Тайны семейного альбома
Шрифт:
Но именно из-за этого Блисс теперь жила так далеко. А она необычная девочка, удивительное сочетание красоты, ясности и жизнерадостности. Эти ее качества сумела передать в своих снимках Джесси, когда подготовила альбом под названием «Чудесный мир Блисс». Каждая страница этого альбома словно подтверждала, что свое имя Блисс получила не случайно. Быть может, тихий ангел, пролетая мимо в день ее рождения, и в самом деле благословил ее.
– Алло, бабушка! Ты еще здесь? – снова вступила в разговор Джесси. – А я приготовила тебе свеженькую –
– Ты наконец-то выходишь замуж? – и, заглядывая вперед, Рейчел тут же представила себе свадебный ужин, и Астор Брук в числе приглашенных. – Думаю, что на свадебное торжество мы пригласим только членов семьи и самых близких друзей. Человек пятьдесят. Разумеется, стол будет а ля фуршет. Что-то в этом духе.
– Нет, дорогая бабушка. Мы еще не надумали жениться. Обещаю тебе, как только мы примем такое решение – ты будешь первая, кому мы сообщим об этом.
– Хмм. Тогда что же это за горяченькая новость? Ты отрезала волосы?
Волосы Джесси тоже стали предметом споров. Рейчел считала, что у Джесси слишком длинные волосы для женщины, которой скоро исполнится сорок лет. Основной козырь в этом споре у Джесси, как у всех женщин:
– Они слишком нравятся Клиффорду, чтобы я могла их отрезать. Он сказал, что немедленно бросит меня, если я вздумаю обрезать волосы. А ведь ты не захочешь, чтобы у меня появилась короткая стрижка, но зато исчез муж.
Помолчав, Рейчел снова вернулась к тому, с чего они начали разговор:
– Итак? Не томи, говори: что это за свеженькая новость?
Но Джесси продолжала поддразнивать ее:
– Нет, ни за что! Во всяком случае, не сейчас. Тебе придется потерпеть до вечера. За ужином. Мне страшно хочется увидеть, какое у тебя будет при этом выражение лица. Пока-а-а-а!
В другой день такая игривость Джесси оставила бы после себя оскомину. Но не сегодня, когда фото Рейчел красуется на страницах «Таймс» рядом с Астор Брук и когда ей предстоит провести вместе с Блисс почти целый день.
Они будут делать только то, что захочет Блисс, – и болтая о всякой всячине, пересмотрят коллекцию одежды Рейчел. Все, что накопилось у нее за 89 лет жизни.
Рейчел ничего не выбрасывала. По той причине, что никогда не знаешь, что может понадобиться в будущем. Все, что она приобретала, сохранялось в специальной комнате с зеркалами из небьющегося триплекса. Каждая вещь датирована, пронумерована, описана и помещена в особом шкафу, где поддерживалась необходимая температура. История ее жизни, развешанная на вешалках, разложенная по коробкам и занесенная в ящички каталогов.
По составленному ею завещанию коллекция должна быть выставлена как единое произведение искусства в Метрополитен-музее. И постоянная экспозиция будет носить ее имя – Рейчел Лоуренс Салинко.
Блисс – единственная из всех членов семьи – получила приглашение осмотреть коллекцию. Ханна вряд ли смогла бы просмотреть столько вешалок с
«Нет!» – раздраженно ответила Рейчел, когда Ханна спросила, не сохранила ли она и ту самую шаль в своей коллекции.
«Но ведь ты сохраняешь все. И, может быть, твоя шаль, как плащаница из Турина, тоже дожидается своего часа».
То, что не понимает и не чувствует Ханна, – вызывает отклик в душе Блисс. И несмотря на разницу в 75 лет, между ними возникла и окрепла особенная связь. Где-то в тайниках души Рейчел сохранила то юношеское восприятие жизни, которое так тонко чувствовала Блисс и которое было ей так близко. А Рейчел узнавала в правнучке ту же самую юношескую влюбленность в мир, любопытство и готовность к приключениям, способность удивляться и радоваться всему. Много лет назад Рейчел утратила эти чувства, но она знала, каковы они на вкус. Ее дочь не унаследовала их, как и две ее внучки. Они проявились только у Блисс, и Рейчел намеревалась сохранить и развить их таким образом, чтобы они остались у правнучки даже после того, как самой Рейчел уже не будет.
– Уэсли! – наклонилась она к переговорному устройству.
И он тотчас появился в солярии, чтобы получить указания на день.
– Блисс приедет к ланчу. Надо заказать фрукты, овощи и хлеб грубого помола. Ириски. Побольше ирисок. Соевое масло. Салат. Не так, как в прошлый раз, хорошо?
Быть может, и правильно, что Блисс теперь начала отдавать предпочтение такой еде, но Рейчел время от времени не без грусти вспоминала их походы в Макдональдс, горячие сосиски в зоопарке и буфеты в кинотеатрах.
– Луковый пирог уже поставили в печь, – доложил Уэсли. – Сок яблочный. Натуральный. Без сахара. А на десерт?
Уэсли считался большим мастером по приготовлению сырного кекса без сыра, такого воздушного и сдобного, что ни один человек не смог поверить, что в нем нет ни капельки молочных продуктов.
– Поздравляю, Ваше Высочество! – стремительный, как всегда, несмотря на свои семьдесят лет, вошел Роберт, размахивая страницей «Таймс», на которой помещалась фотография Рейчел.
– А теперь слезай с пьедестала и начнем работать.
«Не так уж плохо! – второй раз за это утро подумала Рейчел, мимоходом оглядев свою фигуру в зеркале спортивной комнаты. – Не так уж и плохо для старой перечницы». Она в который раз удивлялась тому, как Роберту удается преодолевать напряжение и одеревенелость ее тела. В его руках она становилась мягкой и податливой, как тряпичная кукла. Пот покатил градом, даже волосы взмокли.
Да, она еще не похожа на старую корягу. Ее тело все еще живое и останется таким еще долгое время, не взирая на календарные даты.