Тайна родной крови
Шрифт:
Вера Михайловна глубоко вздохнула, думая, что успокоится. Не получилось: сердце сбивало ритм, а в горле пересохло так, что запершило. Все еще глядя на зятя, краем глаза заметила испуг на личике Семки, задержавшегося в прихожей.
– Сема, беги, помогай вещи распаковывать, – ласково сказала она ему и улыбнулась.
Тот обиженно насупился, но ушел.
– Теперь рассказывай! – приказала Вера Михайловна.
– А нечего рассказывать! Ну, не было меня прошлой ночью! Это наши с Катей дела! – он снова перешел на визг. Ох, как она ненавидела эту его бабью привычку!
– Да говори уже!
– Я пришел утром. Во дворе «Скорая» стояла. И кого-то на носилках туда загружали… Я думал – бабка Горохова! Я ж не знал, что там Катя! Когда машина уехала, старуху
– В какую больницу ее отвезли? Почему ты дома, а не с ней? А если у нее преждевременные роды начались? Какая клиника? Ты узнал?
– Ее нет ни в одной больнице. И в морге тоже нет…
– В каком морге? – Вере Михайловне показалось, что у нее остановилось сердце. – Почему в морге?! Ты с ума сошел? Ты что несешь?!
– Так бабка сказала, что простыней тело… то есть, Катя, была накрыта… белой… Я звонил везде! Нет ее!!!
– Прекрати истерику, – Вера Михайловна присела на пуфик и достала из кармана телефон.
– Я уже все обзвонил…
– Помолчи… Бюро несчастных случаев? Здравствуйте. Будьте добры, посмотрите… Катерина Шторм, двадцать семь лет. Беременность тридцать две недели. Да, сегодня увезла «Скорая». Возможны преждевременные роды… Не поступала? А в частные клиники ее не могли отвезти, понятно. Совсем в списках нет? Спасибо.
– Машина была без номеров.
– Как это? – Вера Михайловна удивленно посмотрела на зятя.
– Старая «буханка», не знаю, такие по вызовам ездят сейчас вообще?! И номеров не было! По крайней мере, задних!
– Ничего не понимаю…
– Ее похитили, наверное. То есть увезли насильно. Я одному знакомому звонил… Нашему с Катей однокласснику Кащееву. У него связи… везде. Он мне дал телефон мента, то есть мужика из следственного комитета. Борин его фамилия. Он поможет. Утром звонить буду.
– Скажи, Сергей, у тебя проблемы? – Вера Михайловна напряженно смотрела на зятя.
– Проблемы – не проблемы… К Кате они не имеют никакого отношения! Что вы из меня монстра делаете?! Я что, жену беременную, по-вашему, подставить могу?! – возмутился он, но, посмотрев на Веру Михайловну, тут же замолчал.
Позже, успокоившись, Вера Михайловна так и не смогла себе объяснить, почему, думая о Кате, она вспомнила об Анке Хмелевской, погибшей в Кракове. Их портретное сходство, конечно, наталкивало на мысль о родстве. Но мало ли в природе двойников! И все же у двух девушек было нечто общее и кроме этого: случившаяся с ними практически одновременно беда.
Глава 11
Сара заплакала. Лишь только все вспомнила. С того момента, как увидела Катю, лежащую на дороге. Вспомнила Семку, подъехавших полицейских, и как потом все поплыло перед глазами. Потому что она вдруг отчетливо поняла: не Катя! Не Катя там, на мостовой! Сказать ничего не успела, сознание ушло, боль в груди случилась в этот раз более резкой, чем обычно, только успела, что испугаться: вдруг это все?!
Теперь вот очнулась и заплакала – жива.
…Родных Сара потеряла в один день. И маму с папой, и сестру. Сара только потому и осталась жива, что не поехала с ними на дачу в те выходные. Простудилась и осталась дома с бабулей. Они вдвоем ужин готовили в воскресенье, ждали родителей и Олю. А вместо них – полиция. Дача сгорела дотла. В ночь с субботы на воскресенье. Печка оказалась неисправной. «Да что там может сломаться, в печке-то? Дровами она топилась более ста лет уж. В порядке ее сын содержал. Дети у нас, как не проверять?» – устало сказала бабушка, не глядя на следователя, который убеждал ее, что это – не поджог. Стыдно бабушке было за этого молодого полицейского. За то, что дело хотелось ему побыстрее закрыть, галочку в отчетности поставить, и видно это было явно. А дом загорелся как-то сразу со всех сторон, не от печки. Так свидетели в один голос утверждали. Бабушку на пожарище по ее просьбе Федор с мамой Верой возили. Сару дома оставили, с Катей. Вечером, когда пили чай на кухне, бабушка высказала предположение, что поджог – дело рук молодого хирурга из клиники, где отец работал. Выгнал он того со скандалом – деньги с пациентов вымогал. Сам папа за операции денег никогда не брал, даже коньяк с водкой, подаренные в благодарность, соседям раздавал, только конфеты в коробках – Саре. Олюшка аллергией страдала на шоколад.
