Тайна
Шрифт:
А любил ли он ее тогда, много лет назад? Тихую, скромную девчонку, просто живущую в его тени? Когда-то, они были еще подростками, он принес в класс цветок, полураскрывшийся темно-красный бутон розы, и на глазах у всех протянул ей. Это было началом их любви. Вспоминал ли он когда-нибудь об этом? Она обожала его, жила им, а он только снисходительно отвечал на ее любовь. Он жил своей жизнью, своими интересами, и редко интересовался, как живется ей. Вот и в Сибирь он уехал, хотя она так просила его не уезжать. Конечно, она, не раздумывая, поехала бы за ним даже на край света. Но только мама заболела в те дни, тяжело заболела и потом до самой своей смерти была прикована к постели, а Полина была прикована к маме. И ведь он знал об этом, но все же не
Когда он снова появился в ее доме, ей казалось, что не было этих долгих лет… долгих лет ожидания… вот он - совсем рядом, можно прикоснуться к его руке, услышать его голос… близко увидеть глаза, улыбающиеся губы… почувствовать до боли родной запах…
Она с замиранием сердца ждала, когда он попросит ее о помощи. Ведь ему нужна помощь, она это знала. Но он молчал. Тогда она сама натолкнула его на эту мысль, рассказав о том, где работает. Она настойчиво убеждала себя в том, что он приехал к ней потому, что понимал - только она, она одна, сможет помочь ему, что она одна достойна его доверия… и его любви… Ведь она никогда не предавала его.
Но позже она почувствовала, поняла: если бы у него был выбор, он никогда бы не обратился к ней.
Разве теперь она могла заинтересовать его? Его жизнь так отличалась от той жизни, которой жила она. Разве теперь - рано постаревшая, больная, так и не оправившаяся после отравления, она могла сравниться с его женой – такой холеной, такой шикарной? Разве можно их сравнивать? Но Полина никогда не предавала … а эта женщина обманывала его… обманывала каждый день…
Может быть, зря я все это затеяла? – спрашивала она себя снова и снова. Хватит ли у нее сил, чтобы до конца довести то, что она задумала? Вернуть, вернуть его… Разве эта мечта может когда-нибудь осуществиться?
Когда они ужинали в ресторане, она все думала, опьянев от вина, теплом стекающего по горлу и от вкусной еды, такой изысканной, такой легкой, - почему он не взял ее в этот мир, в свою жизнь? Почему оставил ее прозябать в одиночестве, в несчастье, в болезни?
Наверное, прав был Володька, когда говорил, что Максу ничего и никто не нужен, что он занят только своей персоной.
Она помнила, словно это было вчера, тот страшный для нее день, когда Максим сказал, что женится на другой…
Она задолго до этого чувствовала – что-то должно произойти. Он изменился, стал холоден, рассеян, все реже приезжал. Она боялась посмотреть правде в глаза, все надеялась на что-то. А потом вдруг почувствовала присутствие новой жизни в себе. И подбирала слова, готовилась рассказать ему, хотела его обрадовать. Хотя в глубине души знала – он не обрадуется.
В это время уже не было мамы, и долгими вечерами, когда она ждала его у окна, а он все не приходил, она чувствовала такое горькое, такое безысходное одиночество, что не в силах совладать с тревогой, прижимала ладони к животу и шептала, успокаивая и себя и это маленькое существо, зарождавшееся в ней: «Тихо, тихо, миленький, все будет хорошо».
Она не сказала ему о том, что ждет ребенка. Не успела. Каким равнодушным он был, когда произносил слова, ставшие ее приговором. Она уже стала чужой для него. Он говорил открыто, ничуть не смущаясь, не отводя глаз. А она вся сжалась и, неимоверными усилиями сдерживая слезы, ответила также открыто и просто. Пожелала ему счастья. Поцеловала. Слегка дотронувшись губами до щеки, словно она уже и не имела права его целовать, отдавая это право другой… другой женщине. При мысли о том, что его будет целовать другая, боль пронзила ее. Хотелось кричать, выть, расцарапывая себе лицо, катаясь по полу в
Она очнулась в больничной палате. Над ней нависал белый потолок, и в ней уже не было зарождающейся хрупкой жизни. Она стала пустой внутри, без единой надежды, что когда-нибудь маленькие теплые ручки обхватят ее за шею, и кто-то родной, нуждающийся в ней, прошепчет: «Мама»… Она думала об этом целые дни напролет, изучая белый потолок, весь в тонких трещинах, образующих сложный узор, в котором она старалась угадать лицо – холодное, равнодушное, любимое…
Он не пришел, не пришел ни разу… Но она не переставала ждать… Представляла, как он входит в палату, как садится рядом, берет ее руку. Как она говорит ему, чтобы он простил ее, что она не уберегла… И ей казалось, что каким-то чудесным образом еще все образуется, все исправится, и все еще будет хорошо.
Но он не приходил. Приходили девчонки из института, приходил Коля… Она видела, как он плакал потом у окна в коридоре. Бедный Коля, у него очень слабые нервы. И он тоже знал, что значит терять… Нина, ее добрая веселая подружка Ниночка… Но думать еще и об этом больно, слишком больно… Она закрывала глаза, и все ждала, ждала знакомых шагов. Он-то сможет ее утешить…
Приходил Володька… Целовал руки, шептал что-то… Она спросила пересохшими темными губами: «Свадьба была?..» Он отвел глаза, потом кивнул. Она отвернулась к стене.
Володька приходил каждый день. Она уже понемногу вставала, прогуливалась по коридору, подходила к окну, стояла возле него подолгу, пока не начинала кружиться голова. Володька приносил цветы и всегда что-нибудь вкусное в ярких шелестящих пакетах. Она раздавала все соседкам по палате. Ей ничего больше не хотелось.
Ей казалось, что Владимир смотрит на нее с жалостью. Она не хотела, чтобы ее кто-то жалел и она сказала ему об этом. Сказала зло, с раздражением, выдернув руку, которую он держал в своей руке. Он покраснел, вспыхнул так, что слезы появились в глазах, сказал тихо: «Я тебя не жалею, я люблю тебя. Ты ведь знаешь…»
Она уже ничего не знала, и не хотела знать.
Она просто подумала, а ведь Володька, наверное, рад, что Макс бросил ее? И не потому, что теперь Полина свободна для отношений, а потому, что это является доказательством подлости Максима, его эгоизма, его равнодушия к людям. Володька прежде не раз говорил об этом, но она тогда только улыбалась. А теперь словно кто-то стер с ее лица эту светлую доверчивую улыбку, казалось – навсегда…
У Володьки и Макса были сложные отношения. Какое-то детское соперничество еще со школы, не закончившееся вместе со школой, продолжающееся и теперь во взрослой жизни. Сегодня, когда они стояли у ресторана, она увидела в глазах Максима то же чувство досады, раздражения, злости, которое появлялось у него при виде Володьки еще в те годы, когда они усаживались на своем облюбованном месте на сваленных в школьном дворе бревнах, и Володька всегда находил их, садился рядом с Полиной. И еще она знала: неслучайно Володька с шумом и грохотом вваливается в этот ресторан со всей своей частной компанией. Назло Максу. Так же как и всегда.