Тайны древних русов
Шрифт:
В этой статье я начинаю постепенно переходить к более точной и верной терминологии, отказываясь от прежних терминов «славяне», «славяно-руссы» и т. д., по той причине, что все следует называть не по устоявшейся «научной практике», а просто своими именами. Этноним «славяне», «словени» появился сравнительно поздно, в I тысячелетии н. э. Само название народа «рус», «рос», «рыс» с корневой основой «р-с» существует с незапамятных времен и присутствует уже у протоиндоевропейцев, то есть у прямых предков наших прямых предков, а следовательно, у наших русских прародителей, живших за пятнадцать и двадцать тысячелетий до нас. Кому-то может показаться странным, что в столь отдаленные времена, когда еще и в помине не было ни германцев, ни кельтов, ни шумеров, ни латинян, ни «древних греков», русы уже жили и творили на нашей Земле-матушке. И, тем не менее, это так. Но надо помнить: не русские (производное, как лингвистическое, так и этно-антропологическое), а именно русы, называвшие себя также и «яриями», «ярами», «ариями».
Вот с этим мы в своей рабочей командировке на Крит и столкнулись с первого же дня. Если верить Г. С. Гриневичу, талантливому русскому ученому, расшифровавшему письмена знаменитого Фестского диска, наши предки-трипольцы приплыли на Крит во II тысячелетии до н. э. Нет сомнений, что переселение XVIII–XVII веков до н. э. было реальностью, оно оставило свой внушительный след не только в пластах земли, но и в пластах духовной культуры мира. И все же, изучая древнейшие экспонаты археологического музея Ираклеона (столица Крита), я пришел к выводу, что переселенцы шли на остров Скрытень уже знакомым, проторенным путем. Роспись архаической керамики, характерные формы, переходящие друг в друга спирали декора сосудов III–II тысячелетий до н. э. и все прочие детали, доступные лишь опытному, наметанному глазу специалиста, говорили, что связь Крита с Трипольем, и шире, со всей русской ойкуменой, несомненна, постоянна на протяжении десятков веков и почти неразрывна. То есть, переселение не было единичным. Мы имеем право говорить о множественном, волновом переселении русов на Крит, а также о движении обратном, менее значительном, но бесспорном — континентальные русские племена-роды, разумеется, не все, но
Зевс-Жив, не рождаются где попало. Из этого следует лишь одно: для людей того далекого времени Крит был не просто островом, затерянным в море.
Миновав Малию с ее знаменитым «малийским дворцом», на развалинах которого мы побывали ранее, полностью доверив свои жизни местному лихому водителю, не снижавшему скорости даже на самых крутых поворотах горного «серпантина», мы поднялись от побережья Крита в его возвышенную часть, перевалили через хребет и, поставив свечи за здравие всех живущих в старинном монастыре Святой Марии Магдалины VI века н. э., выбрались на плато Ласити. Целью нашего путешествия в этот день была знаменитая Диктейская пещера, та самая, в которой скрывался от гнева своего жестокого отца Кроноса новорожденный Зевс. По северному склону горы Дикти пришлось подниматься на мулах… Но наши старания не были напрасными, нам удалось намного обогнать праздных туристов, спешащих к знаменитой пещере и обычно толкущихся возле нее и в ней весь день. Мы успели провести замеры и сделать нужные нам съемки. Проводник нам попался неназойливый и спокойный, без его фонаря даже с нашей осветительной съемочной аппаратурой во мраке пещеры можно было бы за-блудиться. Рея родила Зевса у входа в Диктейскую пещеру, только потом он был опущен вниз, рос там, вскармливаемый стекающим молоком волшебной козы Амалфеи… Я не стану пересказывать всех многочисленных деталей мифа. Не в них суть. Важно, что в самой пещере были обнаружены алтари и культовые предметы древнейшего периода, то есть она не была заурядной пещерой, одной из тысяч, по которым путешествуют спелеологи в поисках острых ощущений и новых своих спелеологических данных. Диктейская пещера была насквозь пронизана духом многотысячелетнего присутствия в ней человека.
