Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды
Шрифт:
…Иду к Г. М. Маленкову.
– За что снимаете?
– И разговора не было, откуда ты взял?
И разговора не было?…
Иду к Н. С. Хрущеву. Тот тоже все отрицает.
– А что касается Мельникова, – говорит он, – то это совсем другое дело.
И бросает в адрес Мельникова несколько нелестных слов. Но ведь я-то знал, что это не так. Понимаю, что все это не так просто, что это не только проявление недружелюбного отношения к Мельникову.
– Нет, нет, – успокаивает меня Хрущев, – можешь спокойно возвращаться в Минск.
Помню, не поверил в искренность его слов. Уроки жизни учат. Тем более что
Был у меня в Москве хороший друг – генерал Андрей Илларионович Соколов. Мы были знакомы с времен войны – я был секретарем Челябинского обкома, а он уполномоченным Государственного Комитета обороны. Совместные заботы об организации производства оружия сдружили нас. И каждый из нас считал своим долгом прийти на помощь друг другу и разделить с ним невзгоды жизни. Мы встретились, хотелось все обдумать. Генерал Соколов посоветовал мне позвонить Берия. Важно было знать, как тот прореагирует на мой прямой звонок.
Решаюсь, звоню. Ссылаясь на чрезмерную занятость, тот от встречи уклоняется. Это говорило уже о многом. Отказ от встречи – неоспоримое подтверждение тому, что события развиваются в направлении, о котором сообщил П. П. Кондаков.
Ну а как же заверения секретарей ЦК и председателя правительства? Как поступить дальше? Мелькнула мысль: секретари ЦК, видимо, все еще не знают об уловках Берия в столь важном вопросе. Добившись снятия Мельникова, он, возможно, решил несколько подождать с белорусским секретарем. Отсюда и ответы некоторых руководящих товарищей на мои вопросы: «Откуда ты взял?», «И разговора не было». Берия был хитрый враг, умело маскировавший свои враждебные действия.
Да, конечно, разговора-то, скорее всего, не было. А вот возможность обсуждения вопроса обо мне в ближайшее время? Но это уже другое дело».
Короче, в Москве тревожные мысли обуревали Патоличева. Все прояснилось через несколько дней.
«Позвонил мне в Минск Хрущев, – вспоминает Николай Семенович, – и сообщил, что… Далее шли уже знакомые мне формулировки: «За нарушение ленинской национальной политики, за…» План Берия воплощался в решение.
На второй фразе я прервал Хрущева:
– Все это мне давно известно. Давно. Месяц, товарищ Хрущев.
На этом разговор закончился. Сообщил «новость» Баскакову – он помрачнел.
– Что загрустил, дружище? – спрашиваю Баскакова.
– Берия заставит меня писать.
– Что?
– Писать на тебя. Ты знаешь его приемы.
Тут настала очередь задуматься и мне.
– Заставит, – согласился я.
Баскаков в Минске ничего не написал. Его отозвали в Москву. Он не написал и там. Его сняли с поста министра. Берия шел напролом.
И вот я снова в Москве. Всю многочасовую дорогу думал, как вести себя дальше. Ведь должен же Хрущев сказать мне что-нибудь. Менее недели прошло после нашего разговора, когда он уверял, что знать ничего не знает, успокаивал, уверял, что снятие Мельникова никакого отношения ко мне не имеет. Раздумывал, как повести себя, если Хрущев спросит, откуда я знал все заранее.
Хрущев ничего не сказал и ни о чем не спросил. Тут я понял, что дело значительно сложнее. И это очень скоро подтвердилось. В аппарате ЦК мне сказали, что в Минске без меня прошло заседание Бюро ЦК Компартии, готовится пленум.
Признаться, я был ошеломлен.
Иду к Хрущеву. Рассказываю ему, что делается в Минске. Он спокойно выслушивает, моего возмущения не разделяет. Я выразил ему свое негодование и попросил разрешить мне не присутствовать на пленуме ЦК Компартии Белоруссии, где будет обсуждаться организационный вопрос.
– Почему? – спрашивает Хрущев.
И вот тут я произношу фразу, известную, может быть, немногим:
– Пленум меня поддержит.
– Но есть же решение Центрального Комитета, – недоумевает Хрущев.
– И несмотря на это пленум меня поддержит, – еще раз говорю я.
Таков разговор, состоявшийся у нас с Н. С. Хрущевым. Больше мы ничего не сказали друг другу. Моя уверенность в поддержке пленума была для него неожиданной, но он ничего вразумительного в ответ не сказал».
Можно представить, что напишут по этому поводу современные белорусские национал-радикалы. Русского Патоличева хотели заменить белорусом Зимяниным, а привозной Патоличев, обвиняемый Москвой в русификации Белоруссии, не хотел уступать место представителю коренной нации.
«С тяжелым чувством возвращался я в Минск, – писал Патоличев. – Ехал в автомашине, было время подумать. Мысли были приблизительно такие. Все члены Президиума ЦК КПСС знают меня по работе в Ярославле, Челябинске, Украине, Ростове-на-Дону. Знают как члена ЦК. Как же они отнесутся к тому, что меня обвиняют в нарушении ленинской национальной политики по сфабрикованным Берия материалам.
Созыв пленума ЦК Компартии Белоруссии затягивался. Шли беседы: с секретарями обкомов, секретарями горкомов и райкомов, с министрами, деятелями искусства. Отдельная беседа – со старшиной белорусской интеллигенции тех лет Якубом Коласам. Необычно в партийной практике, конечно. Все это настораживало коммунистов. Время работало на меня.
Смысл бесед был таков: провести пленум Центрального Комитета Компартии Белоруссии «на высоком принципиальном уровне», «беспощадно раскритиковать недостатки и ошибки в национальном вопросе и в руководстве сельским хозяйством». Раскритиковать работу первого секретаря и поддержать решение о его освобождении. Большое значение придавалось мнению интеллигенции, в частности, Якуба Коласа. Он должен был сказать полным голосом, за ним пойдут. Об этом мне потом рассказывал сам Якуб Колас.
Но те, с кем шли эти предварительные разговоры, недоумевали. «К чему бы все это? Как это можно?» Такие настроения дошли до меня.
Прошло еще 2-3 дня. Заходит ко мне заведующий сектором ЦК, информирует: «Мне поручено сообщить вам, что сегодня состоится заседание Бюро ЦК. Будет рассматриваться текст доклада на пленуме».
Вот так ситуация: мне, первому секретарю, в последнюю очередь становится известно о заседании Бюро ЦК Компартии республики.
Спрашиваю:
– Я приглашаюсь на это заседание?
– Мне поручено лишь сообщить вам о заседании, – отвечают мне.
Начинаю понимать, что «украинский эксперимент», успешно проведенный, хотят повторить. На пленуме ЦК Компартии Украины Мельникова вывели из состава членов Бюро ЦК еще до рассмотрения вопроса. Его не допустили в состав президиума.