Тайна покрытая временем
Шрифт:
— Ну вот, Андрей Иванович, — усмехнулся император. Усмешка вышла, на удивление, горькой и даже с изрядной долей жалости. — От вашего сына зависит ваша дальнейшая судьба. Какой вердикт он вынесет, так тому и быть. Не хотел бы я оказаться на вашем месте… Да и на его, тоже.
— Прости, государь, — только и всхлипнул Воронцов-старший.
— Я не судья тебе, Андрей Иванович, — ответил Николай Александрович, отворачиваясь. — Ты государство предал, которое тебе доверяло. Если твой сын тебя пощадит,
Воронцов-старший дернулся всем телом и развернулся к сыну.
— Алёшенька…
Молодой граф резко махнул рукой, будто отметая мольбу, поднялся и взял ящик с пистолетами. Не смотря на Скокова и императора, подал ящик отцу сквозь прутья решётки.
— Ты знаешь, что надо делать отец, — тихо выговорил молодой граф. — Я не буду на это смотреть.
Когда император, Скоков и граф Воронцов-младший вышли из подземелья на улицу, то Алексей не смог сдержать слезы. Но плакал он тихо, утирая глаза грязной манжетой рубашки.
— Ваша смерть, граф, мне не нужна, — молвил сурово император. — Вы не выдали ничего, чтобы могло навредить государству. А в походе вели себя мужественно и с достоинством. Служите и дальше Отечеству, как подобает человеку из графского сословия.
И Николай Александрович направился во дворец. За ним, внимательно поглядывая по сторонам, последовали его охранники.
— Ваше сиятельство, а не хотите стать моим заместителем? — спросил графа Григорий Скоков, становясь рядом с Алексеем.
— Ежели подойду, то я готов, — ответил Воронцов, сжимая губы.
Скоков удовлетворённо кивнул.
Глава 14
Император, огорчённо сутулясь, что было ему несвойственно, медленно зашёл в зал приёмов, где на столе стоял сундучок с книгой. Князь Дуладзе забежал следом, преданно глядя в глаза Николаю Александровичу.
— Зови патриарха со старцем. И пошли кого-нибудь за Величинским…
Дуладзе кинулся исполнять указания, взмахом руки и грозным рыком убирая охрану от стола.
Император подошёл к сундучку и склонился над ним. Он внимательно рассматривал сплетение серебряных нитей, изящным орнаментом покрывавших крышку, и не заметил, как в зал вошёл патриарх вместе со старцем Епифанием.
— Любуешься, Ваше Величество? — вдруг сказал старец, заставив императора вздрогнуть от неожиданности.
— Странный узор, — ответил Николай Александрович, выпрямляясь. — И металл какой необычный…
— Да, — Епифаний тоже подошёл к столу. — Такой металл не встретить на нашей земле.
— Это почему?! — Николай Александрович уже ничему не удивлялся, но слова старца взволновали.
—
В зал не зашёл, а буквально вплыл Величинский с идиотско-счастливой улыбкой. Дворовые девки сопровождали его, пряча улыбки.
— Вы что, давали ему вина?! — император нахмурился, оценив блаженное состояние гардемарина, как легкое опьянение.
— Вы же приказывали не давать, Ваше Величество, — склонились в поклоне девки.
— А чего он такой?..
Николай Александрович покрутил пальцами. В ответ девки только хихикнули.
— Понятно, — император разгладил хмурь. — Пошли отсюда…
И дождавшись, когда они скроются за дверьми, кивнул гардемарину.
— Ну-с, Величинский, показывай нам, что внутри сундука.
Тот, будто проснулся от сладкого сна. Оглядел зал приёмов и осторожно, мелкими шагами, подошёл к сундучку. Перекрестился, медленно поднял крышку и достал небольшую книгу.
Правда, книгой назвать предмет, который лёг на мягкое сукно стола, можно было с большой натяжкой. Скорее, это были тонкие листы металла молочного цвета. Очень тонкие, и скреплённые двумя кольцами из такого же металла.
Император провёл ладонью по книге и одернул руку, словно обжёгся.
— Она горячая, — он недоумённо взглянул на старца.
— Не всяк может открыть Книгу Света, государь. Для этого надобны умения и разум.
— Значит, я дурак и неуч?! — громко возмутился Николай Александрович, но Епифаний тихо ответил:
— Я не говорил такого. Книга Света особенная. В ней собраны души и разум всех людей, живших на Руси. В ней вся история зарождения цивилизации. Спроси сам себя, государь — для чего тебе надобно прочесть её. Что ты там хочешь прочитать?
— Загадками говоришь, старец, — слегка озлобился Николай Александрович. — Ты можешь её открыть?
— Мне незачем это делать, но для тебя, Ваше Величество, открою.
Епифаний движением плеч сбросил с себя длинную рясу, оставшись в белом подряснике с расшитыми рунами рукавами, и поднял руки ладонями вверх…
Воздух в зале приёмов подернулся и заходил видимыми волнами. Волны падали на пол, расходясь вокруг старца кругами, и растворялись в стенах и окнах. Стекла зазвенели колокольчиками, звон которых медленно затихал. Патриарх неистово крестился, выпучив глаза, и шептал молитвы. Величинский же только уперся руками о стол и ждал. Ждал и Николай Александрович, сомкнув губы и прищурившись.
Книга на столе дрогнула. Её страницы зашелестели, и серебряные ручейки, извиваясь, потекли к потолку, образуя на высоте в человеческий рост причудливые изображения.