Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
— Но после семи лет…
— На эти вопросы можно отвечать по-разному. И вот что еще должен тебе сообщить: они норовили прибрать к рукам и твое наследство. Уж как они старались убедить умирающего Иоиля передать или завещать свою собственность Илию, но тут у них ничего не вышло. Он умер, не оставив завещания, а без завещания, по закону, Илию ничего не причитается. Я говорил с отцом Иоиля, Иезекиилем, и он согласился: деньги, доля Иоиля в семейном деле — все отходит тебе. Он знал сердце Иоиля и что тот, какие бы горькие слова ни сорвались с его уст, хотел тебе только добра. Когда Иезекииль увидел тебя в доме,
Сильван достал шкатулку, внутри которой находились документы и мешочек с золотыми монетами. Мария ахнула, когда увидела это. На ее глаза навернулись слезы.
— Мы отмели все их притязания, поскольку, раз вы не были разведены и он не захотел написать завещание в чью-то еще пользу, спорить не о чем.
— Спасибо, Сильван, — сказала Мария. — Спасибо за то, что ты по-прежнему мой брат.
— Я всегда буду твоим братом.
— Сильван, дорогой, помни, что я всегда думаю о тебе и молюсь о вашем с Ноемой благополучии. А тебя умоляю: проследи, чтобы с Элишебой все было хорошо, и расскажи ей обо мне и моей любви.
— Улучу момент, когда Илий не услышит, — пообещал Сильван.
Перед уходом Сильван задержался и кратко поговорил с Иисусом. Под предлогом ни к чему не обязывающего обмена приветствиями ее брат внимательно изучал лицо Иисуса, пытаясь понять, что в нем есть такого, побуждающего людей оставлять ради него свои сети, рыбачьи лодки и семьи, в чем заключается его пресловутая сила.
Проводить Сильвана Мария вышла на улицу.
— Что все-таки влечет тебя к этому человеку? — спросил Сильван.
— Неужели ты этого не чувствуешь? — задала встречный вопрос Мария. — То, что у него великая сила?
— Нет, — признался Сильван. — Да, спору нет, человек приятный. но ничего выдающегося, такого, чтобы захотелось куда-то за ним помчаться, я, уж не обессудь, не увидел.
На прощание Сильван обнял ее, прижав к себе. Такая близость с родным человеком, ощущение почти забытое, породила в ней тысячу воспоминаний. Она зажмурилась, чтобы удержать слезы, но это ей не удалось.
— Дорогая сестра, — вздохнул Сильван, — я предоставляю тебя его попечению. Но не могу быть спокоен за тебя, потому что оставаться рядом с тем, кем заинтересовался Ирод Антипа, небезопасно.
— Обо мне не беспокойся, береги Элишебу. Ради меня. Обещай.
— Обещаю, — сказал на прощание Сильван. — Обещаю.
На рассвете, почти не отдохнув, Иисус с Марией покинули Капернаум. Свежесть ясного утра, сулившая солнечный день с легким, нежным ветерком, воспринималась Марией как насмешка судьбы. Иоилю уже не суждено было ни погреться на солнышке, ни ощутить дуновение ветра. На фоне радостной безмятежности дня мрак и холод могилы казались еще страшнее. Как это может быть, чтобы Иоиль, такой молодой и жизнерадостный, вдруг оказался там? Но если он там, значит, и она может… Даже мысль о собственной смерти, о возможности уйти в никуда, в небытие и бесчувствие, ужасала до крайности.
— Иисус, — неожиданно спросила Мария, — ты когда-нибудь играл в похороны?
Он замедлил шаг и посмотрел на нее.
— Я не понял.
— Я хочу сказать, когда
— И как же вы это делали? — спросил он, покачав головой. Потом рассмеялся и добавил: — И зачем?
— Кто-то в городе умер. Мы этого человека толком не знали, но наблюдали за похоронной процессией и видели плакальщиц и слышали погребальные песни. Я помню, что видела тело на украшенных цветами носилках, в саване, похожее на статую. А мы, глупые детишки, как раз думали, во что бы новенькое поиграть, — вот и додумались. По игре я «заболела и умерла», а мои подружки завернули меня в плащ, положили на самодельные носилки — одеяло на двух шестах — а потом отнесли в сад, к «месту погребения». О! То был самый пугающий момент. На меня набросали груду одеял, как забрасывают землей могилу, и я оттуда, из-под этих одеял, слышала, как подружки причитают, произносят стихи из Писания и клянутся, что никогда меня не забудут. Потом на гору одеял упали цветы — я почувствовала легкий толчок.
Иисус остановился и слушал, внимательно глядя ей в лицо.
— А потом?
— А потом стало тихо. Очень тихо. Так тихо, что я смогла ощутить удаляющиеся шаги. И я осталась одна. Одна в удушливой темноте. Мне захотелось поскорее встать, игра-то закончилась, но не тут-то было. Меня так придавило тяжеленными одеялами, что я не могла пошевелиться. Порывалась кричать — одеяла заглушали мой голос. Вот тогда-то я действительно подумала, что умираю, и это была такая жуть… — Мария умолкла и судорожно вздохнула. — С тех пор я страшно боюсь смерти.
Иисус взял ее руки в свои, повернул лицом к себе, долго смотрел в глаза и наконец сказал:
— Мария, смерть — она не такая.
Это прозвучало так успокаивающе! Но Мария подумала: откуда он знает? Как это можно знать? Иоиль теперь знает. Но он не может мне сказать.
— А какая? — тихонько спросила она.
— Это не конец, — пояснил Иисус. — Ты не останешься в душном мраке, душу вообще невозможно удержать там. Такова воля Господа. — Потом, как будто спохватившись, что сказал слишком много, он спросил: — Как же ты тогда выбралась?
— Мои подруги вернулись. Они отошли недалеко, когда спохватились — сообразили, что я их так и не догнала. Они откинули одеяла и… «вернули меня к жизни». — Мария рассмеялась. — Да, мы тогда разыграли все так, как будто это произошло на самом деле.
— Ты будешь скорбеть об Иоиле много дней, — сказал Иисус, понимая, в чем заключается ее невысказанный вопрос. — Не надо пытаться с этим бороться. Ты будешь думать о могилах, духах и своей вине, но в конце концов все это будет снято с твоей души, как та груда одеял. — Он снова посмотрел ей в глаза. — Это я тебе обещаю.
Дело уже шло к вечеру, когда они добрались до Вифсаиды, снова оказавшись за пределами владений Ирода Антипы, на земле его брата Филиппа. За стенами располагались рыболовные причалы и набережная — как во всех поселениях у Галилейского моря, хотя это примыкало не к самому озеру, а к лагуне. Городок выглядел весьма мирно, светясь в теплых лучах заходящего солнца.
— Пожалуй, нам стоит пойти на рыночную площадь, — сказал Иисус. — Хотя торговля уже закончилась, это естественное место сборищ. Всякий, кого мы хотим найти, придет туда.