Тайны тысячелетий
Шрифт:
Люди, подобные да Кунжа, яростно боролись с Сулейманом и его союзниками за контроль торговых пунктов и маршрутов, находящихся под покровительством ислама, которые да Гама и его последователи обходили с флангов. Сулейман направлял свой флот, чтобы ослабить мертвую хватку португальцев. Дью пережил две жуткие осады. Защищая священные города ислама и выход на караванные маршруты из Персидского залива и Красного моря в Бейрут и Александрию, Сулейман сражался до сих пор в Средиземноморье, но теперь его интересы распространились и на Индийский океан.
Стратегия
Красное море было единственными воротами, которые португальцы не смогли закрыть. Они совершали туда набеги, однажды проделали весь путь до Суэца, а в 1517 году растревожили Мекку своей бомбардировкой ее порта в Джидде.
Я прибыл в Джидду самолетом, пролетев над водами арабского побережья. Живописная зелено-белая мозаика мелководья и мелких островков настолько приятна глазу, насколько же опасна для мореплавателя, который должен преодолевать ветер, дующий шесть месяцев в одном направлении, северном, и полгода — в противоположном.
«Это была арена галерных войн, — объяснил военно-морской историк Джон Гульмартин. — В открытом море широкопалубная португальская каравелла могла вытащить оттоманскую галеру из воды. Но в Красном море, полном мелководий, весельная галера обладала преимуществом: она могла маневрировать там, где парусный корабль был не в состоянии это сделать. А при наличии дружественной земли с тыла ее корму можно было поднять на сушу и направить ее дальнобойные орудия на каравеллу, которая не могла подойти достаточно близко, чтобы нанести ответный удар. В Джидде оттоманские галеры находили убежище в канале, изогнутом в виде буквы S. При значительном количестве орудийных батарей, появление в нем парусного корабля означало просто самоубийство».
Сулейман утвердил свой контроль над Красным морем, завоевав Аден и Йемен. Древние называли этот юго-западный уголок Аравии «Арабией Феликс», то есть «Счастливой Аравией» за ее центральные возвышенности на высоте около трех тысяч метров, зеленые террасы которых располагали к блаженному отдыху после раскаленных пустынных песков внутри суши и парниковых низменностей Красного моря. Я же назвал это место «Гостеприимной Аравией», после того как был приглашен на обед в деревню Джиблах, в один из залов на четвертом этаже, Мухаммедом Касимом аль-Госха, которого я только что встретил.
Мы уселись в кружок на коленях, погружая правые руки в общий котел и орудуя ими на подносах — отец, сын и друзья. Один, придя из деревни, где он живет со своими четырьмя женами, повесил свою винтовку при входе. Хозяин дома щедро угощал. В дверях стояли женщины и дети и смотрели на нас украдкой, посмеиваясь над единственным мужчиной, который не был одет в тюрбан, юбку до колен и не носил широкого пояса, поддерживающего кривой кинжал, без которого йеменский мужчина чувствует себя раздетым.
Позднее, с борта транспортного самолета оманских военно-воздушных сил, пилотируемого Саифом Бином Сулейманом, я наблюдал на радарном экране за яркими линиями побережья Омана и Ирана и за светлячками танкеров, ожидающих загрузки в Персидском заливе, где шла война. В Ормузском проливе шириной 28 миль Оманский полуостров Мусандам протягивает гигантский скальный палец в солнечное сплетение Ирана — ныне это такой же стратегически важный пункт, как и во времена Сулеймана. Приближаясь к нему, я размышлял обо всех превратностях в деле поддержания этих морских линий открытыми и жизнеспособными. Патрулирующие военные корабли были похожи на сидящих уток; самолеты слетались к ним, когда им требовалась дозаправка.
…Иранский шах Тахмасп мог позволить себе улыбку. Снова вернулись посланники Сулеймана. Сообщения были самого разного толка: заверения в дружбе, вежливые просьбы о том, чтобы гость шаха возвратился целым и невредимым, угрозы войны. В этот раз посланники привезли 500 тысяч золотых монет, 40 сирийских и арабских скакунов, которым «нет равных по легкости хода, в седлах, украшенных драгоценностями… в расшитых попонах». Заложник действительно стоил всего этого — им был сын Сулеймана, Байязид.
Смуглолицый шах с толстыми губами и бородой оглядел свой роскошный новый зал для приемов в Кожвине. Сулейман сжег старый в Тебризе, в 250 милях к северо-западу. Его армии трижды захватывали эти края.
Багдад и Басра в долине Тигра и Евфрата на территории современного Ирака были потеряны; ушли все земли от Кавказа до Бахрейна в Персидском заливе. Наконец две империи, Оттоманская — суннитов и Сафавидская — шиитов, наскоро заключили перемирие в своей борьбе за духовное руководство исламом, что засвидетельствовал мирный договор в Амассии в 1555 году; в том же году у католиков и протестантов случилась короткая передышка в их религиозных войнах в Германии с заключением мирного договора в Аугсбурге.
Нет, Тахмаспа не привлекала большая война, потому что терялось все больше провинций. И теперь, в 1561 году, принц Байязид был передан послам. Но он даже не вышел за ворота Кожвина. Палач Сулеймана лишил его жизни. Байязид искал убежища у исконного врага. Суд его отца не знал исключений. По иронии судьбы, три самые крупные личные трагедии Сулеймана связаны с Ираном и его русской женой, Роксоланой. Чтобы получить неограниченную власть над ним, Роксолане пришлось избавиться от Ибрагима, который был единственным, кто делил трапезы с султаном, получил дворец у ипподрома и сестру Сулеймана в жены, и превосходный великий визирь в течение 13 лет.