Тайны Берлина
Шрифт:
Как мы теперь понимаем, не только в 1937 году, но и позднее Тимофеев- Ресовский оказался как бы между двух огней, между фашизмом Гитлера, ненавидевшего евреев и большевиков и замыслявшего войну против Советов, и тоталитаризмом Сталина, уничтожавшего миллионы своих лучших сынов. Оставаться в Берлине становилось опасно, но еще опасней было возвращаться домой. И все же в Берлине его никто не тронул. Почему? Не потому ли, что он оказался лояльным к новой власти? Не потому ли, что действительно работал во славу немецкой науки? А как же иначе. С волками жить, по-волчьи выть. Итак, он, русский, советский, с паспортом гражданина СССР, в годы нацизма трудился в Берлине на улице Линденбергер Вег, 70 (LLndenberger Weg), в новом, специально отстроенном здании, в элитном медицинском учреждении, которое насквозь было пропитано нацистской идеологией, идеологией очищения немецкой крови от вредных примесей, от евреев, славян, цыган и прочих, прочих недочеловеков. И, говорят, проводил опыты над людьми? Занимался стерилизацией славян? На эти очень сложные вопросы он дал исчерпывающие ответы. Но неверующие все-таки находились. И, как правило, среди политиков, а не среди ученых.
В 1947 году ему как невозвращенцу присудили десять лет лагерей и отправили в ГУЛАГ. Слава богу, сослали в Сибирь, а не поставили к стенке, развитие событий могло принять и такой оборот. Едва ли бы он вышел от туда живым и невредимым, если бы о нем не вспомнили как о человеке, хранителе ценнейших знаний. Тревогу забили знавшие его ученые. Опомнились, сообразили, что знания такого масштабного человека могут пригодиться, а он был почти при смерти, страдал от голода и пеллагры. Лечили в больнице МГБ, поднимали на ноги, потом отправили на Южный Урал, в Миассово, на биостанцию, где разрешили производить любые генетические и радиобиологические исследования, даже настаивали на исследовании особенностей радиационных поражений человека — начиналась эпоха атомного противостояния…
Разными путями попадали русские в Берлин. Тимофеева-Ресовского направили на учебу, когда ему исполнилось двадцать пять лет. Позади были годы участия в Гражданской войне, с оружием в руках защищал советскую власть и идеи всемирного братства пролетариев Ленина. Он пережил голод, холод, болезни, одно радовало — впереди годы учебы, и он, крестьянский парень, выходец из древних родов казаков и князей, мечтал об образовании. Он стал студентом МГУ, изучал биологию, познакомился со студенткой Еленой, женился на ней, она родила ему сына Дмитрия, слушал лекции известного ученого-генетика Н.К. Кольцова, который разработал матричный принцип передачи наследственной информации, самой главной биологической идеи XX века. Впереди у молодого студента открывалась перспектива ученого-зоолога, микробиолога, генетика-эволюциониста. Но человек предполагает, а Господь располагает.
Так случилось, что в 1925 году из Берлина в Москву приехал известный немецкий ученый, исследователь нервной системы человека профессор Оскар Фогт, он же директор Берлинского института исследования мозга имени кайзера Вильгельма, основанного в 1914 году. Герра Фогта пригласили в советскую столицу для участия в исследованиях мозга В.И. Ленина и создания в Москве института мозга, подобного берлинскому. Профессор Фогт приезжал в Москву годом раньше, давал консультации по лечению Ленина. В последний приезд он полностью выполнил свою миссию и попросил советское руководство об одолжении. Ему требовались молодые даровитые кадры, такие, которые могли бы работать в его институте. Фогт напрямую высказал свою просьбу народному комиссару по здравоохранению Николаю Семашко. Тот решил посодействовать и обратился к Кольцову. Кольцов, в свою очередь, указал на подающего надежды молодого ученого Тимофеева-Ресовского. Так состоялся этот выбор. Организационные хлопоты не заняли много времени, и вскоре Тимофеев-Ресовский вместе с молодой женой и сыном Дмитрием уехал в Берлин. На стажировку. Вначале предполагалось, что он пробудет два-три года. Потом продлит пребывание. С результатами же научных исследований будет делиться со своей страной. И он, будучи уверенным в необходимости обогащать советскую науку, посылал свои труды на биофак МГУ. Но в 1933 году к власти в Германии пришли нацисты. Изменился общественный и государственный строй, появилась новая, расистская идеология, изменились отношения с Советским Союзом. Между тем Тимофеев-Ресовский был очень нужен в институте, он заведовал лабораторией генетики, имел имя в научных кругах, участвовал в международных симпозиумах и семинарах, побывал в США, во Франции, в других странах. Его эволюционная теория наследственности завоевывала своих приверженцев. Он был везде, кроме СССР. Там его не особенно жаловали. Его имя находилось под запретом, а вот если бы приехал…
