Тайна шести подков
Шрифт:
— Она выживет? — спросил начальник вокзала.
— Угрозы для жизни я не наблюдаю, — ответил Доу и бросил взгляд на доктора Коллинза. Тот кивнул, подтверждая слова ассистента.
— Но, боюсь, — продолжил парень, — повреждения глаз юной мисс слишком серьезное, и зрение утрачено необратимо.
Летти взвыла. Ее дед спрятал лицо в ладони, не в силах совладать с эмоциями.
В коридоре раздался звук торопливых шагов, и к комнате подбежал старший багажник.
— Мистер Бомунд! Сэр! Пришло сообщение, которого вы ждали!
Он протянул констеблю конверт. Тот поспешно его развернул и
— Что там, Бомунд? — спросил господин начальник вокзала.
— Сэр, сержант Гофф пишет, что доктор Скруллинг все отрицает. Он уверяет, что ни о каком изъятии сердца у пациентки ничего не знает и высказывает предположение, что ей все примерещилось из-за действия эфира, который применялся во время операции. Никаких подтверждений тому, что в Больнице Странных Болезней происходит что-либо незаконное, сержант не обнаружил. Также доктор Скруллинг выражает глубокую печаль и озабоченность из-за необоснованных обвинений в свой адрес. Сержант пишет, что у полиции есть лишь слово девочки, которая была под воздействием эфира, против слова уважаемого главврача главной больницы в Тремпл-Толл.
Господин Бракнехт зарычал:
— Твари! Разумеется, они все отрицают! Но, помимо моей внучки, есть еще свидетель, который слышал каждое их гадкое слово!
— Кто этот свидетель, сэр? — спросил констебль. — Это надежный человек? Его словам поверят?
Господин начальник вокзала сжал зубы и нехотя покачал головой.
Мистер Бомунд опустил взгляд в листок и продолжил:
— Также, по словам сержанта, доктор Скруллинг выражает надежду, что «клеветническим заявлениям больной девочки» не будет дан ход, и в таком случае он обещает не подключать к «этому неприятному инциденту» своего близкого друга, нового главного судью Тремпл-Толл господина Сомма.
Господин Бракнехт сжал зубы.
— Боюсь, мы ничего не можем сделать, сэр, — печально заключил констебль.
— Но это же правда! — сквозь слезы сказала Летти. — Они… Эти ужасные люди… они хотели забрать мое сердце! Я не вру!
— Мы верим вам, мисс, — сказал доктор Коллинз. — Но, к моему глубочайшему сожалению, полиция и правда ничего не может с этим поделать.
— Мартин все слышал! Спросите Мартина!
— Кто такой Мартин, мисс Летти? — спросил констебль.
— Никто, — угрюмо сказал господин Бракнехт. — Его словам никто не поверит.
— Мы должны что-то сделать, сэр! — воскликнул ассистент доктора Коллинза. — Нельзя оставлять все, как есть! Эти мерзавцы свили в больнице себе гнездо и, пользуясь безнаказанностью, творят ужасные вещи!
— Вы правы, Доу, но вы слишком молоды, чтобы понять…
— Я слишком молод, чтобы понять, что есть человеческая мерзость? — перебил доктора ассистент.
Доктор Коллинз дернул щекой.
— Не забывайтесь, Доу! — жестяным голосом проговорил он. Парень отвернулся, и доктор Коллинз чуть смягчился: — К сожалению или же к счастью, вы и правда пока слишком мало знаете о человеческой мерзости, Доу. И боюсь, что в скором времени вы познаете ее в полной мере.
— Что произойдет в скором времени? — спросил констебль, и доктор, тяжко вздохнув, ответил:
— Война. В скором времени начнется война.
Комната погрузилась в тишину. Доктор Коллинз нарушил ее. Повернувшись
— Боюсь, мы не можем более здесь задерживаться, сэр. Генерал Гроттль ожидает нас на пустошах. Дивизия разворачивается, и мы должны присутствовать. Я откланиваюсь. Мой ассистент оставит вам список лекарств, которые потребуются, чтобы ожоги зажили как можно скорее.
Кивнув на прощание, он покинул комнату, а парень, достав из саквояжа листок и ручку с чернильницей, быстро написал список и протянул его господину Бракнехту.
— Если состояние мисс ухудшится, напишите мне, сэр. Я указал внизу мой личный код для военной почты — где бы я ни оказался, мне передадут, и я отвечу вам сразу как выпадет возможность. Мое имя Натаниэль Френсис Доу, и, если мне суждено будет выжить на войне и вернуться в Габен, я не оставлю просто так то, что произошло в больнице. Даю вам слово джентльмена и врача, я разоблачу и вытащу на свет всех этих тварей, которые не имеют права именоваться докторами. Они не уйдут от расплаты.
Достав из саквояжа пачку печенья «Твитти», он вложил его в руку Летти и что-то зашептал ей на ухо. Девочка вдруг прекратила плакать и кивнула.
— Мое почтение, господа, — сказал Натаниэль Френсис Доу и покинул комнату.
Оглушающе тикали часы, из зала ожидания доносился привычный шум, а из-за окна, выходящего на Чемоданную площадь, — рокот и клаксонирование экипажей.
Все эти звуки в голове Летти превращались в мешанину, и все же она пыталась разобрать каждый из них. Вот — лает собака (судя по всему, небольшая, хотя с этими собаками так просто и не поймешь). Вот — звенит трамвай. Вот — кричит мальчишка-газетчик, сообщая прохожим последний новости. Вот — раздается рекламное бормотание, предлагающее приобрести модный крем для бороды «Господин Рыжж» и расхваливающее новую пьесу «Незнакомка с фонарного столба», которую показывают в кабаре «Тутти-Бланш» (механический голос перемещается, а значит, он идет не из будки, а из рупора пешего вещателя). Но это все далеко, а рядышком… лишь звон и стук механизмов больших вокзальных часов.
Осторожно переставляя ноги, Летти брела по чердаку с завязанными глазами, при этом широко расставив перед собой руки.
— Эй, слепой кот! Я здесь! Найди меня! — раздалось слева… или справа? Девочка была не уверена.
Летти двинулась на голос Мартина и наткнулась на одежную вешалку. И тут она услышала, как скрипнула балка над головой.
— Эй, туда забираться нечестно! — воскликнула она. — Я же так тебя никогда не поймаю!
Мартин рассмеялся и спрыгнул вниз. После чего затих, а потом его голос зазвучал со стороны внутреннего циферблата:
— Слепой кот, я здесь! Если найдеш-ш-шь меня, дам тебе селедку!
Летти повернулась и пошагала на голос…
Они с Мартином играли в «слепого кота» каждый день. Летти училась ориентироваться на слух. Эта игра и сам мальчик-блоха не давали ей опустить руки после того, что с ней случилось.
С того дня, как Мартин спас ее из лап жуткого доктора Скруллинга и его коварных помощниц, медсестер Грехенмолл, она ни разу не плакала. Дедушка спросил ее: «Что тебе сказал этот Натаниэль Доу?» — но Летти так и не ответила.