Тайна Нефертити (сборник)
Шрифт:
— Возможно, ты прав… — в раздумье проговорил Эйе. — Но лучше будет, если он женится на одной из твоих дочерей, на Анхенсенпаатон, например. Она подходит по возрасту, и они очень дружны. Но как воспримет это Нефертити?
— Опять Нефертити! — взорвался фараон. — Какое мне дело, что она подумает?
Царица поняла: сближения не будет. И что за странность — объявить наследником Тутанха, этого мальчика лет шести, который действительно очень дружен с их дочерью? Фараон обмолвился о его праве на трон… О каком праве он говорил?
Царица никогда не обращала особого внимания на этого мальчика, игравшего со всеми детьми, которые росли при царском дворе. Беспокойное любопытство потянуло ее на площадку, где резвились дети. Оставив царя и Эйе продолжать беседу, она прошла по красивой тенистой аллее к небольшому бассейну, в котором плескались дети. Сначала Нефертити отыскала взглядом дочь и увидела, что Анхен держит за руки Тута. Они что-то весело кричали друг другу, и их четкие профили ясно обозначились на белоснежной стене бассейна. Впервые увидев их вместе так близко, она изумилась: они были так похожи, эти два ребенка! И, странное дело, только сейчас Нефертити увидела, что голова Тутанхатона в профиль напоминает маленькую тыковку, как у… Эхнатона! Эта мысль поразила ее как предчувствие беды. Она вспомнила, как около шести лет назад по дворцу поползли какие-то неясные слухи о том, что фараон приблизил к себе златоволосую чужестранку, очень юную, то ли танцовщицу, то ли девушку из числа пленниц, взятых после очередной стычки на северной границе. Это стало причиной ее первой ссоры с Эхнатоном. Но он все отрицал и продолжал относиться к Нефертити с прежней нежностью. И царица, поверив ему, не интересовалась, откуда во дворце, где всегда росло много детей, появился этот мальчик. А теперь в голове раскаленным шариком вертелся вопрос: чей он сын, кто он такой, этот Тутанхатон?
В этой главе цитируется ода, слова которой высечены на стенах усыпальницы Эйе. Кто ее автор, доподлинно неизвестно, но некоторые из найденных стихотворных произведений приписываются Эхнатону. Обеденная трапеза в царском дворце описана в соответствии с ритуалом.
Что касается наследников египетского трона, то Эхнатон, действительно, назначил двух: сначала своего брата и чуть позже — Тутанхамона, которому, судя по всему, тогда не могло быть более шести лет. В документах зафиксировано, что Сменхкара царствовал три года. Если вопрос о втором наследнике решался Эхнатоном, а до Тутанхамона трон три года занимал брат умершего царя, значит вступивший на египетский престол в девятилетнем возрасте Тутанхамон, действительно, был объявлен наследником в шесть лет, когда его происхождение было покрыто тайной.
Ссора
От бассейна Нефертити решительно направилась в беседку, но царя и Эйе там уже не было. Она бросилась на ложе, которое еще покачивалось, значит, фараон только что покинул его. Пытаясь успокоиться, царица устремила взор на водяные часы, глядя, как падает капля за каплей. «Вот так и наша жизнь утекает капля за каплей и уходит в небытие, — думала она. — А те, кто остается на земле, иногда не хотят даже сохранить память об ушедших».
Она вспомнила, как однажды оказалась невольной свидетельницей разговора царя и Эйе, который только что вернулся из поездки в Нубию, где инспектировал отряды колесничьего войска, стоявшего на южной границе. Там он зашел в храм, построенный по велению Аменхотепа III, когда тот еще только начинал свое тридцатилетнее царствование, и увидел, что имя покойного царя, его изображения на стенах храма кто-то соскреб, причем, очень неряшливо, будто торопился искоренить память о бывшем фараоне. Эйе, служивший верой и правдой Аменхотепу III много лет, позвал жреца и обрушил на него свое негодование. Но жрец, смиренно выслушав его, ответил, что это сделано… по распоряжению нынешнего царя. Вернувшись в Ахетатон, Эйе сразу же пошел к своему воспитаннику с упреками:
— Ты приказал стереть не просто имя своего отца, ты приказал стереть историю Египта! И говорят, по твоему указанию это делают во всех храмах…
— В храмах Амона! — запальчиво ответил фараон. — Жрецы только прикрываются именем моего отца, чтобы по-прежнему поклоняться Амону, а не Атону, как я приказал!
