Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды
Шрифт:
Интересна аргументация обеих сторон. С. Антончик: «Стачком прекрасно отдает себе отчет в том, что объявить всеобщую политическую стачку в посткоммунистическом государстве с прокоммунистическим правительством – это романтизм, но через этот романтизм тоже нужно пройти». Правительственная сторона: «Многими чудесами ошарашила нас реформаторская пора, но такого еще не бывало, чтобы буржуа призывали рабочих к стачке. Абсурд!» Газета «Советская Белоруссия», чьим учредителем являлся Совет Министров Республики Беларусь, так прокомментировала эту попытку: «Пусть радикалы-реформаторы зовут на стачку народ из «комков», коммерческих банков, богатых офисов. Вот смеху было бы, обратись БНФ к своей социальной опоре! А то решили
Итак, закончившаяся досрочно бессрочная забастовка показала, что БНФ не пользовался влиянием на заводах и, следовательно, он потерял былую популярность. Не имел БНФ сторонников и в селе. На заводах, где поначалу прислушивались к голосу бээнэфовцев, критиковавших партгосноменклатуру и обещавших лучшую жизнь, это улучшение так и не увидели. Наоборот, жизнь значительно ухудшилась, и это кожей чувствовало большинство горожан. Что касается сельского населения, то оно в Белоруссии стабильное и, в отличие от промышленных рабочих, среди которых немало мигрантов в первом поколении, обладает достаточно крепкой исторической памятью, которая сохранила неисчислимые беды, связанные с белорусизацией населения.
Республика пережила две крупные кампании по белорусизации, знает, что это такое, и потому весьма осторожно внимала призывам новых национал-радикалов. Инстинкт самосохранения подсказывал, что эта линия к добру не приведет.
Первая белорусизация. Страшными страданиями, огромными жертвами закончилась первая попытка белорусизации в двадцатых годах. По расхожей версии Москва, чтобы отвести обвинения Запада и белорусской эмиграции в русификации земель, собранных в Белорусскую Советскую Социалистическую Республику, пошла на перевод государственного и общественного делопроизводства с русского на белорусский язык. На родном языке коренного населения велось преподавание в школах всех типов. Белорусизации подверглась также деятельность научных и культурных учреждений, издательств, газет и журналов. При этом другие народы республики получили право пользоваться своим родным языком в названных выше сферах. Не были исключением и евреи.
В начале 20-х годов их язык был провозглашен одним из четырех государственных языков БССР. На идиш выходили журналы и газеты, были еврейские отделы в Институте белорусской культуры и Белорусской Академии наук, в музеях, работали театры, учебные заведения.
Белорусские евреи, кстати, дали немало выдающихся ученых, писателей, художников, государственных деятелей с мировым именем. Среди них классик еврейской литературы Менделе Мойхер-Сфорим, создатель языка эсперанто Людвик Заменгоф, художник Марк Шагал, классик белорусской литературы Змитрок Бедуля (Самуил Плавник), физик-теоретик Яков Зельдович, скульптор Заир Азгур, писатель-фантаст Айзек Азимов, первый президент Израиля Хаим Вейцман, физик и химик Виталий Гольданский.
В 1921 году Ленин дал согласие на открытие в Минске Белорусского государственного университета, впоследствии названного его именем, и одновременно Института белорусской культуры (Инбелкульт), на базе которого в 1928 году была создана Академия наук БССР. Официальная историография и сегодня расценивает создание этих двух крупных центров национальной науки и культуры как проявление заботы центральной советской власти в Москве о братском народе, бескорыстной помощи выдающихся деятелей науки и культуры Москвы, Ленинграда и других крупных городов России. В учебниках фигурируют имена приехавшего из Москвы первого ректора Белорусского университета В. И. Пичеты, талантливых литературоведов-профессоров И. Замотина из Донского университета, Е. Боричевского из Москвы, А. Вознесенского из Ростова, ученых других специальностей – математиков, естествоиспытателей,
Несомненно, ученые гуманитарного профиля быстрее других восприняли традиции и обычаи белорусов и, что важно, их язык и литературу. Прошло всего несколько лет, и приезжие сами стали творцами этой культуры: писали книги и брошюры по различным отраслям белорусоведения, выступали с лекциями и докладами на белорусском языке, способствовали его пропаганде и авторитету. Ученые-гуманитарии воспитали большую плеяду национальной интеллигенции, содействовали расцвету творчества белорусских писателей, артистов, композиторов, художников.
Особая роль в становлении белорусской культуры принадлежит Владимиру Ивановичу Пичете. Он родился в семье священника, серба по национальности. Учился в Московском университете, кандидатскую диссертацию защищал под руководством известного историка В. Ключевского. Был профессором этого университета, зарекомендовал себя знатоком славяноведческих проблем, написал ряд крупных трудов по истории России, Белоруссии, Литвы и Польши. Когда в годы Первой мировой войны беженцы из Белоруссии создали в Москве Белорусское научно-культурное общество, Пичета был избран его председателем, читал лекции по истории белорусского народа в народном университете при этом обществе. В октябре 1920 года Пичета возглавил Московскую комиссию по созданию Белорусского университета, а в июле 1921 года после торжественного открытия стал его первым ректором.
За 1921-1929 годы Пичета опубликовал около 150 монографий, статей и научно-популярных работ. Об их характере и направленности можно судить по названиям: «История Белоруссии» (часть 1, 1924, на белорусском языке), «Белорусское возрождение ХVI века и современное белорусское национально-культурное возрождение Советской Белоруссии» (1925), «Полоцкая земля в ХVI веке», «Белорусское возрождение в ХVI веке», «Печать Белоруссии в ХVI – ХVII вв.», «Скориниана», «Белорусский язык как фактор национальной культуры» и др.
Пичета сблизился с белорусскими писательскими объединениями, которые вскоре были обвинены в «национал-демократизме». Начавшаяся в 1921 году белорусизация закончилась в 1933 году разгромом университета, травлей и репрессиями ученых и писателей, снятием Пичеты с поста ректора. Шельмованию была подвергнута наиболее квалифицированная часть национальных кадров. Пичету обвинили в «белорусском национал-демократизме» и в «антимосковской ориентации».
Так печально закончилась почти десятилетняя государственная кампания по белорусизации. Она принесла много горя и страданий людям, которые искренне поверили в инициированное Москвой белорусское национальное возрождение. Поиск «нацдемов» приобрел невиданный размах: для подозрения достаточно было доноса, что кто-то разговаривает по-белорусски. Пичету спасло то, что он скрылся в российской глубинке. Изгнанный из Белоруссии, он отсиделся в провинции и только в 1939 году вернулся в Москву. В отличие от многих коллег по университету, которых постигла незавидная участь, Пичета вскоре возглавил созданную «под него» в МГУ кафедру истории южных и западных славян. В 1946 году он стал академиком АН СССР. Умер своей смертью в 1946 году.
Книги Пичеты в Белоруссии были изъяты из библиотек. В годы горбачевской гласности эти труды воспроизводились в литературных и научных журналах. Об их авторе появилось множество публикаций. Оценки – самые противоречивые. От симпатий – честнейший ученый, в противовес Москве, его приславшей, пришел к самостоятельному выводу, что вхождение белорусских земель в состав Российской империи было для белорусского национального бытия таким же отрицательным фактором, как и политическая связанность с Речью Посполитой, – до обвинений в провокации. Приехал, заморочил голову, выявил и собрал все самобытное, талантливое, перспективное. И сдал… Вся молодая национальная интеллигенция, подающая надежды, была с корнем вырвана из родной почвы.