Именно там, в глубине, над мертвым и тихим подземным озером, во мраке, разрываемом лучом осветителя нашей камеры (проводника по завершении работ мы отпустили наверх), под глухой звон падающих со сталактитов ледяных капель родился в моей голове замысел новой книги — сразу, будто по воле кого-то незримого и потустороннего. Для этого надо было оставить сияющий, шумный, райский поверхностный мир, опуститься в холод и сырость отрешенных, пропитанных историей недр. Посещение Диктейской пещеры выпало на предпоследний день нашего пребывания на острове Скрытие. За предыдущие две недели напряженных, порою утомительных до самоистязания изысканий было познано, впитано в себя столь многое, что нужны были минуты этого мрака, тишины, отрешенности, чтобы накопленное количественно перешло в новое качество. Да, переселенцы шли на Крит волнами. Все началось не с князей Мины и Родамата (в греческой транскрипции, цари Минос и Радаманф — по имени первого английским исследователем Артуром Эвансом цивилизация Крита II тысячелетия до н. э. была названа минойской). Эпоха Жива-Зевса предшествовала эпохе князя Мины, Дедала и Икара, Тесея и Минотавра… И, безусловно, Жив-Зевс имел какой-то прообраз — возможно, собирательный, возможно, и нет. Люди эпохи Мины и Родамата хранили память о предшественнике-герое, о русском князе, вожде Живе — уже для них он был богом, небожителем, давно усопшим и обожествленным предком. Мы не можем пока устанавливать датировку событий. Но, по всей видимости, надо говорить о конце II — начале III тысячелетий до н. э. Скорее всего, в те годы, в те века княгиня или царица одного из могущественных племен русов бежала от гнева своего всесильного супруга на Крит, где и произвела на свет Жива, трансформировавшегося позже в Зевса. Мы сейчас знаем точно — древние ничего не сочиняли, не вымышляли, они передавали из уст в уста предания, былины — были, то, что было. И это подтверждается не только археологическими находками, но и самым точным инструментом историка — лингвоанализом.
Ни одна княгиня, ни одна царица даже от самого страшного гнева не побежит в землю незнаемую. Рея со слугами, приближенными, челядью прибыла на Крит, где наверняка прежде жили люди ее племени, родня. Дорога на остров, образно выражаясь, была протоптана значительно раньше. Протоптана русами. И если ее царственный муж не знал этой дороги, можно предположить, что он не принадлежал к ее племени, что ее, как это и бывало всегда, выдали замуж за государя иного племени-рода. Это только предположение, ничего не меняющее ни в истории, ни в наших изысканиях. Но надо помнить, что история делалась и делается людьми, живыми людьми. В тишине и сырости нижнего зала пещеры, где ничто не мешает проникновению в толщи тысячелетий, я представлял путанные, извилистые пути этой истории. Я видел прошлое, открывающееся мне здесь, вдали от суеты и шума. И я уже чувствовал, как облекается в плоть замысел, как становятся осязаемыми, живыми сюжеты тех исторических романов, что были задуманы давно. Да, именно романов. Монография, и не одна, дай Бог, будут написаны обязательно — там я изложу все последовательно и досконально, сделаю полный анализ и т. д., это необходимо. Но монографии научные выходят маленькими тиражами, доступны специалистам — а в нынешних условиях они обречены на полное замалчивание или, в лучшем случае, на сокрушительную, но не аргументированную критику в узких кругах. Роман доступен каждому. Да, именно каждый русский, каждый потомок древних русов, создавших самую великую цивилизацию Земли, должен узнать хотя бы малую толику о своих славных предках, о их деяниях — должен узнать Правду! В подавляющем большинстве «исторических» романов правды нет. Как пример могу привести то, что чисто внешнее даже описание русского человека X, XII, XV веков, как и любого другого, в романах ложное, везде нам дают образ лубочного «мужичка» конца XIX — начала XX века, не пытаясь даже представить себе, каким был наш предок двести, триста, пятьсот лет назад. Все это я утверждаю как профессиональный историк и как профессиональный писатель. Про русов, живших до нашей эры, про то величественное и могучее племя предков наших, вообще никто еще не удосужился написать ни строки. Сейчас, когда наша страна разрушена, расчленена, разграблена, когда она утратила свою независимость, да, именно сейчас писать нашу подлинную историю необходимо — потому что может сложиться так, что скоро ее вообще некому будет писать, величайшая нация человечества вырождается, гибнет на глазах — нынешняя наша Россия пропитана духом тления, гниения, смерти.
