Тайны погибших кораблей (От 'Императрицы Марии' до 'Курска')
Шрифт:
Мысль эта лишает меня сна.
Утешит ли многомудрый Хайям?
Не сетуй! Не навек юдоль скорбей.
И есть в веках предел вселенной всей.
Твой прах на кирпичи пойдет и станет
Стеною дома будущих людей.
Но, Боже, если на стене этой вдруг проступит узор хотя бы одной такой жизни, какую прожил Домерщиков!
"Летучий Голландец" был обречен на вечные скитания по вине капитана. За что же "Авроре" уготовили ту же участь?
И, повторяя вопрос пересветовского матроса, спрошу - где же душа корабля: в старом корпусе, брошенном
Хранить память предков, реликвии Истории - не только нравственный долг, но и великое профессиональное умение. Владельцам "Авроры" не хватило ни того, ни другого. Они оказались из того разряда "ценителей искусства", которые могут откромсать ножницами полотно драгоценной картины, если оно не лезет в облюбованную раму.
Побыстрее и подешевле.
В конце восьмидесятых информационные центры мира, "банки электронной памяти" охватила сущая паника. В каналы ЭВМ попал "компьютерный вирус" дикая, блуждающая программа, которая уничтожала все, что хранилось в ячейках памяти, - цифры, факты, имена, даты.
"Компьютерный вирус" вел себя так же, как и его биологические сородичи, которые, проникая в клетку, вторгаются в ее святая святых - в код генетической информации - и начинают репродуцировать себе подобных. Клетка, лишенная собственной генетической памяти, перестает развиваться, делиться и в конце концов погибает.
Природа вирусов до конца не изучена, но ясно одно, что тот же компьютерный пожиратель памяти отнюдь не хаотический набор помех. Это хорошо организованное зло, зло в электронной ипостаси.
"Изображение бриллианта, неожиданно появившееся на экранах сразу 25 дисплеев, - сообщали газеты мира, - повергло в панику даже видавших виды чиновников. "Драгоценный камень" начал стремительно метаться по экранам, уничтожая все созданные на них с помощью электроники графики, таблицы, статистические сводки... Одновременно "взбунтовались" и сами ЭВМ, которые принялись самопроизвольно тиражировать испорченные электронные программы. Управление экономикой страны было парализовано".
Нечто подобное произошло с памятью нашей истории, когда в двадцатые годы некий "бриллиант" стал метаться по архивам, редакциям, библиотекам, издательствам, энциклопедиям, стирая имена, даты, факты, цифры вместе с носителями их и хранителями, "тиражируя испорченные программы". На них, на исторических фальшивках, взросло не одно поколение, питая свою память духовными суррогатами "вируса беспамятства", запущенного в умы и души людей.
Распалась связь времен? Она распадалась порой за нашими спинами, порой на наших глазах. Она и сейчас еще распадается, эта кровная связь. Но она не распалась. Еще не поздно многое спасти, восстановить, соединить оборванные нити и звенья. Еще не поздно создать Гавань исторических кораблей и отвести туда брошенный корпус "Авроры" вместе с другими историческими судами, доживающими свой многотрудный век на задворках портов и корабельных кладбищах. Еще не поздно восстановить чугунный крест на братской могиле двухсот
Грядущим поколениям еще меньше, чем нам, будет понятно, зачем понадобилось взрывать храмы Христа Спасителя с васнецовскими фресками и Спаса на водах, воздвигнутый на народные деньги в память моряков, погибших в Цусиме, зачем надо было выбрасывать из гробниц мощи Александра Невского и прах Багратиона? Зачем надо было уничтожать цвет русской культуры в Соловках и отвалах Беломорканала, развеивать его по зарубежью?
* * *
Судеб морских таинственная вязь... В общую ткань нашей истории вплетена она.
С печалью гляжу я на сей холст. Бреши, бреши, бреши...
Подобны изрешеченному в бою флагу - скрижали русского флота в уходящем веке. Одни и в самом деле прожжены-пробиты войнами. Другие... Тихо и тайно проела их черная моль... В лагерную пыль осыпались знаки славы и доблести.
Санкт-Петербург. Июль 1991 года
Ну вот, пока писались эти строки, как принято оговариваться в газетах, Ленинград стал снова Петербургом, обретя первородное имя - то самое, с каким с младенчества знали сей град мои герои.
...Живу в кольцевых лабиринтах старой Знаменской гостиницы, в номере с видом на часовую башню Московского вокзала, ворошу рукопись. Пора ставить точку. Ставлю ее уже в который раз, и... в который раз она на глазах превращается в многоточие.
Вдруг громыхнуло, да так, будто все пушки Питера - от полуденной в Петропавловке до бакового орудия на "Авроре" - пальнули разом. Сверкнула молния, и трепет ее повторили все шпили и кресты цареизбранного града. Так с корабельных мачт репетуют светом сигналы флагмана.
Гроза!
Их град жил без них. Без них все так же окунал он свое поднебесное злато то в зори, то в сумраки, кутался в снега, плескался в дождях, а порой, подобно их кораблям, тонул в морской воде по брюхо каменных сфинксов и бронзовых коней, когда разгневанное чем-то или кем-то море вдруг поднималось и само входило в улицы, как врывалось оно в погреба и трюмы их крейсеров и эсминцев...
Только в грозу мог раздаться этот телефонный звонок. Снимаю трубку: голос старого знакомца, моряка-историка Владимира Фотуньянца, вчерашнего капитана 2-го ранга, а ныне ночного сторожа в каком-то питерском кооперативе.
– Тебя еще интересуют бумаги Домерщикова?
– ?!!
– Видишь ли, кто ищет, тот иногда находит. Правда, не то, что искал сам, но зело полезное для другого.
– Не томи душу!..
– Тогда пиши шифр - В-8429 - и приезжай на Стрелку. В музей... Я там отложил кое-что в рукописном фонде.
– Но я же там искал!
– А это совсем в другой папке оказалось. Случайно наткнулся.
Боже, которая же по счету счастливая случайность?! Когда их столько они выстраиваются уже в некую закономерность...