Тайна происхождения. Трилогия
Шрифт:
Люди на вокзале перед ними так и роились – одетые в белые халаты, в форму охранников и другие униформы. Дэвид и Кейт будут выделяться среди заполнивших вокзал толп, как бельмо на глазу.
– Поторопимся, пока не увидели, как мы выходим из-за деревьев.
Глава 50
Научно-исследовательский комплекс корпорации «Иммари»
Окрестности Буранга, Китай
Тибетский автономный район
Дориан следил за мониторами, когда ученые вывели из комнаты десятка два китайских подопытных. Терапия явно прошлась по ним, как паровой каток, – некоторые едва передвигали ноги.
В комнате наблюдения
В другом конце комнаты Наоми с откровенно скучающим видом прислонилась к стене. Вид у нее в одежде странный. Дориан жестом велел ей подойти. Слушать отчет ученого она не уполномочена.
– Хочешь смотаться отсюда? – спросила Наоми.
– Уже скоро. Ступай, познакомься пока с заведением. Мне надо еще поработать. Я скоро за тобой приду.
– Осмотрю местные дарования.
– Не делай ничего такого, чего я бы не стал.
Она удалилась из комнаты без единого слова.
Дориан обернулся к нервному ученому, старавшемуся не попадаться на глаза, но хвостом таскавшемуся за Дорианом с самого его прибытия.
– Доктор Чанг?
– Да, сэр? – выступил тот вперед.
– Что это я вижу?
– Это третья партия. Мы работаем быстрее некуда, мистер Слоун. – Не услышав от Дориана в ответ ни слова, Чанг продолжал: – А э, доктор Грей к нам присоединится?
– Нет. С этого момента вы связываетесь по поводу этого проекта только со мной. Ясно?
– Э, да, сэр. А… э-э?..
– Доктор Грей работает над новым проектом. Я бы хотел, чтобы вы ввели меня в курс.
Чанг открыл рот, чтобы заговорить.
– И покороче, – нетерпеливо воззрился на него Дориан.
– Конечно, сэр. – Чанг потер ладони, словно грел их у костра. – Что ж, как вам известно, проект восходит к тридцатым годам двадцатого века, но существенного прогресса нам удалось добиться только в последние пару лет – и все это благодаря ряду открытий в генетике, в частности, быстрому секвенированию… определению последовательности генома.
– Я думал, человеческий геном секвенировали еще в девяностых.
– А это галим… э, ошибочный термин, если хотите.
Одного
человеческого генома не существует.
Первый
человеческий геном был секвенирован в девяностых, а черновую последовательность опубликовали в феврале 2001 года – э-э, это было г
е
ном доктора Крейга Вентера. Но геном имеет каждый из нас, и у каждого он свой. Отчасти в этом и заключается сложность и увлекательность задачи.
– Что-то я не ухватываю.
– Да, извините, мне нечасто доводится говорить о проекте, – доктор нервно хихикнул. – Ах, и по очевидным обстоятельствам! И уж тем более не с людьми вашего положения. Да, с чего же начать? Может, капельку истории… Э-э, в тридцатых… тогдашние исследования были… радикальными, но дали на-гора кое-какие интересные результаты, несмотря на методы. – Чанг огляделся, словно гадая, не оскорбил ли он Дориана. – Э-э, ну, мы потратили десятки лет, изучая, как Колокол фактически действует на жертв. Как вам известно, это разновидность радиации, которую мы не до конца понимаем, но воздействие…
– Не надо читать мне лекцию о ее воздействии, доктор. Никому на свете не известно о нем больше, чем мне. Поведайте мне, что знаете. И побыстрее.
Чанг потупился. Несколько раз сжал руки в кулаки и разжал их, потом попытался вытереть ладони о штаны.
– Конечно же
е
ном Атлантидским», мы бы воспользовались ретровирусом.
– Так почему же вы его не нашли?
– Пару лет назад мы думали, что близки к успеху, но полной невосприимчивостью не обладает никто. Как вам известно, мы предположили, что существует группа человеческих особей, которые в какой-то момент смогли выдержать воздействие аппарата, и что их ДНК рассеяна по всей земле – по сути, мы устроили глобальную генетическую охоту за сокровищами. Но, откровенно говоря, после такой уймы экспериментов, сколько провели мы, учитывая размер нашей выборки, мы начинаем верить, что гена Атлантиды не существует, что его никогда не было в генофонде человечества.
Дориан поднял ладонь, и доктор остановился, чтобы перевести дыхание. Если сказанное Чангом – правда, это потребует пересмотра всего, во что они верили. И это оправдает его методы. Ну, более или менее. Но так ли это? Парочка проблем все же осталась.
– А как выжили дети? – поинтересовался Дориан.
– К сожалению, мы не знаем. Мы даже не уверены, что они проходили курс…
– Это я знаю. Скажите мне, что вам известно.
– Нам известно, что терапия, которую они прошли, была чем-то революционным. Возможно, нечто настолько новое, что нам даже сравнить не с чем. Но у нас есть ряд гипотез. Недавно в генетике было сделано еще одно открытие, которое мы называем эпигенетикой. Идея в том, что наш геном не столько статический проект, а скорее похож на рояль. Клавиши представляют собой геном. У каждого из нас разные клавиши, не меняющиеся на протяжении всей нашей жизни, – мы умираем с теми же самыми клавишами, или геномом, с которым родились. А меняется только партитура – эпигеном. Эта партитура определяет, какие мелодии исполняются – какие гены экспрессируют, и эти гены определяют наши характерные черты – все, от коэффициента интеллекта до цвета волос. Идея в том, что экспрессией генов управляет комплексное взаимодействие между нашим геномом и эпигеномом, определяющее, какими мы становимся.
Что любопытно, мы можем приложить руку к написанию этой музыки, к управлению своим собственным эпигеномом. Равно как наши родители и даже окружающая среда. Если определенный ген экспрессирует в ваших родителях и прародителях, он более чем вероятно проявится и в вас. По сути, наши действия, действия наших родителей и окружающая нас среда оказывают влияние на то, какие гены могут быть активированы. Наши гены способны управлять возможностями, а эпигенетика определяет нашу участь. Это поразительное открытие. Мы понимали, что порой работает нечто большее, чем чисто статическая генетика. Об этом говорили наши исследования близнецов в тридцатых и сороковых. Одни близнецы выживали в аппарате дольше, чем другие, несмотря на в точности идентичный геном. Эпигенетика и есть это недостающее звено.