Тайна Спящей Охотницы
Шрифт:
— Ранен?! Врача позвать?!
— Поздно! — сквозь зубы отвечал Беленец. — Геройски погиб капитан Кравцов, вон прикрыл пацана.
Человек сорвал с головы форменную фуражку. И на Кита даже не глянул.
— Где весь медперсонал? На какой стороне? — вдруг совершенно спокойно и деловито осведомился Беленец.
— Еще в вагоне. Команд не было, — как-то опасливо доложил человек.
— Вот черт! Гоните всех на эту сторону! — указал Беленец на купейное окно. — Пулеметный расчет — туда же.
— Один убит, второму плечо разнесло, — доложил
— Там, по ходу, метрах в трехстах овраг! — уверенно указал Беленец. — Живее! Наверняка, еще налет будет… Мощнее этого.
— Есть! — дернулся человек в железнодорожной форме и пропал.
Беленец поднял голову, прислушался… и пробормотал:
— «Пули не берут»… Вот черт, не предупредили…
И снова, выбежав из купе в коридор, поспешил в тамбур.
Только оставшись один, Кит осознал, что сидит на купейной полке вдвоем с мертвецом. Он вскочил, попятился в открытую дверь и… вдруг ему стало страшно стыдно. Ему вдруг подумалось, что он прямо сейчас поступит подло, предаст капитана Кравцова, если бросит его и покинет купе.
Капитан Кравцов сидел в том уголке, словно дремал… отдыхал от жизни. Никита совершенно ничего про него не знал… но ему все больше начинало казаться, что он знает капитана очень хорошо. Он впервые в жизни увидел настоящую смерть прямо перед собой. И эта была вторая смерть ради него, Никиты Демидова, ради того, чтобы он продолжал куда-то идти по своей жизни, с каким-то особым заданием. Только ради этого! Кит не видел, как погиб полковник Вышенский. Но теперь очень хорошо понимал, как полковник это сделал — с каким чувством, как помолившись. И как теперь может сам отдохнуть от жизни. Просто вот так подремать…
Полковник царской охранки знал, что пули не берут того, кто пришел в их век из другого времени, но все равно защищал его, а капитан Красной Армии, не знал. И оба пожертвовали собою. Должно быть, не зря… Это точно — не зря! Такая уверенность сейчас пришла Киту совсем не в голову, и не миллиард мозговых клеток-нейронов пришли к такому важному выводу… Эта абсолютная уверенность возникла и сделалась горячей у Кита в груди — в каком-то особом измерении, вне времен и пространств… И Киту вдруг очень захотелось рассказать капитану Кравцову что-нибудь важное про себя, просто сказать «спасибо!»
Он и сказал это вечное «спасибо!», но тут же в глазах у него потемнело, подкатило к горлу — и он провалился во тьму.
Очнулся Кит от хлёстких шлепков по щекам и шумного, прохладного водяного облака, ударившего ему в глаза… И тут же увидел перед собой огромное, мясистое и очень внимательное лицо товарища Беленца.
— Первый раз смерть увидеть — ничего. Не стыдись, — вытерев рукавом губы, сказал Беленец. — Пошли… Встать, идти сам можешь?
От этого участливого вопроса Кит словно очнулся еще раз, уже по-настоящему, дернулся вверх и ударился макушкой о верхнюю полку. И очнулся в третий раз — уже совсем по-настоящему: в этом мире и в этом, чужом веке. И, наконец, Кит разморозился весь — как будто,
— Могу! — сказал Кит… и испугался, что не ответил «Так точно!»
— Тогда — за мной, — велел Беленец и вышел из купе.
Кит, потирая макушку, заторопился следом.
Вышли в тамбур. Дверь вагона была открыта в поле.
Раннее мягкое утро дышало наружи влажной и бескрайней травяной весною. Там, наружи, сейчас не было видно никакой войны — там, над свежей, совсем юной травой, стояла умиротворяющая дымка.
Беленец подался из вагона вперед, повис на поручнях, внимательным разведывательным взглядом порыскал слева направо — по всей половине мира, разделенного сейчас надвое военно-санитарным составом, что вынужден был остановиться посреди безлюдного, открытого простора.
Потом товарищ Беленец снова подался назад, в вагон, повернулся к Киту и взял его за плечи.
— «Пули не берут», — снова пробормотал он (это признание Кита, видно, всё не давало ему покоя… и еще, наверно, не давало покоя то, каким полувиноватым тоном сделал это признание Кит). — А что берёт?
Кит почувствовал, как иголочки воткнулись в мозг — как раз в тех местах, где хранилась секретная информация о том, что его «берёт». И Кит ничего не сказал ни про чёрную полынью, ни про возможное падение с большой высоты.
— Наверно, бомба большая… Фугаска. Или снаряд, — выдавил он из себя, изо всех сил выдерживая сквозной, томографический взгляд настоящего человека советской госбезопасности, который тоже в любую минуту был готов отдать свою жизнь за дело… и за него, Никиту Демидова, за страну… да хоть и за товарища Сталина, как полагалось в ту эпоху, когда без конкретного, персонального смысла было не победить и не подарить потомкам будущего, хоть какого-то.
И добавил для правдоподобности:
— Типа, очень большое ударное ускорение.
Беленец очень серьезно кивнул, объяснение его удовлетворило.
— Понял в объеме школьной физики, — сказал он. — А теперь слушай меня. Здесь физика особая. Если сейчас и меня убьют… ну, мало ли, бывает… Так вот. Если меня убьют, у нас здесь, в Советском Союзе, останется всего два человека, которые знают, кто ты есть на самом деле. И тебе до них самому не добраться. Твое спасение и твое дело только там.
Беленец вывел Кита за плечи вперед, к открытой двери вагона, и показал на жиденький дальний перелесок, пробивавшийся сквозь утреннюю дымку наподобие миража.
— Видишь деревья, естественное укрытие?
— Вижу.
— Вот, если меня убьют, беги туда сам и жди. Тебя должны забрать.
— Кто? — совершенно нечаянно, но простительно для математического вундеркинда спросил Кит.
— Сам поймешь, — не сердито ответил Беленец. — Жди до упора… И еще запомни: если будут спрашивать, куда тебя везли, отвечай «на военно-ремонтный завод». Танки восстанавливать. Так и есть. Это в силе. Понял?
— Так точно.
— Ты пионер?
— Кто?