Совсем иной дух царит над Критом. Даже сокрушительнейшее извержение вулкана Санторин, на котором мы также побывали, извержение, обратившее во прах и пепел прекраснейшие русские дворцы минойской цивилизации, не могло выжечь, испепелить того вселенского по мощи поля, что пронизывает остров со стародавних времен, того подлинно русского духа, что вбирает в себя и напояет огромной жизненной силой даже нас, далеких потомков, прибывающих сюда. Ничем иным я не могу объяснить того, что целые дни мы проводили на сорокоградусной жаре, под палящим солнцем, среди раскаленных, слепящих развалин, практически без пищи и питья… и силы не убывали, как в прохладном и уютном московском кабинете, а напротив, умножались. И было такое ощущение, что ты вернулся в эти развалины, в этот дворец-терем после долгого, трехтысячелетнего отсутствия, вернулся в родные палаты, и отчая кровля, возвышающаяся шатрами над тобой, защищает тебя от раскаленного светила… Нет, никакой кровли не было. Мы почти не заходили под восстановленные своды — там была новая кладка, новый камень, там уже не было того великого духа. Прежние колонны теремов в Кноссе были тоже красными — это любимейший цвет русов: красный, значит, красивый — но они были деревянными, они сгорели. Сгорели давным-давно. Важен сам факт — на Крите, каменном острове, где почти нет дерева, русские зодчие в «период старых дворцов» четыре тысячи лет назад и в «период новых дворцов» три тысячи лет назад по заказу русских князей ставили расширяющиеся кверху деревянные колонны, ставили привычные хоромы… Кносский дворец! Да, за тысячелетия там смешалось многое — стили, декор, нравы, языки. Русы не были единственными жителями Крита-Скрытня. На сохранившихся фресках мы видели белокожих, светловолосых людей и темнокожих, черноволосых. Со временем последних прибывало, русов становилось все меньше, они постепенно растворялись в новой этносреде. Так было и в Палестине, так было и в далекой Индии, куда приходили (также волнами) русы-арии, принося свой язык, свои мифы и легенды, свою культуру и постепенно растворяясь среди местных племен, несмотря на соблюдение кастовости в средах жрецов, воинов и земледельцев. В Кноссе, во дворце князя Мины, я шел по плитам, по которым ступала когда-то нога Ярослава-Геракла, сидел на каменной скамье, где наверняка доводилось сиживать и ему — ведь Хараклеос (так переиначили на свой лад «древние греки» нашего Ярослава) совершил один из своих двенадцати подвигов именно на Крите-Скрытне. Это были плиты и скамья подлинные, древнейшие, туда не пускают простых посетителей, которым, кстати, более интересны раскрашенные «новострои». Я прижимался к древнему камню, к превращающемуся в известняк мрамору ладонями — и не ощущал холода. Я чувствовал тепло рук русских воинов и мастеров, тех, кто прикасался к этим камням, кто ступал по ним, кто опирался на них. Дух русов жил в них, он продолжает жить в них и сейчас — в виде сгустков особой, незримой энергии, и надо только настроиться определенным образом, чтобы уловить его, проникнуться им. Дворец Мины стоит далеко от моря в чаше невысоких гор, в пяти километрах от Ираклеона (столица Крита названа так в честь Геракла, т. е. в русской транскрипции город должен зваться Ярославлем). Дворец совершенно незащищен. У русов той эпохи не было равных соперников на море, недаром египтяне прозвали русов «народами моря» — любой потенциальный враг уничтожался русским флотом еще на подходе к Скрытню. Именно здесь, в нынешнем Кноссе, было найдено чрезвычайно много экспонатов археологических музеев не только Ираклеона, материковой Греции, но и прежде всего Англии, США, Франции, Германии… Надо видеть эти экспонаты, чтобы понять, кто их создал. Мы