Тайна племени голубых гор
Шрифт:
Все люди Мельгарша находились в безысходной тоске целых два дня, живо представляя себе, как бедный Пешати теряет свои внутренности по дороге в Аманодр. Как всегда, на помощь пришла Ивам. Ей удалось уговорить городские власти не давать санкции на вскрытие. Ведь причина смерти была ясна и без этого. Род Мельгарш немедленно перешел от глубокого отчаяния к буйной радости. И только погребальная церемония внесла необходимый оттенок минорности в это странное веселье.
В Аманодр каждый уважающий себя тода отправляется с буйволами. Без буйволов ему там нечего делать. Так же как нечего делать тода без буйволов и в этом мире. Ему останется только сесть на шею своим родственникам, что не в обычае страны мертвых. Однако коллектор Нилгири и местные власти об этом беспокоятся мало. Они запретили жертвоприношение буйволов во время погребальной церемонии. По их мнению, этот ритуал уменьшает стада племени. Что эти стада тают по другим причинам — утакамандских чиновников не интересует. Более того, известно, что тода — вегетарианцы и не забивают буйволов на мясо. А погребальные церемонии случаются не так часто.
Как-то старый Поришки, похожий на ветхозаветного Моисея, оказался в госпитале. Туда его привезла Ивам с симптомами жестокой
— Как запретил жертвоприношение? — с беспокойством переспросил он.
Родственники, приехавшие его навестить, объяснили «как».
— Я ведь скоро пойду в Аманодр, — растерянно сказал Поришки, приподнявшись на больничной койке.
Родственники печально опустили головы. Они ничем не могли помочь умиравшему старику. Поришки беспомощно и жалобно заплакал.
— Как я пойду в Аманодр без буйволов? — без конца повторял он. — Что я там без них буду делать? Какое горе! Им мало нашей земли, они посягнули на буйволов Аманодра. Что скажет Ён, увидя меня одного?
Страх Поришки перед такой возможностью был настолько велик, что он решил во что бы то ни стало отложить путешествие в Аманодр. На следующий день обессиленный старик поднялся с койки и прошелся по палате. Он выпил разом все лекарства, стоявшие перед ним на тумбочке, и выпросил еще несколько таблеток у своих соседей. На второй день, к удивлению всех, ему стало лучше. Через неделю торжествующий Поришки появился в своем манде и объявил, что раздумал идти в Аманодр, пока коллектор не отменит своего приказа.
Но бывает так, что путешествие в страну мертвых отменить не удается. И тогда на погребальной церемонии нарушается не только сухой закон, но и указ коллектора. Ведь в Аманодр нельзя идти без буйволов. Полиция, присланная к месту погребения, довольствуется мздой, собранной всем родом, и «не видит» жертвоприношения. За приличную и обеспеченную жизнь в Аманодре надо платить в «этом мире». Но как бы там ни было, человек отправляется в Аманодр с буйволами. Звонит погребальный колокол, и родственники-аманодрцы чинно рассаживаются на зеленом холме и ждут его. Они сидят день, два, месяц, год, несколько лет, а умерший все не появляется. Бог Ён начинает нервничать и посылает спросить ждущих, сколько можно сидеть. Родственники разводят руками и ничего не могут ответить. Ни они, ни Ён не знают, что соблюсти вторую погребальную, «бара кеду», еще труднее, чем первую, так как местные власти Нилгири зорко следят за мандами тода. И поэтому идущие в Аманодр никак не могут попасть в страну мертвых. Они застревают где-то по дороге и ждут, пока свершится «бара кеду». Родственники из Аманодра теряются в догадках и наконец, истощив свое терпение, отправляются сами в страну тода разыскивать пропавшего. А это приводит к самым неожиданным событиям. Однажды Наждоць, брат Мутикена, который жил в манде, что на пути в Аманодр, ночью услышал странный звук. Он вышел, но никого не увидел. На следующую ночь звук повторился. И был он очень похож на голос его умершего дяди. Наждоць понял, что дядя застрял на пути в Аманодр и крутится вокруг манда. Так продолжалось несколько месяцев, пока род Наждоця, рискуя быть оштрафованным, не провел вторую погребальную церемонию. После этого странные звуки исчезли, дядя больше не маялся и, по-видимому, благополучно достиг Аманодра. А с Керади, когда он был жрецом, случилась история еще похуже. Он пас священных буйволиц на западных отрогах Нилгири, совсем недалеко от Аманодра. Вдруг в соседней роще он услышал голоса. Керади подумал, что это охотники на тигров. Он спустился к роще и увидел человек сорок тода в путукхули. Они бегали между деревьями и кого-то искали. Многих из них он не знал в лицо. Но внезапно среди них увидел своего умершего отца и старшего брата. Тут Керади сообразил, что это родственники из Аманодра ищут его двоюродного брата, который умер год назад. Керади вспомнил, что вторая погребальная по кузену не была соблюдена и он, конечно, находится где-то между Аманодром и страной тода. Жрец почувствовал себя ответственным за это упущение и понял, что, если мертвые родственники увидят его, ему несдобровать. Страх сковал его тело, и холодный пот выступил на лбу. А аманодрцы все бегали по роще и звали его кузена. Керади не выдержал этого зрелища. Он упал в обморок. Когда жрец очнулся, уже никого не было. Родственники, по-видимому, побежали дальше искать пропавшего кузена. До сих пор Керади считает, что отделался дешево.