Мама Вера с Федором Ивановичем после смерти бабули ее к себе взяли. Сразу сказали – в детский дом не отдадим, не бойся. «Ну какой Сарочке детский дом, Федя. Она ж там пропадет», – тихо говорила мама Вера мужу, а Сара все равно услышала. Так она стала второй приемной дочерью Бражниковых. Кате было уже двадцать два, она жила отдельно, но приходила к ним каждый день. Красивая, смотреть больно. И почти всегда грустная…
Сара вытерла слезы и попыталась сесть в кровати. Получилось, только задохнулась немного. Она осмотрелась – палата была двухместная, но вторая койка пустовала.
– О! Уже поднялась? – Элина вошла в палату, положила пакет на тумбочку и наклонилась к Саре, чтобы помочь приподнять подушку.
– Спасибо, Эля. Как там наши, улетели?
– Вчера в аэропорт отвезла. Осталась ты, Сарочка, на моем попечении, – улыбнулась та. – Вера Михайловна вернется за тобой к концу недели. Тимофей-то как уезжать не хотел!
– Нечего ему тут делать, – покраснела Сара.
– Да так-то бы, конечно… – вновь улыбнулась Элина.
Тимофей Лыков был внуком Константина Юрьевича, друга мамы Веры и Федора. В ансамбле играл всего два года и, по сути, один из всех учеников мамы Веры жил с родителями. Когда отец с матерью в очередной раз убывали в командировку на полгода, Тима перебирался в квартиру к деду. Но тот и сам только лишь не ночевал на работе, и тогда Тима приходил к Бражниковым после школы, а уходил поздно вечером. Не сразу Сара догадалась, что он в нее влюбился. А когда поняла, обиделась: до этого было так хорошо! Не сложно, а спокойно и комфортно. Чувство неловкости гнало ее прочь из той комнаты, где находился он. Смотреть в глаза, смеяться, когда он рядом, даже просто пить чай за одним столом вдруг превратилось в муку. И оказалось, она одна – дура такая слепая. Влюбленность Тима видели все, да и не скрывался он особенно. И мама Вера, и Катя, и даже Семка ждали. Дождались – Саре вспоминать больно и стыдно, как первый в жизни подаренный ей букет она, как дикарка, кинула Тиме обратно. И гордо удалилась. Чтобы потом проплакать всю ночь в гардеробной среди костюмов и чемоданов. И еще стыднее стало утром, когда увидела цветы в вазе на тумбочке возле кровати. И брелок-собачку рядом. Глаза собачки смотрели на нее так же преданно, как и Тимкины. «А я все равно не обиделся!» – было написано на крохотной открытке-сердечке.
Она так ему ничего и не ответила до сих пор. Только почему-то теперь было больно, когда его не было рядом. Вот как сейчас…
– Эля, там не Катя была на улице, – Сара дотронулась до руки задумавшейся девушки.
– Я знаю. Семка первым догадался. Катя-то беременна! Но очень они похожи. Просто невероятно! Имя этой девушки – Анка Хмелевская. Ей двадцать пять, живет в поместье в окрестностях Кшешовице. Семья состоятельная, есть брат Михаэль, они двойняшки. Мы встретились с ним в полиции. Он ждал сестру в кафе неподалеку. Не дождался, пришел в участок…
– А машину нашли?
– Да, в двух кварталах, без водителя, конечно… полиция занимается. Ты, главное, не переживай все заново. Есть дело более важное. Сара, Вера Михайловна дала согласие на операцию. Клиника в Германии, тебя там ждут.
– Я боюсь.
– Как раз это – нормально. Ты просто прими, что операция – шанс. На здоровую полноценную жизнь. И, как говорят врачи, шанс неплохой. Я даже уговаривать тебя не стану, как меня просила Вера Михайловна. Мое мнение – ты сама должна решиться. В этой клинике кардиологическое отделение возглавляет твой земляк, хирург от бога, как сказал твой лечащий врач пан Завадский.