часами простаивали перед глиняными уточками, амфорами-кувшинами, братинами, фигурками коров и бычков, украшенных свастиками-солнцеворотами, восьмиконечными и четырехконечными крестами, перекрещивающимися двойными спиралями… Эти формы, эти узоры и знаки, подобных уточек и бычков, вылепленных из глины или вырезанных из дерева, можно увидеть в российских этнографических музеях — традиции сохранялись вплоть до нашего времени. Ковши в форме утиц, казалось, были взяты из Оружейной палаты, братины тоже. И везде и повсюду, практически на каждом изделии древних критских мастеров был запечатлен во множестве типично русский символ плодородия (магический знак, описанный академиком Б. А. Рыбаковым) — ромб с внутренним перекрестием и четырьмя точками в нем — «засеянное поле». Разумеется, могло быть одно, два, десять совпадений. Но сотни, тысячи совпадений во всем и повсюду имеют уже совсем иное название — одна школа, одна традиция, один народ-созидатель. Съемки и работа в музеях стоили нам особой затраты нервной энергии — экспонатов, доказывающих нашу правоту, было во много раз больше, чем наших сил, времени, фото- и видеоленты. Археологическому музею Ираклеона, как и многим другим музеям Крита и материковой Греции, вполне можно было присвоить название «Музей русской традиционной народной культуры», или «Русский этнографический музей». Я сейчас ничего не стану писать про обилие солнцеворотов-свастик (исторического символа индоевропейцев на протяжении двенадцати тысячелетий) на керамике и в древней бронзе, дабы не дать повод нынешним «российским борцам с „русским фашизмом“» нагрянуть в греческие музеи и разгромить их полностью. В Греции, на Крите, положение несколько иное, чем у нас, там нет «антифашистских комитетов» и «антифашистских указов», там бесценные исторические реликвии охраняются государством и подлеца, который посмеет поднять на них руку, быстрехонько направят в достойное ему место. О свастиках в «античном наследии» надо писать отдельный огромный труд, для помещения же репродукций всех экспонатов понадобятся тысячи объемных альбомов. Что поделать, русский мастер второго или первого тысячелетия до нашей эры ничего не знал про «антифашистов» и старательно, с любовью вырисовывал свой родовой знак-оберег на горшке, так же как русская крестьянка XIX века вышивала тот же оберег на рушнике, а русский иконописец XVII века украшал им орнамент иконы. Не единожды видели мы в музеях Крита, как шумливые и громогласные немецкие туристы, подходя к стендам с изделиями, украшенными свастиками, смолкали, терялись, отводили глаза и быстро уходили. Это и понятно, «мировое сообщество» выработало у немцев по сей части комплекс неполноценности и вины. Но нам надо понять одно — древние ни в чем не виноваты. И чтобы понять это, не надо быть слишком умным, надо просто не быть злонамеренным или дебилом. Впрочем, не только свастики, кресты, символы плодородия, трипольские спирали-двойники и спирали-солнцевороты. Чрезвычайно часто на изделиях и на камнях, плитах дворцов встречался нам знак «трезубца» — исконно русский знак-тотем, знак «рарога», присвоенный ныне единолично самостийной Украиной. Княжий трезубец на стенах княжих палат в Кноссе, Фесте, Малии… на братинах, на амфорах, на мечах и щитах… Что ж тут такого? А какой еще знак могли ставить русы на своих вещах и на своих постройках? В самом музее стоят два сокола-рарога, высеченные из камня. Там же висят щиты русских воинов с умбонами в форме голов барса-леопарда, по-русски «рыси». Рысь также тотем русских племен с корневой основой «р-с». Рысь, волк, медведь, бык, утица, петух — русские животные. Они и присутствуют на всех стендах… Но об этом надо писать отдельно, много и основательно.
