Тайна Самаэля
Шрифт:
– У профессора были все документы на оборудование и лабораторные работы, посмотрите в папках, что в стеллажах – там все задокументировано, с визами и печатями.
– Проверим, не беспокойтесь… Хотя странно, что опыты такого рода вы проводите не в специальных учреждениях – институте или университете, а дома…
У милиционеров всегда все подозрительно; для них, наверное, поэты должны сочинять стихи лишь в кабинетах Союза писателей – и нигде в другом месте! Но я беспокоился:
– Где профессор?
– Вы имеете в виду труп?
– Да, – высохшими губами произнес я.
Васильев нахмурился и потрепал свой белобрысый чуб, словно пытаясь привести в порядок свои мысли.
–
– Было за полночь… Точнее, половина второго. Это могут подтвердить ребята, что сидели в переулке и обсуждали футбольные новости.
– Вы не ругались с Ибрагимовым? – следователь прокуратуры весь излучал подозрительность.
– Что вы – он милейшей души человек, никогда с ним не ругался. Мы достигли результата – этому следовало только радоваться!..
– Но он не радовался, так?
– Почему вы так решили?
– Вы сами произнесли так, что радости этот результат ему не принес, – отчеканил Абдуллаев. Я вспомнил его ледяной взгляд, в котором читалась настойчивость и непоколебимость. Блин, действительно, профессионалы, по интонации уже определяют события и ситуацию; им врать нет смысла. Хотя я и не собирался никому говорить неправду.
– Почему? – снова спросил капитан, уже с явной настороженностью в голосе.
Я пожал плечами:
– Я и сам не пойму. Это открытие, которое могло сулить Нобелевскую премию, а Бекзод Хисамиевич пришел в полное расстройство. Мне казалось, он не хотел получить тот результат, который мы имели.
– Не кажется вам странным, что профессор работал над проектом, обещавшим большие перспективы, но при этом желавшим иметь негативный итог?
– Я не могу вам это объяснить, потому что сам ничего не понимаю. Профессор в ту ночь начал говорить на религиозные темы…
– Религиозные? – всполошился Геннадий Васильев. Блин, эта тема особая, и ее затрагивать не стоило бы, но язык сам ляпнул это, и теперь придется давать пояснения. Следователь прокуратуры продолжал сыпать вопросы: – Он говорил об идеях исламского халифата в Узбекистане? О создании религиозной партии? О поддержке Исламского Движения Узбекистана 17 ? Может, вы готовили типа атомной бомбы для террористов?
Вопросы однобокого характера сыпались, как горох из ведра. В последние годы работники правоохранительных органов буквально входили в экстаз, услышав нечто о религии – им везде мерещилась исламская угроза. Аресты верующих стали обыденным явлением; в районах начали проходить операции против мечетей, закрывали курсы для изучения ислама, а тех, кто хотя бы упоминал о религиозной практике, сразу же записывали в радикалы. Это создавало атмосферу страха, и мне было страшно даже думать о том, чтобы вступить в диспут на эту тему. Пришлось отговариваться:
17
Исламское Движение Узбекистана – крайне радикальная террористическая организация, совершившая ряд преступлений на территории Узбекистана, включая взрывы в Ташкенте 16 февраля 1999 года. После начала антитеррористической операции НАТО и США в Афганистане, примкнула к движению «Талибан» и организации «Аль Каида». Лидерами были Джума Намангани и Тохир Юлдаш, уничтоженные американцами в ходе боев с ИДУ в Афганистане. ИДУ запрещена на территории России и Узбекистана.
– Нет, нет, что вы! Он никогда не занимался политикой и не тяготел к подобным религиозным течениям, ему были противны подобные разговоры. Он считал, что государство
– Так о чем он говорил?
– Говорил… – тут я запнулся, потому что тот ночной разговор всплыл в моем сознании полностью, без купюр. Действительно, Бекзод Хисамиевич говорил о Люцифере-Сатане, что мы для него создаем оружие… Но ведь это как смотреть?! В реальности мы делали инструмент для космоса, нас поэтому и финансировала американская научно-технологическая компания «СС», которая нуждалась в такой разработке. Но ведь и инструмент можно переделать в оружие, если захотеть, это как палка о двух концах. Тут у меня по спине побежали мурашки, стало холодно. Я посмотрел на следователей, осознавая, в какое сложное положение попал, и теперь любое неосторожное слово повернется против меня. Они могут решить, что тот резак, чем мы спилили брусок, может быть неким оружием для исламских радикалов. Неужели профессор на самом деле создавал его для ИДУ?
«Нет, это бред, – мотнул я головой и гулко проглотил слюну. – Ибрагимов никогда бы такое не сделал».
– Так что он говорил? – слышался настойчивый вопрос. На меня давило ощущение надвигающейся беды, как будто все вокруг сжималось, и в воздухе витала предчувствие угрозы. Я понимал, что каждое слово, которое я произнесу, может стать для них уликой, способной развернуть дело в совершенно неожиданную сторону. Тревога заполнила меня, отдавала холодом по всему телу, а в груди забилось сердце, словно напоминая, что последствия могут быть очень серьезными.
– Он говорил о том, что миру угрожают демоны, и мы обязаны противостоять этому.
– О демонах говорит физик – не странно ли это? Или под демоном подразумевался некто из высших государственных лиц, может, самого Ислама Абдуганиевича? – продолжал гнуть свою линию Васильев. Нет, серьезно, эти следователи явно с одной извилиной, которая начинает шевелиться в случае соприкосновения с явлением, имеющим отношение к антигосударственной деятельности, – в других случаях она просто разделительная черта между интеллектом и тупостью. Я и так был невысокого мнения о сотрудниках прокуратуры и милиции, а сейчас их профессия в моих глазах вообще спустилась ниже плинтуса.
В этот момент, если честно, искренне разозлился:
– Слушайте, хватит растягивать свою странную линию факта до глупости. Я говорю вам то, что было, а вам самим дознавать, где истина, и не надо на меня вешать всех собак! Ничего с политикой и религией мы не имели дело – чистая наука!
– Мы дознаемся, не беспокойтесь, – несколько зловеще произнес следователь прокуратуры, переглянувшись с капитаном милиции. Их взгляды пересеклись в молчаливом соглашении, и я ощутил, как в воздухе витают напряжение и настороженность. Капитан, с усами и короткой стрижкой, с хитрой улыбкой на лице, будто наслаждался этим процессом. Они явно чувствовали себя уверенно, как будто мы были лишь фигурами в их игре, и, скорее всего, уже делали выводы о моей роли в произошедшем.
– Мы вправе рассматривать все версии, в том числе и участие в антиконституционном заговоре, в подпольном движении, в создании оружия для террористических групп и так далее.
– Для кого вы проводили эксперименты? – последовал новый вопрос.
– Мы выиграли грант у американской компании на проект для космической отрасли, – ответил я осторожно, подбирая слова. – Все в рамках узбекско-американского научного сотрудничества, протоколы есть в Академии наук, можете там спросить, – последнее я сказал, чтобы отвести какие-либо подозрения с наших дел, придать нашим исследованиям законный и официальный характер. Что-что, а именно открытость и задокументированность сейчас было моей защитой.