиралась я к самому важному, ощущая холодок в спине от предчувствия. – Это что же, несчастный случай?
– Ага. У
Глаза ее быстро наполнились слезами, и она прошептала:
– Ужас какой, правда, ужас?
Я погладила ее по голове. Шапочка, едва держащаяся на макушке, соскользнула, и я снова ласково водрузила ее на место.
– Я, знаешь, тоже однажды чуть не сгорела заживо…
– Правда? – Глаза ее распахнулись от страха, смешанного с любопытством.
Я прошла несколько шагов, уселась на ступеньку и пригласила жестом мою тезку устроиться рядом со мной. Девчушка присела, своротив коленки набок и заглядывая мне в глаза в ожидании страшной истории.
– Я провела несколько месяцев в… за границей. И вот однажды рядом со мной взорвалась бомба. Ее террористы подложили. Знаешь, кто такие террористы?
Оля кивнула:
– А зачем они бомбу подложили?
– Они таким образом заявляют, что европейские страны обязаны с ними считаться, иначе они будут убивать ни в чем не повинных людей… Я чудом выжила. У меня были ожоги на лице. И еще, у меня раньше были длинные волосы, как у тебя, даже еще длиннее. И они сгорели…
Я рассказывала версию, которую сочла наиболее приемлемой для моей маленькой собеседницы, надеясь взамен услышать от нее подробности о смерти бывшего главврача.
– Но мне больше повезло: мне сделали операции, и я не только не умерла, но даже и лицо мое в результате не пострадало. Только волосы вот…
– Ну, они вырастут! – горячо воскликнула девочка. – Это не страшно! Хуже, когда умирают, как Нина Алексанна и Петр Сергеевич…
– Ты права. Как же так вышло, что они не сумели спастись из огня? Ведь дача – не многоэтажка, можно выпрыгнуть из любого окна, в дверь успеть выскочить!
– Мама говорит – они спали.
– Так крепко, что не проснулись от дыма и огня?
– Мама говорит – они задохнулись от дыма и потеряли сознание. И уже больше не могли спастись…
– А мама твоя откуда знает?
– Ей в милиции рассказали. Они там следствие производили, причину пожара искали. А мы иногда ездили в гости к Нине Алексанне на дачу, и в милиции спрашивали что-то, вроде как там вещи обычно лежали… А вы маму мою дождитесь,
– А она когда придет?
– К семи.
Я вовсе не была уверена, что ее мама мне расскажет известные ей подробности просто так. Придется тогда для Олиной мамы снова сочинять очередную версию – уж ей-то правду знать точно ни к чему. Я решила, что это лишнее.
– Я постараюсь, – соврала я. – Так милиция выяснила причину пожара?
– Мама говорит – они думают, что это из-за машины Петра Сергеевича…
– И при чем же тут машина?
– Он, как это, ну, батарейки для машины.. ну ак… акими…
– Аккумуляторы?
– Точно! – обрадовалась моя маленькая тезка. – Они! Он их поставил на ночь заряжаться. И канистру с бензином в дом принес. Вот и загорелось. Бензин же горючий.
– Но, чтобы он загорелся, нужен огонь. Или искра хотя бы. Вот если бы канистра протекала, а Федор Иванович сигарету бросил непогашенную рядом, тогда могло…
– Нет, он не бросил сигарету! Он спал. А его батарейки эти, ак…
– …кумуляторы…
– Ну да, они – сделали короткое замыкание… Это, знаете, когда искра в электричестве проскакивает… Страшно, правда? Вот так спишь-спишь, а электричество вдруг как сделает замыкание и – пожар… А ты спишь. Просыпаешься – кругом огонь…
В ее глазах снова заметался ужас.
Я обняла Олю за плечи.
– Постарайся не думать об этом, ладно? С тобой ничего плохого не случится, поверь мне. В современных домах электропроводка надежная. Это на старой даче, которую строили какие-нибудь шабашники, она оказалась некачественная.
– Вот и нет! Дача была нестарая, большая, каменная! Ее уже после выхода Нины Алексанны на пенсию построили. Такой дом красивый, двухэтажный, и гараж, и даже маленький бассейнчик, в нем летом росли кувшинки и черепашка жила… Раньше у них там стоял деревянный домик, старый, но Нина Алексанна говорила, что раньше нельзя было построить такую дачу, какую хочется. А теперь разрешили. Она говорила, что участвует в перестройке: перестраивает дачу!
Понятно. Деньги, накопленные за время ее работы главврачом роддома – на месте хлебном и прибыльном, – лежали, ожидая дней, когда их можно будет вытащить из кубышки и вложить в милые сердцу приобретения. Возможно, немалую часть этих денег в кубышке составляла плата, наверняка щедрая, за нас с Шерил.
Ну что ж, я узнала достаточно от забавной разговорчивой девочки Оли. Пора было прощаться.
– Все это теперь не имеет значения, Олечка. Ты жива и здорова, и не надо думать о всяких ужасах. Ты, наверное, шла гулять? Тебя во дворе ждут твои подружки?
– Ой, точно! Надо же, я заговорилась с вами и забыла… Я пойду!
– Пошли вместе, я тоже ухожу.
– А вы еще придете?
Похоже, я ей понравилась, моей тезке.
– Постараюсь, – снова туманно ответила я и покинула Олю, весело направившуюся к трем девочкам во дворе, одетым в том же неуклюжем, вульгарно-взрослом стиле, что и Оля.