— Это не оправдание, — возразил Эйе. — Историю нельзя изменить, переделать заново. Народ сам знает, кого ему чтить и помнить.
Припоминая сейчас этот разговор, Нефертити вспомнила и недавние слова Эйе, когда он спросил ее, хорошо ли она знает своего мужа. И сейчас Нефертити впервые задумалась об этом. Действительно, хорошо ли она знала Эхнатона? Наверное, не очень хорошо, если теперь всплывает кое-что ей не понятное, неизвестное. Все эти долгие годы она находилась в плену его обожания, которое фараон открыто проявлял при всех. Но так ли сильно он любил ее на самом деле? Был ли ей верен? Почему этот мальчик, Тутанхамон, которого он решил сделать еще одним своим наследником, так похож на него? Или ей это только кажется, а принц похож на кого-то другого из их рода? Сменхкара не может быть ему отцом, так как и сам был ребенком, когда родился Тутанхамон. Аменхотеп III — тем более, он давно уже умер. И остается…
Нефертити была невыносима эта мысль, и она сама себя прервала, решив тут же найти Эхнатона и потребовать объяснения. Она не Тейе, которая мирилась с целым гаремом, и не потерпит соперниц.
Мужа Нефертити нашла в его личных покоях в Южном дворце. Она знала, что он любил его гораздо больше Северного, где были сосредоточены деловые помещения, — в Южном дворце его никто не смел беспокоить, разве что Эйе, супруга и врач. Но сама Нефертити в его отсутствие привыкла больше времени проводить в Северном дворце, где кипела деловая жизнь и где постоянно требовалось присутствие хотя бы одного из царственных супругов.
Эхнатон отдыхал, лежа на циновках. Жену он увидел не сразу, но, почувствовав чье-то присутствие, открыл глаза.
— Как ты прошла сюда? — резко спросил он, увидев Нефертити. — Где стража?
— Чего ты испугался, Эхнатон? Это я, Нафтита. Разве стража может остановить царицу, идущую в свои покои?
— Нафтита… Ты появилась так неожиданно… — пробормотал царь, поняв, что насторожил ее своей резкостью.
— Встань, я хочу говорить с тобой! — сказала Нефертити таким тоном, что фараон тут же повиновался.
Он стоял перед ней несколько растерянный, явно чем-то смущенный, будто нашкодивший пес в ожидания наказания. Нефертити впервые видела его таким, и она не удержалась от язвительного вопроса:
— У тебя стало плохо с памятью?
— С чего ты взяла? — с вызовом ответил Эхнатон. — Сегодня я почти наизусть читал свою оду, ты слышала…
— Я не об этом, — прервала Нефертити. — Ты давно не напоминал мне о своей любви…
— Нафтита… — заюлил Эхнатон, и она увидела перед собой не великого царя — сына бога, а обыкновенного человека, старавшегося уйти от неприятного ему разговора. — Нафтита! Я построил для нас этот город, эти прекрасные дворцы… Чего тебе еще надо?
— Правды! — резко остановила она его. — Я была слепа, а теперь вижу печать обмана на твоем лице. Ты стал сторониться меня. Почему? Без меня решаешь серьезные вопросы… Даже о наследнике…
— Ты лезешь не в свое дело, Нефертити! — закричал фараон.
— Ты забываешь, с кем говоришь! — возмутилась Нефертити. — Я великая царица, признанная и любимая народом.
— Сегодня ты, а завтра ею может стать другая!
— Другая?! Ты теряешь разум!
— Уйди, Нефертити! Я не желаю продолжать разговор! Ты довела меня до приступа! Уйди! Пенту! Пенту!
Фараон повалился на циновку, схватившись рукой за горло, словно ему нечем стало дышать. Лицо его посинело, а на губах выступила пена. Пенту и слуги поспешили на помощь фараону из соседних комнат. Нефертити быстро вышла и направилась в Северный дворец.
Тии вошла в покои царицы следом за ней, словно поджидала ее где-то рядом. Увидев горящие глаза Нефертити и лихорадочный румянец, пробивавшийся сквозь ее смуглую кожу, она подошла к своей любимице и, обняв за плечи, попыталась успокоить: