Тайна визиря Шимаса
Шрифт:
«Быть может, я все же переоценил этого глупца. Должно быть, весь его разум лишь в том, что он научился учтивым словам и уважению старших…»
– Продолжай, мудрейший.
Первый советник, вновь поклонившись, продолжил:
– Светел тот день, когда в диване царит согласие и понимание…
– И это так… – закивали чалмами молчавшие до того советники.
– Позволю себе продолжить нить рассуждений, о визирь. Итак, убедившись, что штат наших помощников следует увеличить и, убедив в этом самого мудрейшего из мудрых, я продолжаю размышлять о том, что это должны быть за люди.
«Болтун и глупец! Незрелый, выходит, разум… А у тебя, должно быть, он уже созрел… И потому ты печешься только о своем благополучии, наплевав на тех, за кого обязан радеть… О Аллах, воистину светел будет тот день, когда я выведу тебя пред светлые очи истины… О, должно быть, тогда запоешь ты совсем иные песни!»
– …И, задав себе этот вопрос, я вскоре смог получить и ответ – да, то должны быть люди совсем молодые. Ибо над ними не довлеют предрассудки, ибо разум их свободен от ограничений, и это и есть наилучшая рекомендация в тех случаях, когда надобно некоторые сведения добыть и без искажений передать их мудрым для правильного их истолкования.
Визирь более чем внимательно слушал велеречивые и затейливые рассуждения первого советника, и в душе его нарастал нешуточный гнев. Вернее будет сказать, что Шимас просто кипел изнутри. Он запоминал каждое слово, чтобы потом, когда придет его, визиря, час, вернуть их первому советнику. Вернуть с лихвой.
Первый советник на миг замолчал. Он ожидал хоть какой-то реакции на резкие и недостойные, с его точки зрения, слова в адрес молодых и неразумных людей. Но визирь молчал. И это еще больше убедило Хазима, что Шимас не более чем солдафон, по нелепой прихоти халифа поставленный руководить диваном. Но следовало продолжить хотя бы для того, чтобы как можно скорее избавиться от этого глупца.
– Итак, убедившись, что следует избрать молодых, я задал себе следующий вопрос: разумно ли то, что сбор сведений мы доверим лишь единоверцам и соотечественникам? И, поразмыслив, пришел к выводу, что это неразумно. Ибо зачастую взгляд соотечественника пристрастен. И он не замечает неких вещей, более чем весомых для принятия решения, только потому, что привык к этому с малолетства. А значит, разум наблюдателя и помощника должен быть свободен от привычек и пристрастий. Этим требованиям отвечают многие из иноземцев, нашедших здесь, в нашей прекрасной стране Аль-Миради, вторую родину.
«Ну наконец… Я уж думал, что солнце закатится раньше, чем ты доберешься до сути…»
Должно быть, эти слова оказались новостью для мудрецов – ибо они стали переглядываться и перешептываться, выйдя из полусонного состояния, в котором пребывали до сего момента. Но возражать первому советнику не стали.
– Таким образом, я сделал вывод, что нашими помощниками могут быть и наши соотечественники, и иноземцы. Следует лишь весьма придирчиво рассматривать, кому и что поручить.
– Думаю, мой мудрый друг, – не мог не ответить Шимас, – что следует к этому подходить более чем придирчиво. Более того, считаю, что некоторых помощников
Первый советник онемел от неожиданности. Он готов был произнести еще целую речь, чтобы вынудить визиря согласиться на новые должности и на появление в диване новых людей. «О Аллах, да кто он такой – наш визирь? Тупица, по глупости поставленный, чтобы управлять мудрыми, или мудрец, талантливо прикидывающийся дурачком?»
– Благодарю тебя, мудрый визирь. До этого я не дошел своим куцым умишком. Но если ты позволишь ввести новых людей в диван…
– Да, мудрейший, это пойдет на пользу стране, я знаю.
«Нет, он все-таки непроходимо глуп… Ну что ж, после того как халиф… перестанет нам мешать, мы и тебя, дурачок, уберем!»
– Благодарю тебя, мудрейший из мудрых, за понимание. Если ты согласен с моими рассуждениями, то я в ближайшие дни готов буду представить тебе, о визирь, список тех, кого хотел бы пригласить в помощники…
– Да будет так, – кивнул, вставая, визирь, которому уже надоела эти игра. – Я повелеваю тебе, первый советник, найти таких людей, выбрать из них самых достойных, а из последних – тех, кто своим присутствием не унизит диван. И вот этот список я желал бы увидеть… Ну, скажем, к концу месяца…
– Надеюсь, о мудрость мира, что смогу порадовать тебя своим усердием куда раньше, – поклонился первый советник.
«Ну еще бы… Ты уже давно готов! Ну что ж, дружище Жак, вскоре тебе предстоит переступить порог этого неуютного местечка… Жаль только, что нам с тобой будет трудновато встретиться…»
Высокие двери закрылись за визирем. И лишь тогда смог первый советник в изнеможении опуститься на подушки. Почему-то оказалось невероятно трудно заставить этого недалекого и неумного мальчишку принять такое простое и разумное решение…
Макама двенадцатая
Халида торопилась домой. О нет, не потому, что ее корзина была уже полна, конечно нет. Более того, она не купила еще и половины из того, что собиралась. Но слухи, которые долетели до ее ушек в рядах кожевенников, были столь… необыкновенны, что она должна была спокойно все обдумать в тишине собственного дома.
Но до своей калитки она дойти не успела.
– Халида! Уважаемая Халида-ханым!
Девушка обернулась и увидела прямо перед собой красавицу в изумительном хиджабе – тонкий батист переливался на солнце всеми оттенками сиреневого, подчеркивая розовую бледность щек хозяйки.
– О Аллах всесильный, Заира! Что ты здесь делаешь? Откуда ты?
– Ах, подружка… Ну что за глупые вопросы… Я живу здесь, всего в двух кварталах от дома твоего мужа.
– Ты вышла замуж, дорогая?
Тут почему-то Заира покраснела и опустила глаза.
– Нет, я… я просто переселилась подальше от дома отца и матушки.
Халида внимательно посмотрела в лицо приятельницы.
– Знаешь что, красавица, я думаю, нам следует отправиться ко мне и выпить зеленого чая с мятой и сластями. Почему-то мне кажется, что нам есть о чем пошептаться.