Да, Зевс родился на Крите-Скрытне. Где еще было родиться верховному русскому божеству, куда еще было бежать русским родам-племенам со своих земель, подвергавшихся нападениям варваров — только к своим, только в место надежное, привольное, богатое, укрытное, огражденное синим морем-окияном.
Хорош дворец русов в Кноссе, величественны даже останки его, развалины. И все же большее впечатление на меня произвел меньший по размерам дворец князя Родамата, что выстроен был в Фесте, за шестьдесят с лишним километров от Кноссоса, на южном побережье Крита, омываемом Ливийским морем. В тот день, когда мы работали на его развалинах, солнце палило особенно яростно. Где-то далеко от нас, по побережью, лежали на песке и купались в теплом, ласковом море десятки тысяч отдыхающих. Скорее всего, они даже не представляли себе, что такое критское солнышко в его чистом виде. И все же ни на одну минуту там, на вершине плоского высокого холма, я не вспомнил о прохладных струях. Что-то необыкновенное пропитывало воздух над Фестским дворцом, будто он находился под невидимым колпаком. Не осталось ни единого камня, который мы не ощупали бы своими руками. И если прочие дворцы были пронизаны древним русским духом, напоены им, то этот являлся его средоточием, будто тысячелетия назад был заряжен некий духовный аккумулятор невероятной мощи, а ныне он вдруг начал отдавать вобранное в себя… Да, русы той эпохи умели выбирать места для своих каменных теремов-крепостей — дворцовый холм стоял посреди прекрасной зеленой долины, окаймленной чередой гор, будто в гигантской чаше. Здесь был найден знаменитый Фестский диск, чьи письмена пытались разгадать сотни ученых — разгадать, исходя из романских языков, германских… всех, кроме русского. У них ничего не получилось. Почему? Потому что в те времена, когда был создан этот диск (XVIII век до н. э.), никаких романских, германских и прочих языков, как и самих романцев и германцев, вкупе с «древними греками» не было и в помине — они значительно позже отпочковались от русского этнодрева. А вот русский язык, разумеется, не в нынешнем виде, а в более архаичном, был. Гриневич исходил из русского — и ему удалась расшифровка, иначе и быть не могло. Сам диск хранится в музее Ираклеона за стеклом. Мне не удалось прикоснуться к нему руками, потрогать. За сто лет после его обнаружения желающие прикоснуться к нему истерли бы диск напрочь, тут нельзя не согласиться с хранителями музейными. Я долго стоял перед ним, рассматривал письмена, которые смог бы воспроизвести и по памяти, с закрытыми глазами, присматривался подо всеми углами к знакам… Подлинность диска не вызывала сомнения. Почти четыре тысячелетия пролежал он в земле. Но время не стерло причудливых знаков, выбитых русской рукой: «Хотя горести чьи бывшие в прошлом не сочтешь…» Вот так! А нас учили, помнится, что в VII веке н. э. появились племена славянские, дикие, с соломинами в болотах сидели, носа казать боялись… Появились? В VII веке?! Сразу десять миллионов?! И ни разу, ни один из бессчетного множества людей русских не задался простейшим вопросом: «Как же это сразу десять миллионов могут объявиться? не было! и вдруг — раз, и объявились!» Ни в одной школе, ни в одном вузе не учат, что писал о древнейшей истории русов М. В. Ломоносов, будто и не писал он ничего. Будто не писали о русах до нашей эры А. Д. Чертков, Ф. Морошкин, Е. И. Классен, Ф. Воланский и др. Умалчивают. Великих русских историков!
