Тайна рыцарей тамплиеров
Шрифт:
— В эту ночь, — еле выдавил он из себя, всхлипывая, — тамплиеры закопали в землю крест, который вручил им патриарх, чтобы тот не попал в руки неверных.
— Они потеряли последнюю надежду, — пробормотал отшельник.
— Утром события развивались еще плачевнее, чем в предыдущий вечер. Графу Триполитанскому передали авангард, так как войско находилось на его территории. В меру своих сил граф с рыцарями атаковал врага. Придерживаясь определенной тактики, сарацины открыли свои ряды. Но граф с отрядом уклонился от боя и бежал. Все остальные попали в «клещи», то есть в руки султана Саладина…
— Слышно ли было с тех пор что-нибудь об этих храбрецах?
— Христианских баронов султан принял с изысканной вежливостью. Но графу Моавскому он собственноручно отрубил голову, так как тот во время его перемирия занимался грабежом египетских торговых караванов.
— Как вел себя султан по отношению к тамплиерам? — дрожащим голосом спросил отшельник.
— Он передал их своим дервишам для пыток. Привязав тамплиеров к столбам, они содрали с них кожу. Незадолго до их гибели султан пообещал сохранить им жизнь, если они откажутся от веры во Христа. Теперь и старик низко склонил голову, и Ролан увидел, как из глаз его закапали слезы.
— Да простит Господь всех, кто в час большой беды отрекся от Него, как простил Он Своего апостола Петра!
— Их было двести, — сказал чужак, запинаясь, — и никто из них не отрекся от Христа. Все они погибли как мученики.
После этих слов наступило долгое молчание.
— Что произошло с Великим магистром Жераром де Ридфором? Его тоже взяли в плен?
— И его. И даже короля. Но этих двоих султан пощадил с какой-то своей целью. Теперь султан стоит у стен Иерусалима.
— Страна осталась без короны, — почти неслышно произнес старик, — а Иерусалим — без людей, которые могли бы его защитить!
Ролан громко закричал и упал на пол. При слове Иерусалим к нему возвратилась намять, и он тут же потерял сознание.
— Теперь он выздоровеет, — сурово сказал старик. — Как хорошо, однако, тому, кто не понимает всего ужаса происходящего!
Иерусалим рыдает
Очень скоро Анна узнала о поражении торжественного войска. День за днем она ждала Ролана, внутренний голос ей подсказывал, что он не погиб. Она так долго спорила с мрачными предсказаниями соседки, что у нее не осталось сил защищаться от них. Тогда вера Анны была поколеблена: нет, Ролан больше не вернется, если он не вернулся до сих пор. Ибо если даже сейчас, когда жизнь ее была в опасности из-за осады, он не возвращался, значит, он мертв, и им не суждено больше увидеться.
Она надела на детей белые траурные одежды и закрыла свое лицо, как турчанка, ибо надежды не осталось — ни для нее, ни для детей: рано или поздно город, который защищали только изможденные старцы и мальчики, должен был сдаться, Среди женщин Иерусалима царило великое отчаяние. Встречаясь у цистерны с питьевой водой, они рыдали. Само собой разумеется, никто не произносил имени султана.
Как-то утром одна из соседок Анны, размахивая руками, подбежала к цистерне.
— Граф Ибелинский, — возбужденно воскликнула она, — граф Ибелинский в городе! Он получил от султана разрешение вывезти отсюда свою семью! — поскольку женщины оставались безучастными, она закричала: — Неужели вы не понимаете, что это для нас означает?
— Мы все понимаем, — горько ответила Анна и отвернулась.
— Ты думаешь, граф возьмет нас с собой? — насмешливо спросила другая женщина — Мы можем умереть от голода, а наши юноши и достопочтенные старцы падут на городских стенах — какое ему до этого дело?
— Только граф может нам помочь! — упрямо настаивала первая, — Я полагаюсь на него! Он может договориться с султаном, и тот не будет ни штурмовать, ни грабить наш город. Только он может воспрепятствовать тому, что наши дети не будут похищены или убиты! Он должен уговорить султана, чтобы в стенах нашего города не случилась кровавая бойня! Вперед! Пойдемте к его дому! Мы должны просить его помочь нам. Возьмите детей с собой, это растрогает графа!
Женщин собиралось все больше и больше. Они приносили с собой младенцев и приводили маленьких детей, Дочери тащили старых матерей на спинах. Перед домом графа Ибелинского собралась толпа.
— Оставайтесь с нами! Помогите нам! — кричали отчаявшиеся люди, — иначе мы все погибнем! Убедите султана, чтобы он не обрекал нас на погибель!
Граф вышел из дома и одним движением руки успокоил взволнованных людей.
— Женщины! — воскликнул он, — расходитесь по домам, я попытаюсь отвести от вас большую беду!
Матери разошлись. Они громко рыдали, чувствуя, как страшная боль перестала терзать их сердца. Анна также пошла с дочерьми домой. Она села рядом с ними во внутреннем дворе, что давно уже не делала, и дала каждой засушенный ломтик яблока из запасов.
Тяжелая осада началась 20 сентября 1189 года, и множество стариков и юношей сложили свои головы. Но уже 2 октября был подготовлен мирный договор, который заключил с султаном граф Ибелинский, ставший к тому времени полномочным представителем всех христианских баронов. Благодаря его политической сноровке город не был ни взят штурмом, ни разграблен. Тот, кто был в состоянии откупиться, мог выехать из города со всем своим имуществом. Султан назначил выкуп в десять золотых монет за одного мужчину. За женщину он требовал пять монет и две — за ребенка.
Иоанниты и тамплиеры раздали бедным все, что еще имели. Султан и его брат Малек отказались в пользу бедных от еще трех тысяч золотых монет.
С помощью тамплиеров Анне удалось выкупить себя и детей. С немногими остававшимися у них вещами они шли к воротам, где собрались те, кто откупился. Наконец воины султана разделили беженцев на три колонны. В Иерусалиме оставались больные и старые иоанниты и раненые тамплиеры, именно им Саладин подчинил две колонны: одну иоаннитам, другую — тамплиерам. Третью колонну вел граф Ибелинский.
Султан повелел всем беженцам идти в Триполи и к каждой колонне приставил по пятьдесят египетских всадников для охраны от разбойников. Еще когда беженцы собрались перед воротами, христианские привратники были заменены сарацинскими. Тот, кто еще оставался в городе, теперь принадлежал султану. Ловушка захлопнулась, и люди, очутившиеся в ней, со стенаниями метались по улицам надежде обнаружить какую-нибудь лазейку, где не было бы охраны. У них ничего не вышло. Всех их отправили на каторжные работы в Египет. Когда же произвели подсчет, оказалось, что их было одиннадцать тысяч.