— Разве можно шутить с богом Ёном? — качает он укоризненно головой. — Но коллектор и чиновники — индусы. У них свой Аманодр. А до нашего им нет дела.
Каждый делает, что может. Чиновники запрещают жертвоприношение буйволов и сухую погребальную, а мертвые тода в тоске блуждают по дорогам в Аманодр. Их родственники в крайнем беспокойстве сидят на зеленом холме, а бог Ен, защитив ладошкой глаза от яркого солнца, смотрит каждое утро на восток, не появится ли наконец кто-нибудь в его владениях…
последний из рода конигор
Порывистый холодный ветер гнал но небу разорванные тучи. Временами он приносил с собой мелкий, моросящий дождь и тогда горизонт и соседние вершины гор затягивались туманной сеткой. Грунтовая ухабистая дорога, вся в лужах от дождя, была пустынна. Взъерошенные и нахохленные вороны с хриплым карканьем носились над посеревшими от сырости деревьями и грудами камней, разбросанных по склону чуть ниже дороги. На дне мрачной в этот непогожий день лощины, в которую переходил склон, можно было различить заросшие кустарником полуразрушенные фундаменты хижин, храма и развалившийся буйволиный загон. Должно быть, люди давно покинули это место, и тропинки между камней успели зарости жесткой голубоватой травой. Внезапно на противоположном склоне из тумана и дождя возникла одинокая фигура человека. Ветер трепал его седую бороду и длинные волосы. Но человек, казалось, не обращал на это внимания и продолжал неподвижно стоять на склоне. Его лицо было повернуто к лощине, глаза пристально, не отрываясь, всматривались в развалины жилищ и загона. По-видимому, существовала какая-то незримая связь между этой одинокой и согнутой фигурой старика и развалинами,
Я поднялась по склону и, стараясь не нарушать одиночества этой странной фигуры, направилась к размытой дороге. Но у самого края склона я неосторожно зацепила ногой камень, и он с шумом устремился к лощине. Человек вздрогнул от неожиданности и повернулся в мою сторону.
— Сириоф! — позвала я.
— Да, амма, — ровным глухим голосом отозвался старик.
Сириоф посмотрел на меня печальными, выцветшими глазами, плотнее запахнул одеяло, прикрывавшее его худые плечи, и снова погрузился в задумчивость. Как-то мне Ивам говорила, что в этом месте был Конигорманд. По-видимому, он и лежал теперь передо мной в этой узкой лощине. А Сириоф… Да, конечно, все становилось ясным. Сириоф был последним из рода Конигор. Этот одинокий старик и развалины — все, что осталось от некогда многочисленного рода. Путешествие Сириофа в Аманодр оборвет последнюю нить, связывающую Конигор с племенем. О чем думал сейчас Сириоф? О сильном и мудром Ноди, который основал род пять поколений тому назад? Об умерших детях? О колдовстве злых маленьких курумба, которые, как он считает, извели его род? О боли утрат и одинокой старости? Сказать трудно.
