Тайна умрёт со мной
Шрифт:
Потом он резко развернулся и похромал в сторону дома. Кристина окрикнула его, но он даже не оглянулся.
Она подхватила Мэтью на руки и побежала за ним.
Догнала она его почти у самого дома. Айрис на всякий случай спряталась за занавеску — она не хотела, чтобы они её заметили. Но они вряд ли бы стали смотреть сейчас наверх. До Айрис долетали их голоса, хотя слов было не разобрать.
Руперт говорил что-то Кристине сначала зло, но потом спокойнее с каждой фразой. А потом он уронил голову ей на плечо.
Кристина обняла его.
Мэтью,
Айрис подумала, что сейчас расплачется, — и вряд ли тому виной была эта трогательная сцена. Просто накопилось.
Зачем она только впуталась в это расследование, в эти старые тайны?
Такими вещами должны заниматься люди вроде Годдарда — профессиональные и отстранённые. А она всё думает и думает о них: о леди Клементине, которую засунули в каменный ящик, как вещь, ради того, чтобы ещё немного пожить в её доме и за её счёт; о мальчике усыновлённом в марте 1941 года; о его родителях, которые потеряли сына; о Дэвиде, которого предали те, кого он считал самыми близкими людьми…
***
Большая часть обеда прошла в гробовой тишине. Руперт иногда начинал что-то говорить — про неблагодарную мерзавку Мюриэл, разумеется, — но, встретив просящий взгляд брата, останавливался. Каменное спокойствие на лице Дэвида не могло обмануть Айрис. Это было и не спокойствие даже — Дэвид был словно оглушён произошедшим. Энид была рядом с ним в последние несколько лет, пыталась вернуть его к нормальной жизни: поездкам, фильмам, театрам, друзьям, ресторанам, кафе. И всё это время знала, что его мать мертва и лежит в Лесу самоубийц. Это был уровень бессердечия, недоступный пониманию Айрис.
— Как думаете, в участке их просто допросят или посадят за решётку? По-настоящему? — не унимался Руперт.
— Энид точно нет. Мюриэл взяла всё на себя, а вот она… — Дэвид раздражённо качнул головой. — Мне это неинтересно.
— Я даже не удивлена, — добавила Кристина. — То есть, я шокирована тем, что как они поступили с вашей матерью… Но не удивлена, что именно им пришло такое в голову. Они всегда казались мне неприятными. Две крысы, честное слово. Надеюсь, мы их больше никогда не увидим!
— Разве что в зале суда, — сказал Дэвид.
— Как можно было на такое пойти ради дома? И ладно бы он им достался! Так ведь нет. Они всего лишь могли в нём жить.
— И ещё кое-какие деньги. Сколько там было? — Руперт посмотрел на Дэвида. — Кажется шесть тысяч в год?
— Вроде того, но точно не помню.
— Что ещё за деньги? — спросила Кристина.
— Мать оплачивала школу для Энид, очень дорогую школу, — пояснил Руперт. — Она распорядилась посылать чеки дважды в год, в июле и ещё когда-то. Но чеки уходили не в саму школу, а Мюриэл. Когда Энид школу закончила, чеки так и выписывали дальше. Я говорил Дэвиду, что надо это прекратить. Думаю, можно было что-то сделать, как-то отменить её распоряжение; все знали, что эти деньги были на оплату школы, а не просто помощь Мюриэл. Но Дэвид же любит помогать людям…
—
Руперт понимающе ей кивнул:
— Да, она умеет биться за своё.
***
Айрис долго не могла заснуть, думала о мальчиках, рождённых в один день в одной больнице, о леди Клементине, о Вилли Дженкинсе, погибшем из-за чужой лжи, о Энид и её матери. Когда она наконец-то начала проваливаться в сон, послышался звук.
Тот самый бесплотный, постепенно затихающий звон или гул. Айрис показалось, его вибрации отдаются у неё в костях. Жуткое ощущение.
Самым пугающим было то, что звук, казалось, не имел источника, доносился как будто бы со всех сторон сразу или же, наоборот, звучал в голове.
Может быть, это было всего лишь воображение?
Даже если так, воображение лишило Айрис ещё двух часов сна. Да и тот был плохим, беспокойным. Ей раз за разом снилось, что она идёт по парку Эбберли и видит вдали что-то белое в траве, чью-то смутно очерченную фигуру, бежит к ней. Это была женщина, лежащая навзничь, но когда она пыталась перевернуть её, чтобы увидеть лицо, всё исчезало, и она снова брела по парку, и снова видела белое…
Лишь в самый последний раз ей удалось увидеть лицо. Оно было белым и идеально-прекрасным, как греческая статуя, лишь в глазах колыхались тёмные кровавые озёра, подёрнутые тончайшей плёнкой. Айрис делалось невыносимо страшно от того, что от малейшего сотрясения плёнка могла порваться, и тогда кровь хлынула бы багрово-чёрным на гладкие мраморные щёки.
Проснулась она разбитой и ещё долго не могла встать после того, как прозвенел будильник.
За завтраком их было трое: Айрис, Дэвид и Руперт. Кристина вчера после обеда уехала домой в Кроли, сказав, что нужно снова показать Мэтью врачу. Айрис не знала, правда ли это или Кристина соврала, чтобы сбежать из этого мрачного дома.
Айрис, чтобы разбавить тягостное молчание, начала рассказывать о любопытных и ценных книгах, которые нашла в библиотеке, Дэвид даже поддержал разговор, но потом тот всё равно затух.
Их тягостный молчаливый завтрак прервало появление Бетт, новой горничной, которая подошла к Айрис и тихо сообщила, что приехал инспектор Годдард и спрашивает её.
Дэвид с Рупертом переглянулись.
Айрис давно уже заметила, что братья часто так делали: словно искали поддержки друг у друга или даже согласовывали действия.
— Как интересно… — протянул Руперт. — Что ему нужно?
— Я предупредил инспектора Годдарда, что сегодня приедет мисс Фенвик. Он хотел её допросить, — сказал Дэвид. — Но она будет здесь не раньше половины девятого.
Айрис ничего не могла сказать в ответ: она понятия не имела, зачем понадобилась Годдарду. Она убрала салфетку с коленей и встала из-за стола.
— Узнаю, что ему нужно, — сказала она.
Руперт и Дэвид проводили её встревоженными взглядами.