ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

Бежин Леонид Евгеньевич

Оле выдержал паузу, чтобы тем самым засвидетельствовать неприязнь к нему, которая, по его мнению, явно слышалась в моих словах.

– Как вы меня не любите! – воскликнул он с самым искренним сожалением, чтобы тотчас забыть об этом и заговорить совсем о другом: - Я считаю так потому, что нас посетил Гость, а мне так и не сообщили об этом. Я даже не говорю о встрече с ним – пускай, раз он такой важный, занятой и так далее, но сообщить-то могли. Все-таки среди приличных людей принято – сообщать-то в таких случаях. Ставить в известность. Кроме того, от меня самым бесстыдным образом скрывают

чек. Тот самый чек, о котором все только и твердят. Вот и вы наверняка слышали. И Цезарь Иванович слышал. Мне же его ни разу не показали. И когда я составлял опись нашей зарубежной переписки, то никакого чека там и в помине не было.

– Так, может быть, он и не существует? – спросил Цезарь Иванович и на всякий случай ущипнул себя за щеку, чтобы убедиться в своем собственном существовании. – Может, его и нет вовсе, чека-то? Да и зачем он нужен? Такие общества, как наше, деньги еще никогда не спасали.

– Нет, есть. И Председатель мне в этом однажды сам признался. Признался, что в одном из писем получил… - Оле Андерсон поднял голову, привлеченный назойливым и неприятным жужжаним, и замер, чтобы лишним движением не встревожить кружившую над ним осу, которая иначе могла его ужалить.

– А что если вы его не так поняли?

– Ну, как еще прикажете понимать! – Оле по-прежнему боялся пошевелиться.

– Мало ли… - Я с загадочной неопределенностью пожал плечами.
– У Председателя каждое слово можно повернуть по-всякому.

– Да я поворачивал. Поворачивал и так и этак. Все сходится на этом чеке.

– Что ж тогда он не показал?

– Не до-ве-ря-ет. – Оле явно надеялся, что произнесенное по слогам это слово избавит его от необходимости повторять его вновь и вновь. – Хотя при этом изысканно вежлив, мягок, снисходителен: «Потерпите немного, и вы все увидите».

– Возможно, таково было условие, поставленное теми, кто прислал этот чек? – спросил я, на этот раз опережая Цезаря Ивановича, собиравшегося задать свой вопрос.

– А кто его прислал?! Кто его прислал?! – взвился Оле Андерсон, словно от укуса осы.

– Наверное, кто-то из банкиров, финансовых магнатов – вон их сколько по всей Европе. Хотя нам трудно судить. Мы вас хотели об этом спросить, - сказал я и за себя, и за Цезаря Ивановича, который подтвердил мои слова, слегка кивнув головой.

– Меня спрашивать не надо! Мне не доверяют! Меня не любят! Вы же первый меня не любите! А Цезарь Иванович к тому же и подозревает, - сказал Оле, потирая руки, словно подозрения Цезаря Ивановича доставляли ему явное удовольствие.

Оле отвернулся, предоставляя нам возможность решить, кто первый попытается его опровергнуть. Мы переглянулись с Цезарем Ивановичем, и я дал ему понять, что готов помолчать, пока он будет выяснять свои отношения с Оле.

– В чем я вас могу подозревать? – Цезарь Иванович насупился, словно его уличили в чем-то таком, в чем он и сам знал за собой грешок

– Да уж подозреваете… - Оле предпочитал смотреть куда-то вдаль.

– В чем же? В чем же? – Цезарь Иванович тоже мельком посмотрел туда же.

И тут Оле, словно зачарованный чем-то, открывшемся ему там, вдали почти неслышно произнес:

– А в том, что я шпионю за всеми вами. Так сказать, собираю информацию. И передаю, куда следует. Разве нет? Разве нет?

– Ну, знаете, такие подозрения… - Цезарь Иванович усиленно тер ладонью лоб, словно этот жест помогал ему уяснить, во что оцениваются подобные подозрения.

– А что? А что? Подозрения как подозрения. Бывают и хуже…

– Да уж куда хуже-то!

– Бывают, бывают. Вон Николай Трофимович подозревает меня в том, что я мечтаю устроить на него покушение, чтобы завладеть секретом плесени, предсказывающей перемены погоды.

– Лучше уж тогда похитить моего Барсика, - заметил я, вступая в разговор.

– А что ваш Барсик? – Оле повернулся так, чтобы не столько видеть меня, сколько слышать.

– Непревзойденный специалист по этой части. Зевнет, - значит, жди жару.

– Любопытно. А вы? Вы меня не подозреваете? – Оле по-прежнему меня не видел.

– Нам бы с вами надо было бы кое-что выяснить. Но сейчас не тот случай…

– О вашем отце? – Оле не видел, не видел и вдруг увидел.

Увидел и стал пристально, с изучающим вниманием рассматривать.

Теперь я невольно отвернулся от него.

– Да, были вы в горах или нет?

– А вы мне не верите…

– Признаться не верю.

– Ладно, отложим это. – Внимание ко мне Оле сразу рассеялось, он стал суховато любезен и деловит.
– На завтра объявлен сбор. Сбор членов нашего общества. Потрудитесь всех уведомить за сегодняшний день.

– Там же, на прежнем месте?

– Нет, нас лишили аренды. Здание шахматного клуба арендуют теперь под цветочный магазин, ресторан или казино. Я, признаться, не выяснял.

– Вот это новость! Кто же это распорядился?

– Может, вы и в этом меня подозреваете?

– Что вы, что вы!

– Городские власти. Да это и неудивительно при создавшейся обстановке.

Но как это так низко, подло! Где же нам собираться?

– Мы собираемся во флигеле у Гургена Багратовича Бурджиляна

– Ах, у дяди Гургена!

– Будьте любезны всех предупредить. Времени не так много. – Оле Андерсон склонился над кустом роз и снова защелкал ножницами.

Глава тридцать вторая, в которой содержатся нелестные отзывы о некоторых сомнительных средствах связи и повествуется о том, как мы оповещали всех о завтрашнем сборе

После встречи с Оле Андерсоном передо мной как секретарем общества встала важная и неотложная задача – оповестить всех о назначенном на завтра сборе. Естественно, я задумался о том, как это лучше сделать, ведь по моим спискам в обществе насчитывалось около сорока человек, включая вольнослушателей. И их адреса были прихотливо разбросаны по всему городку и даже за городскими стенами, от которых остались лишь выщербленные ветром обломки, полуразрушенные башни с бойницами, изнутри и снаружи заросшие чертополохом, и одинокая арка главных городских ворот, издали напоминающая виселицу.