В 1955 году его освободили, но не реабилитировали. Он стал читать лекции в своем МГУ, работал до последнего в лаборатории в Обнинске, до 1981 года, когда его не стало. В 1987 году появилась книга-свидетельство, книга-откровение Даниила Гранина «Зубр», открывшая глаза советскому и немецкому народу, какого человека они потеряли. Правда, прозвища «Зубр» у Николая Владимировича никогда не было. И только в 1992 году его реабилитировали. Посмертно…
Наш рассказ о клинике в районе Бух, точнее, о ее русских ученых сотрудниках, был бы неполным, если не сказать еще об одном человеке русского происхождения, причем чисто дворянского сословия, точнее, выходце из графского рода, которого также за его уникальные способности привлекли к научной работе. Это был Сергей Алексеевич Вронский. В отличие от Тимофеева-Ресовского он занимался проблемами исключительно секретного характера, связанными с психотерапией, изучал биополе человека, его воздействие на других людей, на окружающую среду, говоря современным языком — из него создавали экстрасенса высшей категории, способного обслуживать верхушку тысячелетнего рейха и предсказывать судьбы, управлять массами и событиями…
В отличие от Тимофеева-Ресовского Вронский сам прибыл в Берлин на учебу, для поступления в университет, но позднее, в 1933 году, сразу после прихода Гитлера к власти. Прибыл он по собственной воле из независимой тогда Латвии, из Риги после окончания русской школы, и было ему всего восемнадцать лет. Его проверили на благонамеренность и лояльность, оказалось, что по всем параметрам он подходил для жизни в фашистской Германии — его отца генерала графа Вронского и всю семью убили большевики, Сергей в живых остался по счастливой случайности, он не был дома. Оказавшись без родных, без какой-либо поддержки, решил искать счастье на чужбине. Он был разносторонне одаренным юношей, уже в том возрасте знал несколько языков, в том числе и немецкий, был хорошим спортсменом, играл на фортепьяно, умел водить автомобиль, знал авиадело. По всем параметрам подходящий, широко образованный молодой человек для учебы в Берлинском университете. Но, кроме того, он умел еще и врачевать, причем не путем приема лекарств, а за счет нетрадиционных методов, путем внушения, наложения рук. Всем этим премудростям научился у своей бабушки, которая всерьез занималась оккультными науками, астрологией, хиромантией, магией, жила во Франции и в Германии. Вот она-то и направила своего подготовленного внучка в Берлин.
Он выбрал медицинский факультет и не ошибся, его приняли сразу, и через короткое время у него обнаружили экстрасенсорные способности, владение нетрадиционными способами лечения. Провели испытание: ему завязывали глаза, подводили к пациенту, и он начинал колдовать, чувствовал температуру человека, говорил о его возможном заболевании. А когда ему освобождали руки, то он накладывал их на больные места и ставил свой диагноз, который подтверждался диагностическими данными. И ему предложили перейти на учебу-практику в другое медицинское заведение, в Бух, в недавно созданный закрытый Биорадиологический институт, который называли еще «Учебное заведение № 25». Учиться там было престижно, загадочно и очень интересно. Преподавателями оказались необычные люди — тибетские ламы, индийские йоги, китайские иглотерапевты. Студентов обучали основам гипноза, психотерапии, экстрасенсорики, на практику вывозили в Африку, в Индию, в горы Тибета. Как позднее рассказывал сам Вронский, во время практических занятий ему поручили провести эксперимент над настоящими, живыми людьми. В институт привезли политических заключенных, немецких коммунистов вместе с семьями. Их всех власти приговорили к уничтожению. Ему предстояло начать свое лечение среди двадцати отобранных и страдавших онкологическими заболеваниями. В случае успеха, то есть положительного исхода лечения, их обещали отпустить на свободу. Была ли это правда или только завуалированная ложь, он не знал, но постарался сделать все возможное, чтобы излечить максимальное количество людей. Ему удалось вылечить шестнадцать человек, причем среди них были четверо детей.
И снова Сергея Вронского отметили, преподаватели заговорили о нем как о молодом человеке, подающем большие надежды, отмечали его способности, уверяли, что его ждет блестящее будущее, о нем доложили на самый верх, людям, близким к всегерманскому канцлеру, к фюреру!
