Тайная жизнь петербургских памятников
Шрифт:
Интерактивный контакт с монументом, можно сказать, установлен.
Памятнику было велено полагать себя памятником своей противоположности – теперь это памятник «посмертному бесславью». Памятники терпеливы. Терпение этого явно испытывали. Особенно в дни всенародных праздников.
Накануне десятой годовщины октябрьской революции бронзовый царь обнаруживает себя за решеткой. «“Пугало” уже заключено в клетку», – рапортует «Красная газета». [39] Теперь «оно» часть художественной композиции, сочетающей абстрактные геометрические фигуры с вполне конкретными символами вроде серпа и молота или букв СССР. Гигантское маховое колесо, символизирующее
39
«Красная газета». 4 ноября 1927.
К концу тридцатых энергия глума иссякла. Присутствие опозоренного памятника стало публику тяготить. Властям он тоже надоел. Двадцатую годовщину социалистической революции решили отметить без него. За три недели до праздника – посреди ночи – памятник ощутил легкую невесомость, из-под ног тяжеловесной лошади уходила твердь. Далее – стены темного помещения… Так и его коснулись репрессии тридцать седьмого. Демонтировали и отправили на склад. Окончательное уничтожение должно было состояться вот-вот.
Писатель Н. Л. Подольский рассказал мне легенду, бытовавшую одно время в среде художественной интеллигенции города. Будто бы переплавке помешала война, городские начальники забыли о памятнике, и смотритель Русского музея сумел обменять творение Трубецкого у кого-то из кладовщиков на буханку хлеба. Верно тут только одно: Русский музей действительно сыграл главную роль в спасении памятника. [40] Но решение о передаче конной скульптуры музею было принято еще до войны – в 1939-м. Просто однажды пред глазами бронзового Александра мир развернулся на девяносто градусов, и означало это совсем не конец, а всего лишь то, что лежат на боку – и лошадь, и царь. Маленькая техническая несообразность. Опрокинутую многотонную махину трудно поднять, но ведь дело происходит в Михайловском саду, рядом с музеем – стало быть, памятник прощен?
40
Л. П. Шапошникова. Памятник Александру III. Скульптор Паоло Трубецкой. СПб., 1996. С 23.
Потом силами музейных работников его обкладывают мешками с песком, накрывают досками, засыпают землей – а вот это уже война. Над ним образован защитный курган, и действительно – защитил: в сорок первом, от прямого попадания снаряда.
Потом он долгие годы созерцает стену во внутреннем дворе корпуса Бенуа. Он уже не памятник, он уже экспонат. Правда, открыто не экспонируется. Помню, как в детстве заглядывал во двор из окна музея – занавески-маркизы были плотно натянуты и закреплены, подойти к окну мешала стойка, но можно было изловчиться и посмотреть в щель между стеной и занавеской: я видел часть двора и огромную фигуру на коне. О таинственном памятнике говорили как-то невнятно – то ли он запрещен, то ли спрятан…
Потом на несколько лет снова деревянный футляр (к этому ему не привыкать) – в нем он стойко переносил капитальный ремонт корпуса Бенуа.
В 1990-м его переставляли с места на место, но все еще в пределах двора, а вот через четыре года отправили уже на общее обозрение – в Мраморный дворец, за Марсово поле. Конную скульптуру установили на месте броневика «Враг капитала», рядом с которым меня в свое время принимали в пионеры. Каждый пионер знал, что брат Ленина покушался на жизнь царя Александра III, но, что на месте ленинского броневика появится когда-нибудь фигура Александра III на коне, такого, конечно, никто на земле даже представить не мог. Если быть точным до конца, после броневика на этом месте успел побывать еще один объект – «мраморный форд», символ победившего капитализма, но он всеми забыт. А вот как принимали в пионеры, я помню прекрасно. «Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра…» – это мы тоже помнили. Мраморный дворец был тогда филиалом Центрального музея В. И. Ленина. Он и сейчас филиал – только уже Государственного Русского музея. Потому сюда и переместили Александра III на коне…
Таким образом, изваяние продолжает быть музейным экспонатом, не памятником. Не все сохранилось. Утрачен георгиевский темляк, нет поводьев, которые когда-то уверенно держал царь. Обе утраты по-своему символичны.
Удивительное дело, но психологические эксперименты над бронзовым царем продолжаются до сих пор. В 2007-м установили перед ним другой объект – изрядных размеров китаянка на доисторическом ящере. Это работа финских художников, материал – пластик. Аллюзия на «Медного всадника». Типа того.
Коню хорошо: опустив голову, вниз глядит – кроме своих ног он ничего в этой жизни не видел. Но не гоже императору взгляд отводить, даже если он давно перестал понимать, что вокруг происходит. Вот и глядят они друг на друга – бронзовый всадник, которого долгое время обзывали пародией, и пластиковая пародия – уже откровенная – на его державного предка.
Надо терпеть.
Памятники, вообще говоря, терпеливы.
Ногу свело
Возможно, все дело в круглых очках, но отдаленно он действительно похож на постаревшего и поумневшего Гарри Поттера, а также отчасти на Джона Леннона, коротко подстриженного и одетого во фрак. Ну и, конечно, на «идеал современника» прежних лет, положительного героя, вроде принципиального учителя из проблемных советских фильмов про среднюю школу, когда еще учили в этой школе наизусть монолог Чацкого (я учил), и не только: но и Фамусова еще, и даже Скалозуба.
Он хоть и Грибоедов, но его часто путают с Чернышевским и Добролюбовым.
Да и самому ему, складывается впечатление, знать не важно, кем он объявлен. Грибоедов? Хорошо, пускай. Словно самому безразлично, кто он. И ко всему, что его окружает, кажется, он не менее равнодушен. Присутствует, но как бы между прочим присутствует, – если есть, значит есть, а могло б и не быть. Отрешенность, с которой он в пространство глядит, тут словно возведена в принцип. Словно скульптор В. В. Лишев, изваявший фигуру, позаботился о самозащите – не допустил ничего, что могло бы дать повод к интерпретациям. Ни к каким.
Ну да, в кресле сидит, усталый взгляд сквозь очки вязнет в глубине Гороховой. Задумчив. Сутул. Будто бы медитирует. Никаких страстей, никаких порывов, никакой пылкости. Ничего не выражающее лицо, просто на удивление – ничего.
Ясно, что сочиняет. И ясно, что сочиняет: «Горе от ума». Что же еще? И что же еще ему делать тут, в этом кресле – если он Грибоедов? Листы бумаги лежат на колене, а вот пера оточенного нет в руке – ни в правой, ни в левой. Может быть, потому и листы чистые. И это нам, стоящим у подножия пьедестала, явлено вполне зримо: бумага наклонена поверхностью к зрителям, вот-вот соскользнет всей тяжестью бронзы с могучего колена вниз – успей отскочить.