Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков
Шрифт:
Принципиально новая международная обстановка потребовала ускорить подготовку двух договоров — о военной взаимопомощи, о послевоенной организации мира — которые намеревались заключить между собой СССР и Великобритания. С этой целью 15 декабря в Москву прилетел Антони Иден, тут же приступивший к согласованию двух вариантов проекта. Однако позиция участвовавшего в переговорах Сталина, его настойчивое стремление использовать возникшую ситуацию дабы юридически закрепить в договорах границы Советского Союза 1941 года, а также решить вопрос расчленения Германии после ее разгрома, свел усилия дипломатов, в том числе Молотова и Майского, на нет. Иден, опираясь на установки Черчилля и положения Атлантической хартии, отказался вести беседы о сепаратном переделе мира, изменении границ, и прежде всего Польши, первой жертвы германской агрессии [313] . 20 декабря он покинул Москву, так и не достигнув взаимопонимания.
313
Советско-английские
Между тем англо-американская дипломатия сумела добиться весьма ощутимого успеха. 1 января 1942 года в Вашингтоне представители 26 стран, а среди них Рузвельт, Черчилль и незадолго до того назначенный послом в США М. М. Литвинов, провозгласили создание военно-политического союза — Объединенных наций (ОН). Обязались придерживаться принципов Атлантической хартии, вести борьбу с Германией, Италией, Японией и примкнувшими к ним государствами, не заключать сепаратного мира с ними. Кремль вполне устраивало второе и третье, но никак — первое. Утверждение Атлантической хартии, как основы взаимоотношений между союзниками — будущими победителями, препятствовало любой переделке границ. Ведь она начиналась следующим: «США и Великобритания не стремятся к территориальным или иным приобретениям. Они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов» [314] .
314
Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны (далее — Внешняя политика…). М., 1946, т. 1, с. 167.
Как неудача, постигшая переговоры с Иденом, так и выраженная официально поддержка сути декларации ОН, вынудили советское руководство срочно изыскивать те обходные пути, которые позволили бы преодолеть столь серьезное препятствие в стремлении сохранить границы СССР 1941 года. 28 января ПБ пришлось срочно образовать «комиссию по подготовке дипломатических материалов». Задача же ей ставилась только одна: найти юридические, исторические, даже этнографические обоснования для того, чтобы убедить союзников признать инкорпорацию прибалтийских республик, Восточной Польши и Бессарабии [315] .
315
Источник. 1995, № 4, с. 116–118.
И все же самым важным оставалось устранение разногласий с Великобританией для не терпящего отлагательства подписания с нею союзного договора. На достижение этой цели Молотову, Майскому и аппарату НКИД потребовалось пять месяцев.
Глава одиннадцатая
20 мая 1942 года, после завершения длительной черновой работы своего аппарата, Молотов прилетел в Лондон и уже на следующее утро начал переговоры с Черчиллем и Иденом. Двое суток безрезультатно пытался склонить британского премьера к принятию советской, точнее — Сталина, позиции. Пытался Вячеслав Михайлович и сделать все возможное для того, чтобы добиться в ближайшее время открытия второго фронта. Отвлечь с его помощью до сорока германских дивизий, ослабив, тем самым, натиск вермахта на измотанные в непрерывных боях части Красной Армии. Но и в данном вопросе не обрел поддержки. Выход из тупика наметился лишь на третий день, когда решено было отказаться от даже упоминания территориального вопроса. Ограничиться одним договором — о союзе сроком на двадцать лет.
Воспользовавшись отсутствием при переговорах Сталина с его стремлением непременно настоять на своем, даже откровенно невозможном, Молотов сумел добиться основного на тот момент. Во второй половине дня 26 мая, «в атмосфере большой сердечности с обеих сторон», по оценке Черчилля, советско-английский договор «О союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и сотрудничестве и взаимопомощи после войны» был подписан [316] . Стал, наконец, реальностью.
316
Черчилль У. Указ. соч., т. 2, с. 459–464.
Окрыленный успехом в Лондоне, Молотов незамедлительно отбыл самолетом в Вашингтон. Там, после менее острых переговоров с Рузвельтом, Гопкинсом и госсекретарем Халлом, практически прошедших без разногласий, подписал еще один союзнический договор, на этот раз с США — «О принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии». Коалиция трех великих держав, зародившаяся на Московской конференции, стала действующим фактором Второй мировой войны.