Зевс-Жив, обернувшись белым быком (бык — сакральное критское животное, без быка древний рус не представлял своего существования, бычьих голов-ритонов и бычьих фигурок в музеях Крита хоть отбавляй), похитил финикийскую царевну Европу. Финикия — это искаженное «Виникия» = «Венеция» = «Венедия». Финикийцы — венеды-мореплаватели, русы, «народы моря». Вот вам и разгадка генезиса финикийской письменности… русский князь, прообраз бога Зевса, русская царевна (обратите внимание — Европа — именно русская!), Русское Срединное море, заселенное по берегам русами. Все «древние греки», «древние евреи», «персы», «римляне» появятся позже, много позже, потихоньку заслоняя, затирая старших братьев, отцов-русов, присваивая их культуру, их ремесла, часть их языка, вытесняя из Европы (исконной, подлинно русской Европы) на восток, все дальше.
Все изменится, и, возможно, еще через две-три тысячи лет придет в Диктейскую пещеру, где родился русский бог Зевс, другой историк, другой писатель. Пещера останется неизменной — отрешенной, сырой, потусторонней, хранящей свои тайны. Но наверху все будет иначе. Не останется нынешней Греции, скорее всего, не будет и России. Историю станут писать иные народы, и имена наших богов будут для них непонятны и непереводимы. Время уничтожит музеи и их экспонаты. Но развалины дворцов останутся. И дух, пропитывающий их, останется, ибо он часть ноосферы Земли, он не может выветриться. И может быть, на какой-то миг откроется этому историку будущих веков тайна земной цивилизации, может, узрит он незримое и ощутит неосязаемое. А может, и нет. Ведь когда мы подплывали к черному жерлу вулкана острова Санторин, гид напомнил нам: «Он спит, давно спит… но он может проснуться». Три с лишним часа плыли мы по синему, бархатному морю, чтобы увидеть это черное чудовище, этого монстра. А когда приплыли, поняли — нет, человек страшнее, значительно страшнее. Минойская цивилизация древних русов пережила чудовищное извержение Санторина, выстояла. Наша цивилизация гибнет, убивая себя, забывая себя. Мы сами для себя беспощадный и смертный враг, от которого не скрыться ни на одном острове посреди бархатных морей. Да и не осталось для нас больше таких островов.
БЕЗМОЛВНЫЕ ИСПОЛИНЫ, ИЛИ ТАЙНА ДЕРЖАВЫ ГОРА
ПО СЛЕДАМ ДРЕВНИХ РУСОВ
Древний Египет… Страна жрецов, кудесников и фараонов. Мир непостижимой, так и не разгаданной доныне цивилизации. Семь тысячелетий мрака, из которого проступают в призрачном свете изыскательской мысли еле уловимые контуры былого и небылого — измышленного, порожденного дерзаниями волхвов. Седая, мшелая старина. И циклопические храмы, возведенные то ли людьми для богов, то ли богами для людей. Храмы, стоящие незыблемо десятки веков… Сгниют, рассыпятся в пыль и щебень сиюминутные нынешние строения, вымрут, проживя долгие и короткие жизни миллиарды людей. А храмы будут стоять все так же величаво и покойно. Ибо созданы не в суете и мельтешении. Ибо поставившие их отличались от нас… Чем? Прошлого не вернуть, не заглянуть в душу тому, чье тело-мумия пережило тысячелетия. Просто они были иными. Но цепочка душ и тел от них тянется к нам. Без них, великих и понимающих Мироздание, мыслящих тысячелетиями и вселенными, не было бы и нас, суетных и мелких, не видящих дальше собственного носа. Гора порождает мышь. Титаны — пигмеев, не помнящих рода-племени своего. Такова, к сожалению, жизнь. Насекомыми ползают тучи человеков-личинок в тени исполинских пирамид. Брезгливо и отрешенно смотрит на двуногих Сфинкс. Точно так же глядел он почти два века назад на варваров-дикарей наполеоновской орды, тех самых, что по приказу закомплексованного императора упражнялись в стрельбе из пушек, целя в застывший лик того, в чье каменное тело когда-нибудь, в лучшие времена, вернется душа фараона — и Сфинкс подымется, сбросит оцепенение веков, огласит громоподобным рыком небеса… и будет только сам, один в нашем мире, решать — кого ему казнить, кого миловать. Так утверждает учение, не нами созданное и не нами постижимое.