Тайна персидского обоза
Шрифт:
— А ваш племянник?
— А это еще одна моя беда! Сын золовки… Человек неплохой, добрый, но никчемный. Семьей так и не обзавелся.
— Позвольте спросить его имя?
— Варенцов Аполлинарий Никанорович.
— Где он служит?
— Уже нигде. Вышел в отставку коллежским асессором. Приехал несколько лет назад погостить, да так и остался на моих щедротах. Да разве я против? Сродственничек все-таки… Тоже хотела оставить в наследниках, но, видимо, не судьба… Недавно был у меня с ним трудный разговор. Повадился он в Купеческом клубе в карты играть по-крупному, ну и продулся там до последних портков. В итоге отписал долговых расписок
— А кто-нибудь из посторонних бывает на вашей половине дома?
— Да нет, только свои. Разве что картежники мои раз в неделю собираются…
— Кто такие?
— А пожалуйте к нам в пятницу, часикам этак к восьми, вот зараз со всеми гостями и познакомитесь. А я, грешным делом, люблю в картишки-то перекинуться, вот и приглашаю народ поразвлечься. Ставки у нас копеечные, так, ради забавы.
— Что ж, не вижу повода не принять предложение. Но в ближайшее время мне надобно осмотреть весь дом, включая дворовые постройки. Главное, не привлекать лишнего внимания к истинной причине моего появления. Для этого вы объясните им, что адвокат должен составить текст духовного завещания, и потому ему необходимо ознакомиться со всеми помещениями, включая комнаты постояльцев. И попросите их завтра никуда не отлучаться между десятью и одиннадцатью часами утра. А кто не сможет, пусть оставят ключи.
— В этом нет надобности. У меня имеются запасные…
— Прекрасно. А сейчас я хотел бы увидеть ту злосчастную комнату, где и происходили те самые чудеса.
— А мы как раз в ней и находимся.
Присяжный поверенный приблизился к выложенной глянцевой керамической плиткой печи и внимательно ее обследовал. Потом зачем-то открыл чугунную дверцу и заглянул внутрь. С особенной тщательностью он осмотрел большую жирандоль.
— Очевидно, именно эта свеча не зажглась? — поинтересовался Ардашев.
— Мы с доктором от страха совсем растерялись, так что я не могу этого припомнить, — призналась Загорская.
Адвокат распахнул окно, внимательно осмотрел раму, затем высунулся наружу, пытаясь что-то разглядеть в самом верху.
— Вполне вероятно, Елизавета Родионовна, что сегодня все может повториться вновь, и потому прошу вас сильно не пугаться. А еще лучше — поменяйте комнату или пригласите сюда кого-нибудь из прислуги… Надеюсь, скоро мне удастся распознать природу этих загадочных явлений, но для этого надобно время. А сейчас я, пожалуй, откланяюсь…
— Клим Пантелеевич, не забудьте чек.
— Благодарю, Елизавета Родионовна.
— Надеюсь и уповаю только на Господа и на вас, — тихо произнесла хозяйка дома и не заметила, что от волнения прикусила губу. В ее глазах читалась тоска обреченного человека, а на лице проступила неясная печать страха. Распрощавшись с адвокатом, она дала указания горничной и выпила порошки. Через большое венское окно ей хорошо было видно улицу и спешащих по делам людей. Поднимался ветер, и его заунывная, простая мелодия была строга и печальна, как траурный марш Шопена. С востока неторопливо плыли антрацитовые облака, заслонившие собой еще недавно чистый небосвод. Запахло дождем. В памяти пожилой женщины проносились года, люди и неясные обрывки прошлой жизни. Неожиданно разразилась гроза и ударила молния. Дом задрожал, будто собираясь рассыпаться на части, и откуда-то сверху донесся противный, нарастающий звук, будто кто-то царапал ржавым гвоздем по стеклу… Испуганная старушка изо всех сил покатила кресло к выходу. Она потянула на себя ручку, но дверь не поддавалась. Шум усилился и превратился в вой, от которого не было никакого спасения. К нему добавилось слезливое оханье и дикое шуршание; казалось, будто тысячи крыс стали одновременно грызть стены. Нестерпимая боль выдавливала наружу глаза и буравом высверливала изнутри мозг. Глухо стукнуло сердце — будто речной булыжник упал на дно. Загорская потеряла сознание.
2
Плохая примета
I
Солнце настойчиво пробивалось сквозь занавески и согревало лицо. Елизавета Родионовна открыла глаза и обнаружила себя в кровати. Врач усиленно натирал ей виски камфарой. У противоположной стены Ардашев с любопытством рассматривал старинные английские часы, отмеряющие золотым маятником безвозвратно уходящее время.
— Вот и проснулись, дорогая моя. Как вы себя чувствуете? Что вас беспокоит? — любезным голосом пропел медик.
— Вы уж простите, господа, что я встречаю вас в таком виде. Мало того что старая, так еще и растрепанная баба-яга, — проронила явно смущенная Загорская. — У меня нет никаких жалоб. Слава богу, этот кошмар закончился.
Подле доктора над старушкой нависали лицемерно-заботливые физиономии близких, обступивших кровать со всех сторон.
— Господа, я был бы вам душевно признателен, если бы вы оставили меня с Елизаветой Родионовной наедине, — обратился к присутствующим присяжный поверенный.
Родные неохотно потянулись к выходу.
— Мне тоже выйти? — спросил доктор.
— От вас, Викентий Станиславович, у меня секретов нет.
Адвокат сел на освободившийся стул и осведомился:
— Что же все-таки произошло, Елизавета Родионовна?
— После вашего ухода, Клим Пантелеевич, я дала необходимые распоряжения и вернулась в свою злосчастную спальню. Я сидела у окна и долго смотрела на улицу. Помню, как небо затянули тучи и начался ветер, а потом в ушах возник этот ужасный заупокойный гул. Дверь комнаты никак не открывалась, и я потеряла сознание, — устало выдохнула хозяйка.
— А шум был тот же самый или уже другой?
— Такой же, как раньше… и еще непонятный шорох.
— Ну, не буду больше вмешиваться во врачебные дела и отправлюсь осматривать дом. Елизавета Родионовна, я настаиваю, чтобы подле вас постоянно кто-то находился. День и ночь. Договорились?
— Как скажете.
— До свидания.
— Не забудьте, дорогой Клим Пантелеевич, что завтра в восемь вечера мы встречаемся за ломберным столиком, — напомнила она уже повеселевшим голосом.
— Буду непременно.
Загорская сняла с тумбочки бронзовый колокольчик и позвонила. В дверях показалась служанка.
— Скажи-ка мне, Нюра, ты предупредила жильцов по поводу осмотра комнат?
— Да, Елизавета Родионовна.
— Тогда покажи Климу Пантелеевичу дом и весь двор.
— Хорошо, — угодливо кивнула горничная и бойко застучала каблуками по деревянным ступенькам. Но Ардашев не спешил. Подойдя к распахнутому настежь коридорному окну, адвокат остановился, достал коробочку любимого монпансье «Георг Ландрин», медленно выбрал понравившуюся конфетку и отправил ее в рот. Не обращая никакого внимания на нетерпеливые вздохи ожидающей его прислуги, он смотрел в окно и размышлял.