Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина
Шрифт:
С тех пор он, едва увидев книгу Шмелева, обязательно тянется к ней, чтобы приобрести — а вдруг у него такой нет?
Вполне возможно, что именно под воздействием Шмелева, которым он очень зачитывался, Леонид Владимирович стал по-настоящему набожным человеком, православным христианином. Были, конечно, и другие движущие силы: не только Шебаршин, но и многие в России после девяносто первого года стали верить в Бога и молиться: дай, Господи, чтобы Россия пережила тяжкие испытания, выпавшие на ее долю.
Я спросил у Катышева, какие
— Самые разные. Но в первую очередь говорили о том, что наболело, допекало в тот момент. Часто говорили в взяточничестве, о коррупции, о воровстве, о том, что представляют собой современные правоохранительные органы, о «власть имущих», о том, что миром и нами всеми правят все-таки не люди, а высшие силы, и так далее. Может быть, не говорили только о добыче угля шахтным способом и о кратерах на Луне, а так говорили обо всем. Тем, в которых Шебаршин ничего не смыслил, не было.
Все книги, которые написал и издал Шебаршин, у Катышева есть, все с короткими теплыми надписями.
Специалисты говорят, что иногда бывает проще написать книгу, чем сделать на ней толковую дарственную надпись. Конечно, в этом есть сильная доля преувеличения, но и доля истины тоже есть.
Три вещи бывают трудны для пишущего человека, это закон: сочинить дельную, теплую, привлекательную запись в книге отзывов — раз; два — украсить собственный изданный труд остроумным, оригинальным дарственным текстом; и три — произнести за столом толковый спич, когда речь идет о творчестве… Знаю большое количество людей, которые не умеют справиться ни с первым, ни со вторым, ни с третьим. А писатели они толковые.
Шебаршин по большей части делал надписи на книгах короткие и довольно сухие, без рассусоливания — «мужские», как принято говорить в подобных случаях, хотя блеснуть он мог и умел — у него столько замечательных коротких высказываний…
Ну, например.
«Не всякое знание — благо».
«Всласть имущие».
«Россияне говорят на российском языке, напоминающем русский».
«Заказывать музыку может любой, но сыграют лишь тому, кто заплатит».
«Профессионалов развелось много, а мастеров нет».
«Время не оставляет от человека ничего, кроме анкетных данных».
«Врать о будущем проще, чем о прошлом».
«Если чудо случается, значит, это не чудо».
«Рублю так и не удается выбиться в доллары».
«Бедняк покупает газету, богач — ее главного редактора».
«Демократия протухла, не успев созреть. Это бывает со скороспелками».
И так далее. Таких коротеньких фраз, выражений, броских текстов Шебаршин придумал не менее тысячи, почти все они опубликованы и почти все — грустные, вот ведь как. Обратили на это внимание? (У Леонида Владимировича есть даже книга, которая состоит только из афоризмов, называется «Хроники безвременья».)
Но надписи, которые он делал на книгах, сильно отличаются от текстов «Хроник…». То ли
Шебаршин никогда не отзывался плохо о людях, это Катышев заметил, как и Владимир Шебаршин и все остальные, кто знал его, но три человека все же были исключением.
— Кто?
— Калугин, Бакатин и Ельцин. О Ельцине он плохо говорил, особенно в последние годы жизни.
А ведь действительно это есть. Взять те же афоризмы и короткие высказывания.
«“Президент Ельцин глубоко потрясен сообщением о гибели принцессы Дианы…” (пресс-служба президента 31.8.97). А гибель десятков тысяч людей в Чечне его не потрясла?»
Не в бровь, а в глаз.
«У Б. Н. походка человека, наложившего в штаны».
«9 августа Ельцина инаугурировали. Столь же обидного русского слова не нашлось».
«Из будущих мемуаров: мы жили в те жалкие времена, когда Горбачев и Ельцин казались крупными фигурами».
«День чекиста. Если бы Бакатин умер, то сегодня он вертелся бы в гробу».
«…всенародно шунтированный».
Примеров того, как Шебаршин относился к этим трем деятелям (как и к людям, стоявшим близко к ним), можно набрать не менее сотни. Увы, что было, то было. Добрейший Леонид Владимирович обладал острым глазом и острым пером.
Иногда у Катышева случались с Шебаршиным и разговоры о делах разведки, хотя это бывало очень редко — Леонид Владимирович не любил никаких бесед и славословий о своей бывшей работе, как вообще не любил распространяться о том, кто он, что он и чем занимался раньше.
Один из таких разговоров произошел после того, как мировую печать всколыхнуло сообщение о том, что в Штатах задержан суперразведчик, работавший на Россию, по фамилии Эймс.
Причиной разоблачения явился, дескать, тот факт, что Эймс жил не по средствам, транжирил деньги налево и направо, тратил непомерные суммы, что невольно привлекло внимание наблюдающих органов — такие в американской разведке есть. Как, впрочем, наверняка есть и в разведке нашей.
Услышав об этом, Шебаршин потяжелел лицом и медленно покачал головой:
— Не верю, — сказал он, — его предали наши.
Так оно и оказалось. А легковесная версия о том, что Эймс был слишком расточителен и неосторожен, очень быстро отмерла. Это все равно что говорить: Эймс был глуп…
У разведчиков такого не бывает, и таких людей нет. А вот предатели есть.
Макарову Леониду Алексеевичу до сих пор в деталях помнится житье-бытье в уютном лесном домике, комнаты на несколько человек, в которых они обитали, ветки деревьев, стучавшие в стекла окон, слабое потрескивание деревянных стен в морозные зимние дни — дома очень хорошо отапливались, комендант за этим следил строго, — вечерние разговоры и утренний чай под веселый щебет заглядывавших в форточки синиц.