Тайны Марии-Луизы
Шрифт:
«Как верноподданная и как приближенная императрицы, я должна оказывать ее величеству повиновение и глубочайшую преданность, – думала Алиса, – а потому мне следует сидеть безвыходно в своей комнате. Но что произойдет в ресторане в мое отсутствие? Мобрейль вместо меня встретит императрицу и узнает тайну, которая должна быть тщательно скрыта от всех врагов Франции. Я чувствую, что Мобрейль – человек вероломный, он несомненно участвует в заговоре, в центре которого находится Мария-Луиза. Его долгое отсутствие и молчание не предвещают ничего хорошего. Наверно, он обделывает какие-нибудь темные дела для тех лиц, которые покровительствуют союзникам. Я должна по мере сил воспрепятствовать этой новой измене. Ввиду того что я не могу предупредить императрицу, – так как мне пришлось бы при этом очернить себя и рассказать о недостойной слабости, отдавшей меня в руки ненавистного Мобрейля, – я вынуждена тоже отправиться в ресторан, чтобы следить за этим человеком и помешать ему привести в исполнение его злостные намерения. Да, мой долг, долг француженки и патриотки, заставляет меня нарушить слово, данное императрице. Да, я пойду, тем более что, раз я знаю, что Анрио там, я не могу оставаться во дворце. Я должна поцеловать своего мужа и сказать ему, как сильно я люблю его».
Вдруг страшная мысль пришла в голову молодой женщине и заглушила радость, охватившую было ее при сознании, что она на другой день увидит любимого человека, с которым рассталась несколько месяцев тому назад.
«А что, если Мобрейль в присутствии Анрио или где-нибудь невдалеке от него, так что можно будет видеть и слышать, вздумает предъявлять права на меня, которые я предоставила ему в минуту слабости? – подумала Алиса, вся содрогаясь. – Впрочем, здесь у меня хранится испанский кинжал, – мысленно прибавила она, прижимая руку к груди, – и мне нечего бояться Мобрейля!»
Как бы желая рассеять мрачные предчувствия, Алиса быстро поднялась с дивана и прошла в соседнюю комнату, где в колыбели спал хорошенький, с розовыми щечками, грудной ребенок. Молодая женщина наклонилась над колыбелью и тихонько, так, как бабочка касается крылышком цветка, прижала свои губы к спокойному лобику ребенка.
– Этот поцелуй, мой дорогой ангел, – прошептала она, – я передам завтра твоему отцу.
IV
17 марта 1814 года возле деревни Торси у ворот маленькой мызы собралась толпа крестьян. Мыза помещалась на небольшом холме; она была обнесена забором, а возле дома находились конюшня, овин и сарай. Этим скромным имуществом пользовался хлебопашец, бывший раньше на службе у маршала Лефевра, в его имении Комбо. После женитьбы Жан Соваж – так звали обладателя фермы – переехал сюда ради своей жены, так как она была родом из Торси и эта мыза принадлежала раньше ее старой матери.
Жан Соваж отличался большим умом и развитием, чем значительная часть обитателей этой местности. Он вступал в разговор с учителем школы и спорил со священником в церковной ограде, где резвились крестьянские дети.
Находясь на службе в Комбо, Жан Соваж влюбился в молодую девушку, Огюстину, помощницу прачки. Но она отдала предпочтение Сиге, солдату-ординарцу маршала. Блестящий мундир гусара играл не последнюю роль в этом.
У Жана Соважа была репутация отчаянной головы. Он не стесняясь высказывал смелые взгляды; во время свадьбы полковника Анрио, когда крестьяне пировали в саду, он громко осуждал императора и доказывал крестьянам нелепость войны. Екатерина Лефевр, проходя по аллее, слышала этот разговор; она возмутилась, но не отказала от места Жану Соважу, так как он был очень честен и трудолюбив. Несмотря на свою резкую откровенность, Жан ни с кем не ссорился и на него не поступало никаких жалоб.
