Тайны подмосковных лесов
Шрифт:
– Что? Что там?
– бормотал Коля, обращаясь к собравшейся на мосту толпе.
– Эге, Коляка, - узнал его местный алкаш Рагозин, весь проспиртовавшийся, высохший как стручок.
– Ты что тут носишься? Недопил, братишка?
– Рагозин! Что случилось? Чего там...?
– бормотал, словно во сне Коля.
– А чо?
– улыбался щербатым ртом Рагозин. Радостно было на душе у него, впрочем, как и всем остальным, что не он перевернулся в "Волге" и не он рухнул с моста в реку, потому что не было у него ни "Волги", ни даже трехколесного велосипеда.
– Так что там? Говори!!!
– задыхался Коля.
– Что там? Гололед под снегом, вот и все... Скорость надо было скинуть перед мостом, греб твою мать, а он, понимаешь...
– В машине, в машине кто был?! Говори, Рагозин!!!
– Как кто? Мария Ростиславовна с мужем, профессорская дочка... Чего тебе до них, Николаха, их дело барское, крутое. Жаль, конечно, красивая женщина бы...
– Маша жива?!!!
– закричал Коля как резаный, и все обернулись на него.
– Маша жива?!!! Ведь жива?!!!
– Ты, парень, дурак совсем, что ли?
– поразился его поведению Рагозин.
– Ты грабанись в машине с такой вышины и выживи потом, ты что, голубь мира? В железном ящике с моста лететь, это тебе не яйца чесать, мудак ты захолустный...
– Молчи, падло! Молчи!
– бросился на него Коля, хватая за грудки.
– Я тебя сейчас...
– А я то что? Тебе-то что до них?
– все удивлялся Рагозин.
Пожилая тетка с авоськой в руках вступилась за Колю.
– Ты, парень, не Аграфены ли Петровны покойной сын?
– Ну, тетка, я, а что? Что вы видели?
– Да ничего я не видела, сынок. Я же тетка Маруся, захаживала к покойной мамаше твоей. Мы все позже подошли, а этот, - нахмурилась она на лыбящегося по-идиотски Рагозина, - самый последний. Только что перед тобой. И ни хрена, сыночек, он не видел. Унесли обоих на носилках. Но, вроде бы, сыночек, оба живы. А уж там, как Господь даст, все в его руках.
Коля бросился к тетке Марусе и обнял её.
– Спасибо, тетя Маруся, на добром слове. А то... страшно очень, когда люди насмерть бьются, - пытался он оправдать свое странное поведение, испытывая огромное облегчение от слов старушки.
– А я их немного знал, все мы тут друг друга знаем... Жалко их... Может быть, у них дети сиротами остались, а этот... измывается ещё над человеческим горем...
– У них осталась дочь. Ей семнадцать лет, - чеканно произнес высокий мужчина в кожаном пальто и шляпе.
– Несчастная девушка. У неё впереди целая жизнь, - так же чеканно произнесла его спутница, пожилая сухощавая дама в очках.
Не понял их странных слов обалдевший Коля, но некую правду в этих жутковатых словах он все-таки углядел. "Как говорят чудно", - подумал он. "Кто они такие? А ведь и верно, с Катей-то что будет, если..."
– Тетка Маруся, - спросил понемногу успокаивающийся Коля.
– А куда их повезли? В больницу?
– Ну слава Богу, что не в крематорий, -
– В больницу, сынок, знамо дело, в больницу.
– А в какую?
– Да, наверное, в районную. Тут недалече. А куда ж еще?
Под мостом суетились милиционеры. Искореженная "Волга", как ни странно, не загорелась. Лишь мрачным куском металла белела она около черной мрачной холодной реки, так уж много повидавшей зла и сыгравшей столь роковую роль в судьбах героев этого повествования.
"Она живая, она выживет, она обязательно выживет", - повторял Коля, вытаскивая сигарету из мятой пачки "Примы".
– Ну, Коляка, пойдем примем, в здравие рабов божьих, - предложил Рагозин, как ни в чем не бывало. И Коля согласился, сил не было ехать куда-то, неизвестно на чем, не неизвестно какую больницу. Идти домой и смотреть в злобный глаз Ворона тоже не хотелось. В кармане лежали две сотни, душа горела, и он принял предложение Рагозина идти за спиртным на станцию. Коля долго держался, не пил недели две, выполняя задание Ворона, а теперь наступила фаза глубокого запоя. К тому же, спрятавшись словно страус за обнадеживающие слова тети Маруси, он боялся плохих сведений и не желал слышать ничего другого, кроме того, что пострадавшие живы...
... Лишь к вечеру, не соображая абсолютно ничего, вдребезги пьяный, весь в отвратительной грязи, притащился он на окраину поселка, где в его маленьком убогом домишке ждали его двое незваных гостей, ждали и бранились отчаянно.
– Ах ты, гнида, - кинулся к нему Ворон.
– Ты куда пропал, тварь?!
– У-у-у, и-и-и, - только и сумел ответить Коля, в очередной раз падая, на сей раз уже на заплеванный пол собственного домика.
– Ю-ю-ю, - добавил, однако, и вырубился теперь уже окончательно.
– Оставь, - буркнул Хряк, встряхнув красивыми седыми кудрями.
– До утра из него слова не выдавишь. Завтра поговорим.
– Убил бы тварюгу, если бы нужен не был, - продолжал кипятиться Ворон.
– А, ладно, твоя правда, пусть дрыхнет, хрен с ним. Я, в общем-то уверен, что обоим хана. С такой высоты! В машине! Да, отвоевался, видать, Аркадий Корнилыч, простой советский дипломат...
Хряк промолчал, закурил очередную сигарету. Не по душе была ему вся эта история, сути которой он так толком и не понимал.
– Жидок, однако, оказался, фраер заморский. Но как технично ты все сделал, это же люкс, тончайшая работа, бесконтактная борьба с роковым исходом...
– Появление твоей физиономии в окне машины тоже не последнюю роль сыграла, - проворчал Хряк.
– И вообще, зря все это. Ничего мы от него так и не поимели... Жаль...Зачем все это?
– Ничего мне не жаль, - вздохнул Ворон, устало закрывая единственный зрячий глаз.
– Мы с тобой, Димочка, не пропадем на этой земле и без корниловских денежек. А его мне совсем не жаль. Больно уж жирно жить хотел. Все ему от жизни, все блага и красавица Мария Ростиславовна впридачу. Ее вот жаль немного. Хороша была раньше, говорили мне, да и сейчас, наверное, была не хуже от такой сытой жизни.