Однако и в беседах с американцами ничего утешительного о возможности открытия второго фронта в скором времени услышать Молотову не довелось. Поэтому при вторичном посещении Лондона, по дороге на родину, ему пришлось довольствоваться совместным коммюнике, которое ограничилось всего лишь простой констатацией о достижении «договоренности в отношении некоторых задач создания второго фронта в Европе в 1942 году» [317] . И сделано это было, по признанию Черчилля, только для дезинформации противника, не больше [318] . Правда, Молотову все же удалось добиться подписания еще одного, секретного договора — об обмене между двумя странами военно-технической информацией. Того самого, из-за нарушения которого британской стороной спустя всего три года произошли те самые трагические события, что и определили характер всей послевоенной эпохи.
317
Внешняя политика… т. 1, с. 284.
318
Черчилль У. Указ. соч., т. 2, с. 466.
Единственным членом ГКО (разумеется, без учета Ворошилова), кому пока не сопутствовала удача во всех начинаниях, оказался Сталин. В своем активе он располагал лишь одним — да, бесспорной, убедительной победой под Москвой, но чего явно было недостаточно для решительного перелома хода войны. Положение Иосифа Виссарионовича как наркома обороны и верховного главнокомандующего усугубилось, стало чрезвычайно трудным, сложным, когда вермахт после весенней передышки, объясняемой им распутицей, вновь перешел в наступление. Начал, как несколько позже объяснил Гитлер, последнюю, заключительную кампанию по разгрому Советского Союза.
8 мая 1942 года немецкие дивизии прорвали фронт в Крыму и вынудили части Красной Армии неделю спустя оставить Керчь, а 2 июля, ввиду полной бесперспективности дальнейшей обороны, и Севастополь.
Пытаясь выправить положение, складывавшееся все более и более неблагоприятно, Сталин дал разрешение на проведение операции в районе Харькова. Она, по замыслу советского командования, в случае успеха могла привести к освобождению Донбасса, снять угрозу, нависшую над Северным Кавказом, позволить попытаться восстановить контроль над Крымом. 12 мая части Юго-западного фронта под командованием С. К. Тимошенко и правого крыла Южного фронта (Р. Я. Малиновский) начали наступление, которое захлебнулось через пять дней. Германская армия, используя свое явное превосходство, не только выдержала натиск, но и сумела перейти в контрнаступление, которое стало стремительно нарастать в двух направлениях: на восток, к Сталинграду и Волге; на юг, чтобы захватить сначала Северный Кавказ, а затем и Закавказье с их нефтепромыслами.
29 мая была уничтожена группировка Красной Армии в районе Харькова, приведшая к страшным потерям — 70 тысяч попавших в плен и 5 тысяч убитых по сводкам Совинформбюро. 6 июля части вермахта заняли Воронеж, выйдя к Дону; 17 июля — Ворошиловград; 23 — Ростов-на-Дону; 8 августа — Майкоп; 9 — Пятигорск; 25 — Моздок, немного не дошли до Грозного. Только здесь, уже в предгорьях Кавказа, их удалось остановить. На другом же направлении немецкого удара сложилась более угрожающая ситуация. 2 августа германские дивизии подошли к окраинам Сталинграда, а 23 августа, обойдя город севернее, вышли на берег Волги. Здесь и началась битва, предопределившая судьбу всей войны.
Только теперь Сталин, наконец, убедился в неспособности слишком многих генералов и маршалов, которыми себя окружал, на которых опирался, которым доверял, но которые проигрывали одно сражение за другим, отступая все дальше на восток, оказались уже на Волге. Потому-то и начал, на этот раз уже не торопясь, с большой осторожностью, очередную смену командования Красной Армии.
Еще 11 мая сместил — по болезни — Б. М. Шапошникова с должности начальника Генштаба, назначив для начала исполняющим обязанности А. М. Василевского [319] . Тогда же, весною, сменил некоторых начальников главных управлений НКО: автотранспортного, в мае утвердив 3. И. Кондратьева, а в ноябре — В. Е. Белокоскова [320] ; ВВС — А. А. Новикова. Утвердил и своих новых заместителей в НКО: по химической обороне и гвардейским минометным частям — B. В. Аборенкова, по кадрам — А. Д. Румянцева, начальниками Главпура, вместо снятого Л. 3. Мехлиса — А. С. Щербакова [321] и Генерального штаба — Василевского, по бронетанковым войскам — Я. Н. Федоренко [322] . Но самым важным, решающим стали назначения Г. К. Жукова; 26 августа — заместителем верховного главнокомандующего Красной Армией и Военно-Морским Флотом, а на следующий день — еще и первым заместителем наркома обороны вместо C. М. Буденного [323] .
319
РЦХВДНИ, ф. 644, oп. 1, д. 34, л. 100.
320
Там же, д. 70, л. 34.
321
Там же, ф. 17, оп. 3, д. 1044, л. 8, 49.
322
Там же, ф. 644, оп. 1, д. 72, л. 93.
323
Там же, ф. 17, оп. 3, д. 1045, л. 27–28.