Маршал Лефевр не особенно дружелюбно относился к независимому и рассуждающему крестьянину; все его симпатии были на стороне гусара, и потому он охотно согласился на его брак с прачкой Огюстиной, а также сделал невесте хороший подарок и полное приданое. В глубине души Лефевр гордился тем, что мундир солдата одержал верх над блузой крестьянина.
– Этот урод Жан Соваж, – улыбаясь, сказал герцог Данцигский, – со своими миролюбивыми идеями наградил бы нас потомством с куриной кровью; а Сиге, как храбрый солдат, подарит императору целый отряд маленьких гусаров, которыми будет командовать Римский король.
Брак Огюстины и Сиге состоялся; прачка покинула Комбо и переехала с мужем в Торси, на ферму своих родителей. Когда возобновилась кампания в 1813 году, Лефевр потребовал к себе своего ординарца накануне боя при Дрездене. Сиге попал в засаду и погиб. Его тело не могли отыскать, но на опушке леса нашли его сумку; она была вся вывернута и разорвана. По-видимому, несчастный курьер был схвачен на этом месте прусскими аванпостами и затем расстрелян. Перед отъездом в армию Сиге встретился с Жаном Соважем. Указывая на молодую, расстроенную жену, солдат сказал крестьянину:
– Если неприятельская пуля сразит меня, дружище Жан, если мне не суждено будет увидеть мою жену и ребенка, то…
– Брось эти глупые мысли! – прервал его Соваж. – Ты вернешься целым и невредимым, как и всегда.
– Возможно, но послушай, Жан, что я тебе скажу. Ты хороший, четный работник. Правда, ты немного упрям, но сердце у тебя прекрасное. Ты любил Огюстину. По-настоящему она должна была бы выбрать тебя, а не меня.
– Огюстина поступила так, как нашла нужным, – возразил Жан, – я не осуждаю ее. Она умная женщина, такая подруга жизни, какую можно пожелать каждому.
– Она не могла выйти за нас обоих, – философски заметил Сиге, – и теперь, обдумав многое, я решил, дружище, что было бы лучше, если бы она вышла за тебя.
– Ты думаешь? – с горечью переспросил Соваж. – Но скажи, пожалуйста, почему ты находишь, что Огюстине следовало предпочесть меня?
– Потому что я солдат, который по первому требованию должен вскинуть на плечо ружье и отправиться бог знает куда, а ты, дружище, воюешь только с травой и деревьями. Ну, оставайся на своей земле и заготавливай для нас хлеб. Мы, солдаты, постараемся, чтобы русские казаки и уланы не утащили его у нас из-под носа. Но я затеял разговор совсем не для того, чтобы рассуждать о наших почтенных профессиях. У меня есть к тебе большая-большая просьба: ты можешь оказать мне огромную услугу, Жан.
– Говори, в чем дело? – нетерпеливо спросил Соваж.
– Видишь ли, если я не вернусь назад, – а у меня есть предчувствие, что не вернусь, – я хотел бы, чтобы ты женился на Огюстине и заменил моему ребенку отца. Скажи, ты согласен исполнить мою просьбу? Огюстина полюбит тебя – у женщин это делается скоро, – а мой мальчик даже не будет знать о моем существовании, он еще так мал. Ты станешь для него родным отцом. Итак, я надеюсь на тебя, дружище Жан. А теперь прощай!
Подавив вздох и вытерев слезу, Сиге быстро пожал руку своему бывшему сопернику, а теперь другу, вскочил на лошадь и поскакал по направлению к германским владениям, откуда больше не вернулся.
Жан Соваж сделался мужем Огюстины и отцом маленького Сиге. Через некоторое время у Жана родился собственный сын, и оба мальчика росли вместе, довольные и счастливые.
Все вышло так, как предсказывал гусар Сиге.
17 марта 1814 года Жан Соваж, непримиримый враг войны и слишком воинственного императора, держал в руках ружье. Его окружали крестьяне, вооруженные чем попало. Не у всех были ружья, но отвага и решимость светились на всех лицах, несмотря на то, были ли у них заступы, вилы, железные ломы или огнестрельное оружие.