…Пять поколений, а может быть, и пять веков тому назад Ноди основал род Конигор. Манды Конигора были разбросаны по западным отрогам Нилгири. Хижины были добротно сделаны, а камни оград храмов и буйволиных загонов тщательно уложены. На пастбищах паслись многочисленные стада священных буйволиц и простых буйволов. Жрецы исправно несли свои обязанности, и люди рода не знали ни в чем недостатка. Они думали, что так будет всегда. Но на последние два поколения обрушились несчастья и беды. Пришельцы забрали пастбища, буйволов пришлось продавать на рынке в Утакаманде, появились неизвестные болезни, и племя узнало, что такое голод. Началась жестокая борьба за существование. В этой борьбе роду Конигор не повезло. Его люди умирали один за другим, исчезали целые семьи, обрывались славные родословные, пустели манды. Но Конигор старался выжить. И когда шестьдесят лет назад появился на свет Сириоф, в роде еще было двадцать пять человек. Три отца Сириофа владели восемьюдесятью буйволами, и это давало возможность сносно кормить детей. А их оказалось двадцать человек: тринадцать мальчиков и семь девочек. Не каждая женщина тода способна на такое. Мать Сириофа поэтому пользовалась большим уважением в племени. Но уважение соплеменников не могло спасти от болезней ее детей. Болезни беспощадно косили их, и дети один за другим уходили на запад, в Аманодр. С тех пор как Сириоф помнит себя взрослым, в последнем манде рода Конигор оставалась только его семья. Он и четыре брата. У всех пятерых была одна жена, родившая им пять сыновей и одну дочь. Потом младшие братья выделились и каждый привел свою жену. Стадо, которым владели отцы Сириофа, частично было продано, а частично ушло на выкуп за жен. Буйволов осталось совсем немного, и тогда семья познала, помимо болезней, голод и нужду. Дети росли слабыми и не выдерживали простой простуды. А тут еще начались счеты с курумба. Тода давно подозрительно относятся к мстительным и злым колдунам из соседнего лесного племени курумба. Сириоф уверен, что именно курумба извели его род.
— При чем здесь курумба? — как-то сказала я ему. — Люди твоего рода мало ели и часто болели. Этого достаточно, чтобы отправиться в Аманодр.
— Нет, — упрямо отвечал Сириоф тихим голосом. — Они болели, но у них все было на месте. Это колдовство курумба сгубило их. Они умирали здоровыми. Ты, амма, еще не знаешь, что такое курумба.
Сириоф пытался задобрить курумба. Он давал им еду и деньги. Но это не укротило злого духа, напущенного ими на род Конигор. Один за другим умерли братья Сириофа, а затем шесть его детей. Пустели хижины Конигорманда, приходили в ветхость, и некому было их чинить. Некому было поправить выпавшие камни в изгороди буйволиного загона. Да и буйволов почти не оставалось. Все они последовали за людьми в страну мертвых. Сириоф выплакал глаза на частых погребальных, и они стали тусклыми и бесцветными. Последняя погребальная состоялась в Конигорманде десять лет назад. Она унесла последнего брата — Пелигаша. Сириоф остался один. Длинными зимними ночами он слышал, как воет злой дух курумба в соседней роще. Дух, напущенный колдунами этого племени, бесновался в темноте и не хотел уходить. Тогда пришлось уйти Сириофу. Он забрал нескольких своих буйволов, собрал в узелок нехитрый скарб, постоял у хижины, где родился, погрозил кулаком злому духу курумба и медленно поднялся из лощины по склону. Он мог идти куда угодно. У него не было рода и не было больше манда. В этот день Сириоф почувствовал, что он уже стар и у него нет сил начинать все сначала. Он боялся будущих утрат и потерь. Их слишком много было у него в прошлом. Сириоф страшился курумба и не был уверен, что злой дух прекратит свою разрушительную деятельность. К заходу солнца, тяжело ступая по высохшей траве, он дотащился до Тарнадманда. Человеку трудно жить, когда у него нет рода, но если есть племя, то еще не все потеряно. Все тода знали, что Сириоф остался один и что курумба сгубили его род и семью. Старейшина Тарнадманда вышел навстречу Сириофу и предложил ему свою хижину. Но Сириоф не обрел покоя. Ночами братья и сестры, жена и дети приходили к нему и звали с собой в Аманодр. Они говорили ему, что бог Ен отдал во владение рода Конигор лучшие пастбища. Что их хижины просторны, а буйволиные загоны крепки. Эти ночные видения возвращали Сириофу его прошлое и лишали целительного забвения. Он понял, что в «этом мире» для него уже ничего не осталось. Отдав своих буйволов другим, он ушел в Карияманд, где о нем так же хорошо заботились, как и в Тарнадманде. Но и там он долго не задержался. Его позвали в другой манд, и он ушел туда. Теперь он бродит из манда в манд, нигде подолгу не задерживаясь. Дружеская помощь и человеческое сочувствие поддерживают его угасающие силы. Время от времени его неудержимо тянет в Конигорманд. Здесь он молчаливо и неподвижно стоит на склоне перед лощиной.
В этот непогожий день он опять пришел в Конигорманд. Его босые ноги измазаны грязью, намокшие волосы космами повисли вдоль плеч. Он не отрываясь смотрит вниз в лощину, как будто кого-то там видит. В глубоких морщинах его щек застряли прозрачные капли. И трудно понять, капли ли это дождя или слезы.
Я вышла на размокшую глинистую дорогу и еще долго видела неподвижного Сириофа около развалин старого манда. Но дорога круто повернула у горы, а за ней исчезла скорбная фигура последнего из рода Конигор.