После защиты диплома Вронского вызвали в кабинет ректора. Там его ждали люди в форме. Они представились и сказали, что отныне он будет служить рейху и Гитлеру, его судьба определена. И его посадили в закрытый черный лимузин. Он хорошо запомнил ту поездку по осенним улицам Берлина 1938 года, ехали по Унтер-ден-Линден, мимо университета, мимо Бранденбургских ворот, зачем-то снова свернули на Унтер-ден-Линден и проехали мимо советского посольства. Сопровождавшие, очевидно, испытывали нервы молодого человека. Он ничем не выдал своего волнения. И вот Вильгельмштрассе, он высаживается из машины и идет на встречу с каким-то нацистским фюрером, фамилии которого ему не говорят до последнего момента. Парадный вход, ступеньки, дубовые двери, эсесовцы в касках, вскинутые вверх руки в новом приветствии. Наконец секрет раскрыт — Сергей удостоился аудиенции у второго человека по нацистской парии и третьего после Геринга по имперской иерархии, Рудольфа Гесса. Визит к функционеру такого уровня не явился полной неожиданностью для Вронского. О Гессе, о его увлечениях мистикой, оккультизмом он знал во время учебы, знал и о том, что именно ему, Вронскому, пророчили встречу с этим человеком. Гесс, в свою очередь, знал о молодом одаренном юноше от одного нацистского деятеля по имени Йоханн Кох, который был знаком с Сергеем еще со времени своего проживания в Риге. И с этого дня Вронский становится личным астрологом Гесса, они вместе проводят многие часы. Сергей медитирует, раскрывает Гессу секреты движения звезд, их воздействия на человека, составляет гороскопы. Благодаря интуиции и некоторому опыту общения с нацистскими бонзами, Вронскому удалось доказать, что он действительно обладает сверхспособностями и может быть крайне полезным высшим руководителям рейха. По словам самого Вронского, он давал Гессу практические советы, составлял характеристики окружавших его лиц, подсказывал, с кем и как себя вести, кого следует опасаться, кого можно приблизить. Иногда Вронского приглашали на другую улицу, расположенную неподалеку, на Фоссштрассе, 6 (сегодня эта улица называется Niederkirchnerstrasse — Ниедеркирхнерштрассе), в рейхсканцелярию. Но все же больше времени он проводил в партийном кабинете на Вильгельмштрассе. Эта «дружба» продолжалась до 1941 года, когда неожиданно для всех Рудольф Гесс совершил странный поступок — в одиночку, не известив ни фюрера, ни других нацистских бонз, без объяснения причин самовольно улетел в Шотландию, якобы на секретные переговоры с англичанами. И остановился у прогермански настроенного лорда Гамильтона. Затем по распоряжению Черчилля его перевели в Тауэр, где он оставался до конца войны, пока его не выдали американцам и не предали суду в Нюрнберге как нацистского преступника.
Как выяснилось позднее и как об этом рассказывал сам Вронский, на этот странный перелет Гесса подвигли якобы звезды — они вместе, Вронский и Гесс, составили два гороскопа, согласно первому, Гессу просто необходимо было покинуть Германию, если он хочет остаться в живых. Если Германия развяжет опасную войну против Советского Союза, то, скорее всего, проиграет в ней. И если Гесс отправится на самолете в Советский Союз, чтобы начать там сепаратные переговоры, то у большевиков его ждет неминуемая смерть, а если отправится в Англию, то сделает великое дело для Германии и останется в живых. Гесс якобы поверил второму гороскопу и улетел в Шотландию. Свершились пророчества Вронского: в любом случае после осуждения трибуналом Гесс остался жить после войны и умер в возрасте 93 года в тюрьме Берлина «Шпандау».
Собственно, Гесс ввел Вронского в свиту фюрера, и молодой астролог сделался модным предсказателем, врачевателем. Он установил хорошие контакты с личным астрологом Гитлера, его приверженцем и поклонником Карлом Эрнстом Крафтом, который был одно время преподавателем в Биорадиологическом институте. Близко Вронский сошелся также и с другим идеологом нацизма и геополитиком Карлом Хаусхоффером. Эти двое, приближенные к первому лицу в государстве, были для Вронского как бы защитной стеной. После отлета Гесса ситуация для него сделалась не такая уж радужная. Активнее стали действовать враги астрологии и оккультизма, которых хватало и раньше. Вронскому не очень-то верил Геббельс, который вообще мистику и астрологию ни во что не ставил, за Вронским вели наблюдение люди Гиммлера, сам рейхсфюрер СС высказывался в таком же неприветливом духе и хотел даже запретить астрологию, в любом случае, не считал нужным допускать контактов придворных астрологов с массами.